Влиться в ряды советских тружеников или рискнуть и пренебречь законом, надолго обеспечив своё существование? Пойти на фронт ил…
Детективы и Триллеры / Боевики 18+подогреваемые лагерной администрацией…
……………………………………………………………….
…………………………………………………………………….
- Загружайся, – сказал вертухай и подтолкнул меня в спину.
В камере было, как у Христа за пазухой: душно, сыро и темно.
- Масть? – спросили меня.
2
- День добрый, граждане отдыхающие! Загораем?
- Масть? – упрямо переспросил скрипучий голос из полутьмы.
- Вор, – ответил я по старой памяти.
Тут обитатели хаты пришли в движение. Я почти физически ощутил, как угроза
выползает из всех щелей и неотвратимо ползёт в мою сторону. Меня бросило в пот.
Тени обступили меня, и в камере стало совершенно тесно.
Это финиш, подумал я, отбегался.
Но вдруг…
- Какой же ты вор, ротный? Спокойно, братва! Этот пассажир мне хорошо знаком.
Я старался рассмотреть говорившего.
– Спрячь заточку, Щука! Перед тобой, ебио мать, орденоносец!
Говоривший приблизился вплотную:
- Здравия желаю…
- Пархоменко! Ты?!
- Так точно. Я.
Мы обнялись. Затем прошли в дальний угол камеры. Тот, кого Порох назвал Щукой, –
бритоголовый паренёк – присоединился к нам. Расселись. Закурили…
- Как залетел?
- Гниль дело. По наколке брали кассу с Тишей… Тишу знаешь? Ну не суть! Тут – трах-
бах! – менты. Тишу жалко – пуля в лоб, он даже удивиться не успел. Менты ведь явно нас
ждали, было чему удивляться.
- Кто наводчик?
- В том-то и дело, Тиша его знал. Какой-то поляк… Стравинский или Стервинский…
- Знакомьтесь! – спохватился Порох. – Степан Угрюмый. А это Щука. Тоже
фронтовик.
- А те двое?
Пархоменко брезгливо сморщил лицо.
- Старпёр – Жоржик. Клюквенник. Второй – стукач. Полонский. Второй год его тут
прячут. Я б его сам удушил, легавый буду.
- Что мешает? – Щука хитровато прищурился.
- В одной упряжке бежим, - Порох тяжело вздохнул. – Для воров мы теперь все суки.
- Да… И как так вышло?
Вопрос мой был чисто риторическим, но Порох вспыхнул:
- Сами виноваты! Знали же, о чём добазарились на большом сходняке…
- Мнения разделились и там, - возразил я.
- Окончательное решение принимается большинством.
- Плевать мне на большинство! – заявил вдруг Щука. – У меня своя башка на плечах!..
- Да ты что? – криво усмехнулся Пархоменко. – Твоя башка только для вшей, и те не
держатся.
- Что ж, по-твоему, мы не правы? По-твоему, мы в натуре ссучились, когда воевать
пошли?
- Закон гласит: никогда ни в какое сотрудничество с властями не вступать.
Щука с равнодушным видом полез наверх, буркнув напоследок:
- Я сам себе хозяин.
- Ага, – согласился Порох. – Всяк хозяин собственной смерти. – Он помолчал. –
Большинство всё-таки было право. У настоящего вора ни флага, ни родины. Защищать
ему нечего. Какая разница – коммунисты, нацисты, фашисты, капиталисты… Нам всё
едино…
- Что ж ты на фронт попросился тогда?
Пархоменко хмыкнул, пожал плечами и неуверенно так ответил:
- Дак это… Ты понимаешь… Весна была…
3
Лицо его приняло какое-то наивно-детское выражение. Он помолчал задумчиво и
повторил:
- Весна была, сам понимаешь…
Я вроде как кивнул: понимаю, мол.
С верхних нар Щука негромко запел:
«Такова уж воровская доля,
В нашей жизни часто так бывает -
Мы навеки расстаёмся с волей,
Но наш брат нигде не унывает».
- Завыл, мля, – проворчал Порох.
«Может, жизнь погибель мне готовит.
Солнца луч блеснёт на небе редко.
Дорогая, ведь ворон не ловят.
Словно соловьи, сидим по клеткам».
- Слышь ты, Утёсов! – Порох постучал кулаком по верхней шконке. – Не рви душу!
Дело к ночи, пора дохнуть.
- Башкой стучи! – шутливо огрызнулся Щука. – В ней всё равно пусто.
- Зубы жмут? – спросил Порох. – Могу подправить.
Щука рассмеялся:
- А скажи, Порох, у тебя что, во время шмона рога не отобрали?
- Предупреждаю, перед смертью вредно так много говорить.
- Вредно другое, бацилла: одним воздухом с тобой дышать.
- Потерпи, тебе недолго осталось.
И пошла пикировка остротами. Одна из любимых забав уркаганов. Причём
удовольствие получают как участники, так и слушатели. Но я не слушал…
………………………………………………………………
……………………………………………………………………..
Действительно, была весна… Выгнали нас ранним утром, построили… И щуплый
старлей заученно объявил:
- Граждане заключённые! Советским правительством принят закон о предоставлении
осуждённым уникальной возможности кровью искупить свою вину за совершённые
преступления!..
- Надо же! – воскликнул знаменитый налётчик Алексеев. – Не справляются без нас!
- Не удивительно, – заметил ему инженер-вредитель совершенно безобидной
наружности. – На свободе почти никого не осталось.
- Цыц, вражья твоя морда! Ты, говорят, Родину не любишь? Я про тебя Усатому
напишу.
- А вы что, писать умеете?
- Не бурей, кадык вырву! – уже всерьёз пригрозил Алексеев. – Я тя так попишу – не
рад будешь.
Потянуло дымком – кто-то втихаря закурил.
- Может, записаться, а по дороге ноги сделать? – спросил меня карманник Толя
Чураев.
У него были золотые руки. А пальцы – Паганини отдыхает. Чураев снял котлы с руки
следака прямо во время допроса. Виртуоз! Он хватал следователя за руки, убеждая в том,
4
что невиновен. А следак только когда Толика увели, понял, что часов нет. Тю-тю
часики…
Я искоса глянул на Толю: