Классовая историография всегда и везде делала свое дело в угоду властей предержащих и устраняла из хроник имена неугодных им деятелей истории. Так было и в Грузии. Вот почему приходится говорить только об отдельных сведениях о жизни Руставели и его поэме. Единственным источником этих сведений является сама поэма "Витязь в тигровой шкуре". Следовательно, все сводится к тому, что нам удается выяснить из самой поэмы.
Самым основным вопросом является отношение Руставели к поэме «Витязь в тигровой шкуре». Иначе говоря — имеется ли в поэме достаточно указаний на то, что создателем поэмы является Руставели или, по древне-грузинскому, Руствели?
Понятное дело, что поэт упоминает себя не в повествовательной части поэмы: это означало бы ввести себя в сюжетную канву поэмы. В поэме есть отступления, когда поэт обращается к себе, или к читателю, но они касаются художественных приемов передачи сильных впечатлений и вообще связаны с чрезвычайными обстоятельствами. Но называет себя поэт всего четыре раза: два раза в прологе и два раза в эпилоге.
Говоря о судьбе своего героя — Тариэля, что его надо воспеть со слезами, Руставели пишет:
Тут Руставели не только совершенно ясно говорит о себе, как об авторе поэмы, но дает автобиографический момент о том, что он пел влюбленный. В кого же? Об этом речь дальше:
Можно оставить в стороне вопрос о предмете любви поэта, о котором он довольно прозрачно говорит и здесь и, особенно, в других местах пролога. С историко-литературной точки зрения важней, что тут поэт прямо указывает на свое авторство в отношении нашей поэмы. Значит, в прологе есть два момента: а) я Руствели со слезами воспел (стихами) Тариэля и б) это — именно я Руствели строил эту свою поэму.
Эпилог, повторяя, подтверждает сказанное в прологе и, где надо, добавочно поясняет его. В первой строфе эпилога не только указано, что Руставели — автор поэмы, но дается пояснение, что он, Руставели — месх, то есть из той передовой части Грузии, которая в свое время высоко держала знамя грузинской культуры и геройски защищала ее интересы.
Эта строфа никак не заключительная для поэмы вообще, и тут поэт говорит о себе, не как о создателе поэмы, а как о писателе, взявшемся описать тяготы жизни вообще, каковая задача кажется ему непосильной для него — певца из Рустави. Отсюда вопросительно-отрицательный оборот поэтической фразы, да еще с аллитерацией! Эту строфу эпилога надо привести целиком:
Ясно, что четвертая строка, как правило, заключает строфу, отвечает ее замыслу. Строфа очень сложна композиционно и по смыслу. Переводчикам перевести ее не удавалось По этому вопросу нет единодушия и среди специалистов-руствелологов. Мы не будем здесь углубляться в вопрос: займемся только последней строкой нашей строфы.
Описав зло и коварство мира, Руставели пишет в последней строке дословно:
Беда в том, что в грузинском тексте слово "винме", если его читать вместе, означает некий, неизвестный, а если его читать раздельно "вин ме", то это значит "Я ли", "мне-ли". Так она читается и в тексте самой поэмы: "ме вин" = "вин ме".
Поэтому и получились следующие переводы:
Переводчиков в какой-то степени извиняет трудность чтения первой половины строки.
Руставели, как творец "Витязя в тигровой шкуре", исчезает в этих переводах и на его место выступает какой то "безвестный месх из Рустави". Конечно, это не так: Руставели сидит на своем месте — на царственном троне чудословца — творца поэмы. Текст читается в русской транскрипции так:
Тут аллитерация на слог ме три раза повторяется до цезуры, согласно правила анафорической аллитерации:
Вот русский перевод с сохранением аллитерации: