Читаем За тех, кого греет костер полностью

—    На рею его, собаку! Повесить!

—    Не годится, — серьезно сказал Пикунов. — Слетятся вороны, найдут труп, можем влипнуть,

—    Тогда, может, туда?..— зловеще промолвил Абрамов, поплескав рукой за бортом.

—    Это подойдет.

Ворочавшийся и лодке браконьер притих, прислушиваясь к разговору. В манере записных разбойников про должали они обсуждать детали задуманного плана.

—    Его — под плавун, лодку перевернем. Все будет чисто, - вслух размышлял Абрамов, входи в роль.

Раздался приглушенный визг. Браконьер затрепыхался, как пойманная рыба. Пикунов посмотрел в его сторону и вдруг потянул носом.

—    Фу! Жалкий слизняк. Даже умереть достойно не может! — презрительно фыркнул он.

Освобожденный от пут и кляпа, браконьер дрожащими руками подписал акт. Мы отобрали у него ружье, оставив взамен кусок мыла. Уезжая, я оглянулся и подумал, что после этой истории и Пикунову и всем нам трудно рассчитывать на теплые чувства от пострадавшей стороны. В подобных случаях друзей не приобретают.

В заказнике мы пробыли три дня. Поймали еще трех браконьеров, на этот раз самодеятельных. К нашему удивлению, они вели себя как проигравшие джентльмены: стоически твердо подписали составленные на них акты и корректно раскланялись.

—    По опыту знают, что в первый и последний раз видят эти бумажки. Только один из десяти платит по ним штраф, — сказал Пикунов.

—    А остальные куда деваются? —спросил я.

—    Науке неизвестно, — с мрачным юморком ответил он.

Покидая заказник, мы заехали к старшему егерю. Давно небритый человек выслушал рассказ Пикунова и Абрамова с совершенно отсутствующим выражением лица. За его спиной висела вывеска: «Центральная база охотничьего хозяйства № I». Я спросил Пикунова, что это значит: ведь статут заказника, на земле которого мы стояли, отличен от положения охотхозяйства.

—    В этом весь фокус, — уклонившись от объяснения, с досадой ответил он.

Прошел почти год. Июльским днем, на берегу Амурского залива, снова встретился я с Пикуновым. Это произошло во время краевых соревнований по стендовой стрельбе. В стороне от стрелковых площадок, по дорожке, ведущей к морю, уходил человек в темно-синем спортивном костюме. Фигура его показалась мне знакомой. Я направился туда, и Пикунов, скуластый и улыбающийся, предстал предо мной. Мы долго трясли друг другу руки, и, как обычно в таких случаях, разговор наш был сумбурным и непоследовательным,

—    Как с заповедником? — спросил я его, когда мы уселись на скамейке у моря.

—    Сейчас начнется финал, а я проигрываю Иванкину и Потанину три мишени, — сказал он. — Вот закончится эта петрушка, поедем ко мне, потолкуем, там все и узнаешь.

Это был запомнившийся поединок больших мастеров стрельбы. До последней сереи нельзя было сказать, кто станет чемпионом, и я от души поздравил Пикунова, поднявшегося на верхнюю ступеньку пьедестала победителей.

Через час я сидел в его комнате. Со стен на меня смотрели головы косули и рыси, на рогах изюбра висел карабин.

—    Мы много думали и все же решили рекомендовать комиссии по охране природы создать заповедник на месте нынешнего заказника на Илистой. Ну, ты знаешь Ханку — не осталось на ней такого цельного и большого куска, как тот! Есть хорошие места, но они невелики и ничего не изменят в природном балансе озера. Так вот... — Пикунов подошел к столу и, выдвинув ящик, достал из него толстую желтую папку. — Вот здесь наш позор, стыд и боль Ханки! Когда-то ты интересовался, чем вызвана метаморфоза в названии заказника. Ларчик открывается просто. Для большинства — он заказник, для избранных — вотчина. По записочкам управления охотничьего хозяйства отправляется туда разный люд и под охраной егерей тешит свою душу. А чтобы эти души не терзались угрызениями совести, повесили виденную тобой вывеску.

Я слушал Пикунова и вспоминал лицо старшего егеря в заказнике.

—    Откровенно говоря, только недавно я понял, каким был наивным человеком. Ведь, в сущности, мы представили проект, покушавшийся на чьи-то привилегии. По-моему, даже ты. в свое время, был не очень-то воодушевлен идеей создания заповедника, — рассмеялся он.

Мне пришлось согласиться.

—    Ну и начали после этого мямлить: «Охранять, оно, конечно, того —надо... но нужно подумать... Уменьшим-ка лучше норму отстрела дичи...» Норма отстрела... Фиговый листок! Не пойму, до каких пор мы будем обманывать самих себя, — голос Пикунова стал злым, — всем известно, что никто никаких норм не соблюдает, что практически их невозможно контролировать. Не будешь же рыться во всех рюкзаках и багажниках?! Дадут по шее — и правы будут. И вот знаем, понимаем и все же бежим по той же дорожке: то сочиним нормы, то вообще запретим охоту, то еще что-нибудь выдумаем. В общем, все, кроме одного, — разумного природопользования. — Он в возбуждении заходил по комнате.

—    Дальше, — попросил я.