Читаем или враг по крови полностью

- На то и ноги, чтоб бежать…

Спустя полгода осколок немецкого снаряда оторвёт ему правую руку. Он, как ребёнок,

будет плакать и нервно всхлипывать:

- Лучше б меня убили. Господи, лучше б убили…

Бог услышит парня. Он умрёт по пути в госпиталь…

- Немец зачэм пришёль? – спросил стоявший позади меня Вагиз. – По нашей зимле

хадить? Наш хлэб кушать? Наших дэвушек брать? – Он поцокал языком. – Что с немцем

дэлать? Его рэзать нада!..

- Помните о законе, босяки, - тихо, но твёрдо проговорил авторитетный вор по кличке

Палёный.

- Мы помним, - покорно ответили стоящие рядом воры.

- Говорят, по новой инструкции охране разрешается применять оружие без

предупреждения при отказе зэка работать.

- Да ты что? – спрашиваю.

- Вот тебе и «ты что»! По закону военного времени.

- Нэт, - решил Вагиз, - я работать не пайду. Я пайду немца рэзать.

Финал его жизни подведёт немецкий снайпер за две недели до конца войны. Мы не

услышим выстрела. Вагиз просто резко упадёт с простреленным черепом чуток пониже

каски, и всё.

- Маша, просись на фронт, – предложил Алексеев одному педерасту. – Станешь

медсестричкой.

- Нетушки, я пожить хочу.

- С кем, подстилка?

…В добывании языка Алексеев будет незаменим…

- Пойти, что ли, повоевать? Скучно тут…

- Солдат должны хорошо кормить… - в голосе проскальзывают мечтательные нотки.

- Да, кормят там… прямо скажем… на убой.

- Однако отсиживаться тут тоже как-то не по-мужски… - сказал старый медвежатник

Каран.

- Помните о законе, - повторил Палёный.

- Закон для людей, - говорю, - а не люди для закона.

- Не мути народ, Угрюм.

- А я так мыслю, - вновь подал голос Каран, - наваляем немчуре и опять будем жить,

как прежде.

А старлей продолжал говорить.

Сверху давила беременная грозой туча… Когда старший лейтенант сказал:

«Добровольцы, три шага вперёд!» - ударил гром, и туча разродилась нешуточным ливнем.

Не помню, о чём я думал, да и думал ли, когда неожиданно для себя взял да и шагнул

из строя.

Точно, была весна… Но разве в этом главная причина?..

…………………………………………………………….

……………………………………………………………………

…………………………………………………………………………..

Когда я вынырнул из глубины своих воспоминаний, словесная дуэль между Порохом и

Щукой уже разгорелась не на шутку. По-моему, она больше не забавляла её участников.

Остроты потеряли лёгкость и очарование; они затупились и били по противнику тяжело и

грубо.

5

- Короче, Щука, ты задрал!

- Я тебя ещё не драл. Если б я тебя драл, ты б человеком был.

- Рот закрой, дерьмом воняет.

- От дерьма слышу.

- Щука, мамой клянусь, щас встану и тупо дам пизды!

- Дашь, дашь… Пизды у тебя много.

- От сучара бритая!

- Чё ты сказал?

- А ты что, в ушки балуешься? Пидар!

- Что?!

Щука рывком спрыгнул вниз. В руке уже блестела финка. Порох тоже вскочил.

Хотя это было не в моих правилах, я рванулся к ним и еле успел втиснуться между.

- Стоп, стоп, орлы, стоп!.. Харэ, сказал! Щука, спокойно! Порох, внимание! Ты ведь

сам давеча говорил, в одной упряжке бежим…

Порох угрюмо кивнул и, пробурчав что-то невнятное, вернулся на своё место.

Неохотно полез к себе Щука. Все улеглись.

Жоржик долго ворочался с боку на бок. Видно, грехи не давали покоя. Полонский,

засыпая, скрипел зубами.

И вдруг Щука добродушно заявил:

- А знаешь, Порох, тебя очень давно выдумали китайцы.

Эта фраза была столь неуместна, что я не сдержался и хохотнул. И Щука засмеялся. И

Порох тоже. А через минуту, как полоумные, мы ржали всей камерой. Нас охватил острый

приступ беспричинного веселья. Это, должно быть, нервное. У меня аж живот заболел,

так долго и неудержимо я смеялся.

…………………………………………………………..

…………………………………………………………………

………………………………………………………………………

- А ты на чём погорел? – спросил я Пороха. - Опять сморило?

Было дело перед самой войной, Порох залез в квартиру одного крупного

политработника. Хозяева уехали на курорт, ему это было известно, и он чувствовал себя

совершенно расслабленно и свободно. Не торопясь он нашёл деньги и драгоценности,

затем упаковал в чемодан понравившиеся вещи. Напоследок заглянул на кухню, где из

остатков спецпайка для работников Центрального Комитета тут же устроил себе

шикарный ужин.

На подоконнике стояла початая бутылка коньяка. Как потом оказалось, хозяин

квартиры страдал бессонницей. В бутылке содержалась какая-то чудодейственная

настойка (на спирту, конечно). Хозяин принимал её по пятьдесят грамм на ночь. А Порох

за раз хлопнул полный стакан, хорошенько поел, хлопнул ещё стакан и… уснул. Да так

крепко, что не услышал ни пришедшую утром домработницу, ни вызванных ею мусоров.

Разбудить его оказалось делом не из лёгких. До его сознания слабо доходили громкие

крики, грубые толчки и удары, но проснуться он не мог и сквозь сон лишь невнятно и

добродушно посылал всех к такой-то матери.

Его погрузили в воронок спящим. Проснулся он уже в камере.

Поэтому я его и спросил: «Ты на чём погорел? Опять сморило?»

Порох же поведал мне шёпотом, что был вынужден сменить профессию. На одной

квартире он нашёл целую пачку ордеров на обыск и арест, уже с печатями, со всеми