Читаем Татьяна Друбич полностью

Следующая картина, в которой снялась Таня, называлась «Спасатель». Я думаю, что это ее одна из самых нежных, трогательных и очень искренних работ в кино, которая мне, например, нравится больше, чем в «Ста днях после детства». Потому что там ей удалось сказать, в том числе и мне, нечто такое, что надолго запало мне в самую дальнюю глубину сознания.

С этой картиной была смешная история. Таня тогда уже поступила в медицинский институт, и мы снимали «Спасатель» в Вышнем Волочке. И Таня приехала на съемку со своими товарищами, ребятами из медицинского института — Левой Герцогом и Сашей Блюминым. Они приехали и поселились все в гостинице Вышнего Волочка. И там она впервые познакомилась с выдающимся оператором Павлом Тимофеевичем Лебешевым.

Они с Таней продружили всю жизнь. Они были очень близки и очень нежно и трогательно относились друг к другу. И на картине «Спасатель» была сцена, которую тоже я запомнил навсегда.

В первый съемочный день всегда устраивается банкет. И мы собрались всей группой в Волочке. А тогда были времена коммунистические, социалистические, и жрать было совершенно нечего. Но Павел Тимофеевич был огромнейший, так сказать, специалист по добыванию всего из ничего. И в этот день для банкета он каким-то образом достал немыслимое количество парных кур. Павел Тимофеевич был еще великолепнейший повар, настоящий гурман. И он проследил, чтобы кур хорошо зажарили. И вот мы пришли на банкет и увидели длинный стол, а на столе одни куры. Вино «Рислинг» и водка — такой вышневолоцкий сучок. Все.

Начался этот «блистательный» банкет. Причем, я помню, по одну сторону стола в торце сидел Паша Лебешев, а по другую сторону в торце — Таня.

Стол был очень длинный. А Таня с Пашей были еще не знакомы. Съемка должна была начаться на следующий день. И все чинно-благородно — давайте, вот, пожелаем друг другу физического здоровья и счастья в личной жизни. Все начиналось совершенно прекрасно. И вдруг я слышу крик Паши с одного конца стола на другой конец стола, где сидит Таня. Реплика, которую он произнес для начала знакомства, была невероятной. Он прокричал: «Танька, Танька!» Она отвечает: «Что?» — «Таньк, ты жопы ешь?» Она говорит: «Что?» «Я спрашиваю: ты жопы ешь?» А Павел Тимофеевич очень любил гузки от вот этих жареных курей. «Если не ешь, то давай отрезай и мне пересылай».

И следующий день тоже был удивительный. Когда-то я сказал Таниной маме, что не нужно ходить ей в институт кинематографии на занятия. Я сказал, что все чему надо, я ее сам обучу. И на следующий день было обучение Тани по системе Станиславского. Павел Тимофеевич на следующий день был с большого похмелья. И мало того что он был с похмелья, мы еще снимали сцену при дожде. Были приглашены пожарные машины, которые должны были изображать дождь.

Павла Тимофеевича вместе с камерой завернули в такой полиэтиленовый кокон. И когда его затянули, Павел Тимофеевич вместе с коконом был установлен на рельсы. Они его возили. А Таня снималась вместе с артисткой Петровой — замечательной артисткой, ныне знаменитой артисткой театра «Современник». И вот Таня с Петровой и с картиной Боттичелли на плече выходили из дома, медленно шли рядом с тележкой и Павлом Тимофеевичем. Потом они заворачивали и уходили вдаль. А Павел Тимофеевич все это должен был снимать, находясь в коконе…

Как потом мне рассказал сам Павел Тимофеевич, оказывается с похмелья очень развивается инстинкт клаустрофобии. Поэтому когда вдруг вокруг него образовалась полупрозрачное закрытое пространство, он говорит: «Ужас на меня нахлынул невиданный». И я кричу: «Паша, ты слышишь?» — «Да, слышу все». — «Мотор, начали!» Пожарные выпустили струю «дождя». И главный пожарный — его звали Рафаил — был самый большой начальник. Дождь пошел. Паша в коконе. По кокону стекает вода. Бьет со страшной силой, а в коконе от этого дождя страшный шум. И Паша в отчаянии оттуда из кокона кричит, а слышно его очень хорошо. Но он кричал как в последний раз: «Рафаил! Рафаил! Что ж ты не помахиваешь? Рафаил, ну ты будешь помахивать!» А девчонки в это время шли мимо и уходили. Команда «Стоп». И тогда Паша в ужасе и в страхе крикнул: «Разворачивайте меня, разворачивайте!» Его развернули, девочки подошли. И Паша, повернувшись к Рафаилу, сказал: «Рафаил, подойди ко мне, Рафаил!» Рафаил в ужасе подошел. «Рафаил, ну ты посмотри, что ты делаешь! Ты посмотри… Девки-то… А ты не помахиваешь!» И это такое мощное упражнение в системе Станиславского и в системе психологического содержания актера с методом физических действий.

Паша за пятнадцать минут внушил Тане, на всю жизнь, что Рафаил должен помахивать, тогда девки могут идти «как люди».

Дальше Таня всю остальную артистическую жизнь ждала, когда Рафаил будет правильно помахивать и когда она будет ходить «как люди». А ходить «как люди» она стала буквально на следующий день, сыграв вместе с Сашей Кайдановским одну необыкновенно важную сцену в картине «Спасатель» и для нее, и для меня, и для нашей общей судьбы.