Стою как будто голышом.
При повороте тут машины
Нет-нет и лишнего возьмут,
И дальше заезжают шины,
И корни уж мои скребут!
А вы камней бы привалили –
Валун, кирпич бы принесли
Вон тот, неподалеку, или
Полегче, чтоб нести смогли.
Вокруг меня сложите горкой.
Земли сгребите, наконец.
И жизнь моя не станет горькой.
И каждый будет молодец!»
«Помочь всегда мы будем рады!
И принесем, и укрепим –
Не будешь больше без ограды.
Хоть что-то мы да смастерим!»
И все кивнули Носорогу:
«Поможем! Славно! Не беда!»
И понемногу-понемногу
Взялись тащить не без труда
Большие камни и коряжки,
И щебень, что лежал вокруг.
Досталось всем – и Черепашке.
Они работали как жук –
Как скарабей, что всех сильнее
(Ему лишь все они под стать)!
Медведь аж стал еще синее,
Не разрешив себе устать,
Копал песок, сгребая в кучу,
А Носорог кирпич толкал,
Солдат тянул большие сучья
И Черепашке помогал.
Когда же нанесли немало
И разровняли колею,
Там фотография лежала –
В тетрадке тонкой на клею.
Ее увидели случайно:
В земле загнулся уголок.
И как-то стало вдруг печально:
На фото славный паренек,
Он добродушно улыбался,
Подмигивая будто нам,
Но в сердце трепет оставался,
И стало солоно глазам.
Нет для предчувствия основы,
Но взмах его неотвратим.
Мы думаем и смотрим снова,
Но бесполезно спорить с ним.
В тетрадке и на этом фото
Чуть различимые слова:
Помимо даты-места, что-то,
Что не расскажет вам глава.
А Черепашка заучила
На всякий случай этот текст.
Уже под вечер это было,
И ни одной души окрест.
Тетрадку положили тут же –
Наверно, в метре от куста,
Подальше от грязи и лужи –
У лопушиного листа.
«Смотрите, тот мужчина в парке,
О ком недавно говорил.
Вчера в руке не видел палки.
Как сильно сдал – смотреть нет сил».
Действительно, тихонько шел он,
При этом будто бы спешил.
Такой печалью взгляд был полон…
Он тут неподалеку жил.
И голова почти седая.
Да он уже совсем старик.
Куст показал, листвой кивая,
Его друзьям и чуть поник.
Когда тот с ними поравнялся,
Вдруг встал, дыхание прервав,
И что-то разглядеть пытался
Среди пожухлых влажных трав.
Потом, «сынок» сказав тихонько,
К тетрадке старой подбежал,
Поднял ее он как ребенка,
И фотографию прижал.
Понятно стало всем, конечно, –
То был его погибший сын.
Держал он драгоценность нежно.
Не среди улиц и машин –
Как будто оказался рядом
С родной душой у Божьих Врат.
И мир пронизывал он взглядом,
Где сына нет – все дни подряд.
Как осознать: «уже не встретишь»
И «никогда здесь не найдешь»?
Так почему ты, Солнце, светишь?!
Не правда это, это ложь!
Совсем недавно были вместе…
И вот отныне – «никогда».
Не спросишь, не услышишь вести,
Хоть минет радость и беда.
И сердце вдруг осиротело…
И беспризорность в нем навек.
Душа исчезнуть захотела –
Как снег, покинуть Белый Свет.
Не знает кто, тот не узнает,
Как стать на грани двух миров,
Как смерть часть жизни забирает,
Как не хватает больше слов.
Та фотография, к несчастью,
Была одна у старика –
Родной души хранимой частью,
Живет он на земле пока.
Он фото положил у сердца
И так пошел – с улыбкой в даль.
Как будто приоткрылась дверца
Туда, где ниспадет печаль.
Земные звуки скоро смолкли.
Лежать осталась та тетрадь,
Но надписи совсем размокли –
Их никому не прочитать.
А Черепашке нашей ночью
Во сне сказал пришедший Os:
«Ты этот текст запомни прочно:
Он – первое, что я принес.
Другое было на бумаге,
Но бывший текст преображен
От из земли пришедшей влаги,
На час один был явлен он.
И ангел нам помог – перстами
Сложить слова того листа.
Но влага действует часами,
И вот – в тетрадке пустота.
Второй отрывок будет в книге
Отмечен слезками небес.
Потом в воздушной массы сдвиге –
Его создаст опавший лес.
А дальше неразумной тварью
Текст будет выбит на столе.
Потом со счастьем и с печалью
Его рассыплю по земле…
Ну хватит – всё свершится после.
Уже и утро настает.
Незримо я останусь возле
Своих друзей. Пора в поход».
Игрушки встали и умылись,
Себя в порядок привели,
Как с другом, с кустиком простились
И по дороге в парк пошли.
Теперь им виделись иначе
И дерева, и горизонт:
Был жизнью Белый Свет охвачен,
И дали вторил небосвод!
И в хоре мира звук жалейки
Тянулся к солнцу, как весна:
В тенистом парке на скамейке
Сидела женщина одна…
Читала книгу только-только,
Теперь же крикнуть не могла –
Мучительно ей стало больно, –
Она беременной была!
Над нею дерева качались.
Прохожих будто ветер сдул.
Машины лишь вдоль парка мчались,
И стоны заглушал их гул.
Беда стояла в полуметре,
Чтоб обратилась радость в скорбь.
И холод ощущался в ветре.
Два сердца ускоряли кровь.
Еще чуть-чуть, и жизнью хлынет
Она на камни, на песок…
И, не родившись, жизнь застынет!
Держал лишь ангел волосок.
Без лишних слов и промедленья
Наш Носорог рванулся вбок,
Как раз наперерез движенью –
Остановить машин поток!
Наверное, он мог погибнуть,
Раздавленный грузовиком,
Но тормоза успели взвизгнуть
(Он это понял лишь потом).
Водитель из машины вышел
«Валун» подальше зашвырнуть,
Но стоны женщины услышал –
Она едва могла вздохнуть.
Быстрей, быстрей – уже в кабине!
Урчит мотор – в пути уже –
О дочке или же о сыне
Запели ангелы в душе!
Еще кружила хмарь-тревога,
Но вскоре вышла благодать,
Поскольку кто-то, взяв у Бога,