Читаем Ольга и Константин полностью

— Добрый вечор… Нам в одно купе, верно?

— Добрый вечер, — она развернула, посмотрела внимательно. — Места рядом, но одно боковое. Наш вагон плацкартный… Проходите.

— Та-ак… Ты опять экономишь, да? — высокий сурово смерил взглядом обладателя обширной кепки. — Я тебя какой вагон просил взять?

— Не было, честное слово, не было, — защищался тот. И постарался умилостивить: — Зато вагон-ресторан близко… Далеко идти не надо.

— Вагон-ресторан работает только с девяти утра, — укоризненно сообщила проводница. — А до отправления осталось три минуты, займите места.

Ладно, Малхас. — Высокий поднял объемистую сумку, встряхнул, и в ней многократно и стеклянно позвякало. — Молдавское вино нашел, вечер как-нибудь переждем, я думаю. А утром в девять сядем, и до Москвы я про тебя все расскажу… Чтобы знал, какой ты есть!

— Слушай, Котэ, давай места займем, а? — обеспокоенно предложил рыжеусый. — Говорил — дождь надоел, а мы стоим, мокнем.

Они один за другим вошли в вагон, и проводница встала на площадку тамбура. От головы поезда донеслось низкое мычание тепловоза, затем дрогнули и нехотя поползли вагоны.

Вагон-ресторан не мог пожаловаться на отсутствие внимания со стороны пассажиров, две официантки — на обилие свободных минут.

А из-за многих столиков нет-нет да и поглядывали на троих мужчин, большую часть времени проводивших стоя, потому что они то и дело произносили тосты.

— …еще раз хочу выпить за тебя, Константин Гогуадзе, за твое щедрое сердце, приятный характер, пусть тебе во всем сопутствует удача! — рыжеусый перевел дыхание, набрал воздуха, дабы закончить. — Чтобы ты всегда оставался веселым, умным…

— О! — поддакнул Малхас многозначительно, щуря глаза, ставшие уже маслянисто-блестящими от выпитого.

— … и таким расположенным к друзьям. Дай я тебя поцелую!

После объятий все сели. На столе только в одной из семи бутылок шампанского оставалось содержимое, и Константин звонко щелкнул пальцами, привлекая внимание официантки:

— Еще четыре… И шоколаду две плитки, пожалуйста.

— Зачем — четыре? — воспротивился Малхас. — Три довольно будет.

— Пусть стоят, — Константин взял с тарелки веточку петрушки, смотрел в окно, покусывая. Обычно улыбчивое лицо его стало серьезным, без улыбки казалось и старше и значительнее. — Ох, елки-палки, густой ты мой лес… Попилил я тебя от души!

— Где пилил? — удивился Малхас, оторвавшись от созерцания миловидной девушки за другим столиком. — Когда успел?

— Далеко пилил, братец… И все приговаривал: нельзя перед рейсом пить, нельзя! А вот придется ли еще за баранку сесть — этого не знаю.

— Ва-ах! Задавил кого? — удивился рыжеусый. — Почему не расскажешь?

— Задавил бы — так легко не отделался. Нет, батоно Васо, просто вечером у друга гулял, а утром поехал… На скользкой дороге дурака догнал, а тот об меня стукнуться решил! У него в «Волге» трое, я — один. И как раз ГАИ безопасность движения праздновать затеяла… Мне трубочку дают, дуй, говорят. — Константин взял бутылку, дунул в горлышко. — Я дунул, а там такое показало! — Он неожиданно засмеялся. — И, понимаешь, какая глупость: записали прав лишить, а отобрать забыли, так посадить торопились. Теперь хочу восстановить, а боюсь — ведь права же у меня, и в талоне одна дырка всего.

— Э-э-э! Зачем тебе опять баранку крутить? — удивился Васо. — Мало за это получил, да? И работа грязная… Ты не торопись, оглядись сначала. Молодой еще.

— Сорок лет, какой молодой! И почему — грязная? Я в кабине сидел как король, машину поставлю, и па свидание можно… Если б опять водить разрешили, разве б я с цветами возиться начал? Это дядя Карло упросил: съезди, продай, выручи старика… Отказать не смог, согласился.

— Так я и знал, что цветы не твои! — обрадовался Малхас. — Свои бы аккуратно дарил, их растить надо…

— Помолчи, — осадил Васо. — А растить надо! Удобрять, за теплицей следить, землю подобрать, все надо. Теперь вот, — он похлопал себя по карману, — в газетах постановления пишут, чтобы личные хозяйства укреплять… Я вырезал, с собой вожу!

Подошедшая официантка поставила на столик бутылки, тарелочку с шоколадом, но Константин придержал ее руку:

— Шоколад себе возьми… Столько ходишь — больше сладкого кушай.

— Спасибо, что вы… Спасибо, — ее усталое лицо разгладилось. — Может быть, хотите борща горяченького?

— Много жидкости вредно, — взялся за бутылку Константин. И недовольно покосился на Малхаса: — Ты куда все смотришь? Она же с человеком сидит, а ты глаза выворачиваешь.

Поезд замедлял ход. Поплыли мимо окон домики, станционные строения — и встали.

— А туда можно смотреть? — засмеялся Малхас, глядя в окно. — Вон какая крепкая стоит… Иди сюда, — он постучал в толстое стекло, зазывно замахал руками. — Зачем одна стоишь? Иди, знакомиться будем, хе-хе-хе.

Женщина за окном то ли увидела их, то ли нет, скользнула взглядом по вагону и стала смотреть в конец перрона.

— Почему так зовешь? — недовольно нахмурился Константин. Нехорошо женщину, как собаку, подзывать.

— А ты пойди, пригласи, здесь десять минут стоим, — посмеиваясь, предложил Малхас. — Шоколад ей купишь, адрес возьмешь. Может быть, и заедешь в другой раз.