Читаем Любовь полностью

Они лежат рядом, на кровати. Марина — все в той же рубашке, он — в брюках и свитере, скинув только ботинки. На тумбочке, у кровати — чашки с недопитым чаем, сахарница и бутерброды. Марина водит пальчиком по его лицу…

В а д и м. Мы тогда чуть ли не до вечера провалялись в постели, она мне все рассказывала, понимаешь? У нее никого еще не было. В общем, она была девушкой. Поэтому так долго не решалась. Все–таки как мало мы разбираемся в людях.

Марина приподнимается на локтях, заглядывает Вадиму в глаза. Вадим серьезен, немного задумчив.

— Ты на меня обиделся, да? — шепчет она. — Обиделся?

Он молчит.

— Пойми, для… этого я должна полюбить. Это должен быть любимый человек. И ему я отдам все. — Она целует его в нос.

— А меня ты не любишь? — он отворачивается.

— Ты хочешь все сразу, сразу… Я так не могу. Вот я уже к тебе привыкаю, привыкаю, ты уже свой, родной. Родной–родной! — Она крепко прижимается к нему. — Вот такой!

Вадим и Марина снова целуются, поначалу тихо и ласково, потом — задыхаясь от страсти.

Слышится звук ключа, вставляемого в дверь.

Лихорадочные сборы. Стелется постель. Чашки и остатки бутербродов — в платяной шкаф. Марина натягивает платье. Сахарница, сахарница… Марина вдруг громко смеется.

— Тише.

— Не бойся, она же почти глухая! — И Марина, будто наслаждаясь риском, жадно целует его в губы.

С а ш а. Можешь меня поздравить. Меня позвали в гости.

Саша втащил в лифт картонную коробку, закрыл дверь…

— Подождите минуточку, сейчас!

На лестнице послышались шаги, дверь лифта открылась, и в кабину протиснулся мужчина с букетиком в руках.

— Вам какой? — спросил он.

— Пятый.

— И мне пятый. Удачно, да?

Мужчина нажал на кнопку. Это был тот самый человек, которого однажды они с Машей встретили у подъезда. Не разговаривая они поднялись на пятый этаж.

— Квартира не эта случайно? — указал мужчина на дверь.

— Эта.

— Что ж, значит вместе, — сказал мужчина и помог вытащить коробку.

Дверь открыла Маша. В руке она держала горящую свечку. В квартире было темно.

— Здравствуйте, Михал Михалыч. Здравствуй. Заходи. — Она подставила мужчине щеку и отступила в прихожую.

— Что это у вас… такая романтика?

— Света уже два часа нет.

Пока Саша снимал ботинки, из глубины квартиры послышался раздраженный голос:

— Опять, опять все сначала, я же тысячу раз говорила тебе, мама, ты что, издеваешься надо мной? — С силой хлопнула дверь. И уже из комнаты: — Я говорила, не ходи туда, не позорься!.. Убедительно прошу оставить меня в покое!

— Ураган, — сказал Михал Михалыч и выразительно посмотрел на Машу. Она пожала плечами и, высоко подняв свечу, повела гостей за собой. Саша в темноте осторожно ставил ногу, боясь споткнуться и уронить коробку.

— Это у тебя что? — бросила через плечо Маша.

— Увидишь.

На кухне, тоже освещенной свечами, у плиты возилась старуха.

— Бабушка, это Саша.

Саша поставил коробку и протянул руку. Бабушка неожиданно крепко пожала ее и отрекомендовалась:

— Ревекка Самойловна. Маша, этот симпатичный молодой человек, это не тот, с которым ты встречалась еще в школе?

— Нет, бабушка, это другой, — досадливо сказала Маша и перевела разговор: — Саша что–то принес в большой коробке и наотрез отказывается сообщить что.

— Да я сейчас открою… — Саша взялся за шпагат.

В это время послышался стук открываемой двери и женский крик:

— Ты смотрела сегодня почту? Я спрашиваю?!

— Нет. И не собираюсь. Ходи сама, — резко ответила Маша.

— Я схожу, — быстро предложила старуха.

— Пожалуйста, живите без меня! Вы слышите? Я не хочу никого видеть! — И дверь захлопнулась.

Ревекка Самойловна, Маша и Михал Михалыч переглянулись между собой. Саша сосредоточенно занимался ящиком.

Ревекка Самойловна достала из кармана передника сигареты, села у стола и закурила.

— Боже мой, я когда–нибудь умру от этой темноты, я не вижу ваших лиц. — Она вздохнула. — Может, сходить за почтой?

— Не надо, — сказала Маша. — Так и рехнуться можно.

Михал Михалыч взял со стола свой букетик и, помявшись, шагнул к дверям. Это был большой, грузный, лысоватый мужчина. Он все время виновато улыбался, вздыхал и оправлял пиджак.

— Если через полчаса не вернусь, — сказал он, — не ждите. Пробирайтесь к своим.

Бабушка горестно усмехнулась, а Маша сказала: — Мы вас не бросим, комиссар.

Михал Михалыч ушел в темноту. В некотором напряжении все услышали его осторожный стук в дверь, потом женский голос: «Я же просила, просила вас…», потом звук закрываемой двери и дальше — плач и неразборчивые утешения.

Саша наконец развязал шпагат, свернул его и положил в карман, отступил. Наверху были виноградные листья, потом сам виноград, под ним — желтые, лоснящиеся персики, а на дне — огромные, налитые соком груши.

— Слушай… Какая вкуснятина! — Маша отщипнула виноградинку и сунула в рот. — Откуда?

— У меня родственники в Херсоне, каждую осень присылают.

— Я была в Херсоне до войны, чудный город, — сказала старуха. — А ваши родители в курсе, что вы унесли?

— У нас еще много. Кстати, скоро будут уже свои, мы за городом строим дом…

— Давай помою, — перебила его Маша. Она откусила кусочек персика, сок брызнул и потек по пальцам.