Читаем Воистину полностью

Превращение тем более удивительное, что трудно, на первый взгляд, представить себе что-нибудь более чуждое поэзии, чем философия неопозитивизма, которую Бахман достаточно основательно изучала в Венском университете (1946–1950). Под руководством Виктора Крафта, одного из членов Венского кружка,[4] она знакомилась со взглядами Э.Маха, Ф.Маутнера, Р.Карнапа и др. и в 1950 году успешно защитила диссертацию на тему «Критическое восприятие экзистенциальной философии Мартина Хайдеггера», а попутно с юношеским пылом «влюбилась» в учение Людвига Витгенштейна,[5] слывущего отцом-основателем сразу двух позитивистских направлений: логического позитивизма и аналитической философии.

Вскоре после войны ей довелось отыскать в затопленных подвалах Венской Национальной библиотеки подпорченный экземпляр его «Логико-философского трактата»: впоследствии она добилась переиздания этой книги в издательстве «Зуркамп» — чем потом страшно гордилась. Позднее, в 1953 году, она написала два весьма компетентных и проникновенных эссе о философии Витгенштейна, восприняв и пропустив через себя многие его идеи — прежде всего «негативную», мистическую сторону его философии, которую Бахман (вслед за самим Витгенштейном) считала в «Трактате…» главной. «Ибо то, что мы способны выразить словами, ничего не стоит, а о настоящих ценностях мы не в состоянии ничего сказать,» — переформулировала она в своем радиоэссе знаменитую заключительную фразу витгенштейновского «Трактата…»: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать».[6] Но и сам объект ее яростных интеллектуальных нападок, Мартин Хайдеггер,[7] несомненно, оставил в душе писательницы глубокий след. Отождествление бытия с языком, тяга к древней «досократовской» Греции, которая жила еще «в истине бытия», убежденность, что развитие «реального языка» приближает его к неминуемой гибели, — все эти особенности мировосприятия и творчества Ингеборг Бахман сформировались не без влияния великого экзистенциалиста. Огромное влияние на нее оказала и традиция литературная — в частности, австрийская: Франц Грильпарцер (1791–1872), Гуго фон Гофмансталь (1874–1929), Райнер Мария Рильке (1875–1926), Роберт Музиль (1880–1942), Герман Брох (1886–1951), Георг Тракль (1887–1914), Йозеф Рот (1894–1939) и др. Но еще в 1954 году журнал «Шпигель» имел основания назвать стихи Ингеборг Бахман «Новыми римскими элегиями», подчеркнув связь ее поэзии с Гете и со всей немецкоязычной культурой. Действительно, для восприятия смысла ее стихов, насыщенных историческими, философскими, литературными реминисценциями, нередко требуется знание всей предшествующей литературы.

Необычайная восприимчивость к звукам и к музыке, увлеченность историей Древнего Рима, особое отношение к культуре и языку роднит стихотворения Бахман с лирическими произведениями Рильке и Гофмансталя. В творчестве всех троих исключительно важен мотив смерти, а интонация глубоко трагична. С Георгом Траклем, помимо близости чисто интонационной, Бахман сближает и другое. Тракль заставлял говорить запахи, цвет, паузы — иными словами, как впоследствии Бахман, в своих стихах заставлял говорить молчание. Недоверие к вербальному языку свойственно обоим поэтам. Проблемы, которые затрагивает писательница, и пути их разрешения свидетельствуют о глубоком внутреннем родстве ее произведений с творчеством Роберта Музиля, чью знаменитую эпопею «Человек без свойств» сама она называет величайшим со времен вольтеровского «Кандида» историко-философским опытом и беспощаднейшим к современным идеологиям романом в жанре мировоззренческой критики. Неисчерпаемым материалом ей, как и Музилю, служит современная жизнь и история Австрии. Каринтия, общая с Музилем «малая» родина писательницы, присутствует во многих стихотворениях ее второго сборника, увидевшего свет через десять лет после того, как она навсегда покинула Клагенфурт. Местом действия большинства рассказов и романа «Малина» становится Вена.

Не только современная Австрия, но и великая Австро-Венгрия, а вместе с нею и тема «великого прошлого», габсбургского «конца столетия», его влияния на историю и культуру современной Австрии, явственно слышна в ее произведениях. Тема эта вообще чрезвычайно важна в австрийской литературе XX века — не только для Музиля, но и для Й.Рота, Х.ф. Додерера и др. Подобно им, Бахман нередко вплетает в ткань своих прозаических произведений традиционные для австрийской литературы представления и характеры, поверяет ценности, испытанные временем, современной ситуацией. С творчеством Й.Рота есть у нее и «явные» переклички: своей повестью «Три дороги к озеру» (1972) Бахман продолжает его роман «Склеп капуцинов» (1938).