Читаем Замок Альберта, или Движущийся скелет полностью

Я не знала, чему верить; незнакомец сказал потом, что ежели пойду я назад поздно, то бы его уведомила, и обещался проводить меня другою безопаснейшею дорогою. Я отвечала, что могу обойтиться без него, и просила, чтоб меня оставить. Наконец он удалился, говоря, что весьма скоро, может быть, нужна мне будет его помощь. Я достигла деревни, имела счастие очень выгодно продать свой сыр, и возвращалась с радостию, помышляя непрестанно о наших милых детях. Как уже начинало смеркаться, то я пошла прежнею дорогою, не знавши другой, и до самого леса не встречала никого; но, вошедши в него, увидела двух человек, стоящих позади толстого дерева; я испугалась и между тем, как шла медленно, они, бросившись на меня, схватили и хотели утащишь в густоту. Я билась изо всей мочи; но силы мои были недостаточны к сопротивлению им, и крик мой извлекал из них одни токмо ругательства. «Я думаю, — сказал один из них, — что граф довольно щедро наградит нас за эту прекрасную девочку». «Почему же ты называешь всегда Альберта графом?» — говорил ему товарищ. «Ну ин Герцог, когда тебе угодно, — отвечал он, — это все, кажется, равно». Вопли, непрестанно мною испущаемые, привлекли ко мне на помощь одного человека, прибежавшего с обнаженным мечом. Страх, слабость и уязвления, причиненные грубостию сих изменников, повергли меня в обморок; я упала без чувств и, опамятовавшись, увидела себя поддерживаему своим избавителем, в котором узнала того молодого человека, с коим утром встретилась. Он упрекал меня в несправедливых моих подозрениях, присовокупляя, что, может быть, впредь не буду презирать его советами. Приведенная от того в стыд, старалась пред ним как можно лучше извиниться. Он говорил, что не может проводить меня, потому что спешит преследовать двух бездельников, убежавших в то время, когда я приходила в чувства. «Поспешай теперь домой, — продолжал он, — и не будь столь недоверчива». Тогда уже сделалось так темно, что не видно почти было дороги, и вскоре поднявшаяся буря увеличила мрак ночи. Будучи покрыта снегом и дрожа от стужи, много раз сбивалась я с дороги, прежде нежели достигла до нашей хижины. Вот, любезный Жакмар, причина моего выражения и беспорядка, в котором ты меня встретил; я не должна еще умолчать, что молодой человек, меня освободивший, сказал, чтоб я помнила об Альвине.

Дюнифледа, окончив повесть свою и почувствовав великое расслабление, просила друзей своих дать ей на несколько часов успокоиться. Они вышли из кельи, в которой она лежала, в другую комнату, где разведен был огонь.

— Великий Боже! — вскричал Жакмар. — Каким ужасным опытам милая моя Дюнифледа была подвержена! Но как могу я выразить всю свою признательность благородному, великодушному Альвину?

— Ты весьма мало знаешь цену оной, — отвечал ему Гродерн, — когда удостаиваешь ею такого мерзавца.

— Несправедливый старик, — возразил Жакмар, — не обязан ли я благодарностию тому, кто подверг свою жизнь для спасения жены моей?

— Легковерный молодой человек! Сей предатель есть убийца твоей несчастной супруги; и благодарность вместо добродетели делается пороком, когда оказывают ее вероломному лицемеру, который под предлогом мнимого к тебе усердия стремится иметь вернейший успех в своих подлых пронырствах.

— Ах, Гродерн! но не оказал ли он опыты великодушия, бескорыстия и храбрости?

— Верь мне, Жакмар, что этот Альвин есть человек самый развращеннейший. Сколь удобно юность обманывается наружностию! Кто исполнен честных правил, тот судит обо всех по самом себе и не способен к открытию предательства; подобно тому и ты, любезный Жакмар, не можешь приметить хитростей изменника.

— Но почему ты называешь его убийцею Дюнифледы?

— Я и опять то же подтверждаю. Помнишь ли, когда она, рассказывая о двух своих похитителях, упоминала об ошибке в названии графа вместо герцога?

— Очень помню.

— Знаешь ли графа Губерта?

— Ах, Гродерн! как ты осмелился его так назвать? Разве не известно, что с давнего времени запрещено под смертною казнию давать ему это имя? Его называют теперь графом Рихардом.

— С которого времени носит он сие название?

— С тех пор, когда злой граф Рихард скрылся от сего двора. Хотя я был еще тогда малолетен, но помню, что многие из поселян были захвачены и посланы неизвестно куда за то, что называли Губертом нынешнего графа.

Сии слова наполнили гневом и удивлением Гродерна; он хранил молчание и казался погруженным в мрачные размышления.

Около часа спустя после того Дюнифледа позвала Жакмара, который, вошедши к ней, увидел, что сон ни малого не сделал ей облегчения, и болезнь ее еще более усилилась.

Ее муж тщетно прилагал все старания, чтоб возбудить в ней бодрость; он уговаривал ее, осыпал ласками, начинал даже петь любимые ею песни, которые прежде часто разгоняли печаль Дюнифледы, но ничто уже не действовало: она говорила только о смерти.

Жакмар хотел еще продолжать пение; но звуки его противу воли выражали горестное положение его сердца, и он сам начинал предаваться отчаянию.