Читаем Шалость на семи хвостах (СИ) полностью

Услышав, как защелкали зубы за маской, парень отшатнулся, но черные подушечки толкнули с силой его в грудь, мазнув острыми когтями по ткани одежды. Под ногами японца земля стала крошиться и опадать.

Уже заваливаясь назад, человек понял, что стоял не на краю ручья, а пропасти – и внизу бурлил быстрый поток реки. Тору сорвался и покатился кувырком по каменистой круче. Юноша мотался в пыли между выступающими корнями и острыми камнями. Всё вниз, и вниз, и вниз, пока ледяная вода не приняла в себя изнурённое, окровавленное тело, избитое твёрдым песком.

Сверху спокойно наблюдала этот страшный полёт семихвостая лисица, вслушиваясь в шум течения.

Тору очнулся в холодном поту, судорожно сжимая края стеганого одеяла. Его сильно колотило, бросало в дрожь.

Парень подорвался, в страхе оглядываясь. Он был дома, в своем «углу»; и, судя по пробивающимися бледными лучами солнца в маленькое окошко, сейчас утро.

Тору сглотнул ком в горле, отдышался и встал, ощущая одеревенелость своих ног. Туманная пелена не сходила с его глаз, в голове звенело множество фуринов разом. Он оглядел себя: свои руки, ноги, грудь. Не было крови, ран, кусков мяса, вываливающихся из разодранной кожи. Только сильно саднила спина, помня о ударах палки бамбука.

Шокированный, он бросился вон, на свежий воздух, на ходу собирая плечом все деревянные рамы и не замечая этого. Тору выбежал на улицу и, обув сандали, кинулся в курятник.

- Не может того быть… - он не верил тому, что видел: все курицы, все до единой, все те, чьи трупы он убирал своими собственными руками, они все были живы. Они были сонными. Но живыми.

- А… а… - неверующе качая головой, ослабевший Тору вышел. А потом сорвался на бег: - Чи-тян!

Малышка Чи, натирающая тряпкой гладкие доски энгава, удивленно вскинула голову:

- Тише ты. Госпожа ещё спит, - шикнула она на него. Заметив страх на лице брата, она забеспокоилась. – Онии-сан, что?

- Чи-тян! – Тору, затормозив, вцепился руками в края веранды. – Чи-тян, что произошло?!

Девочка отодвинулась, убирая подальше и ведро с водой, боясь, что Тору может его случайно опрокинуть.

- В чем дело? – Чи не знала, как реагировать на эти крики.

- Меня била госпожа? – парень сжал хрупкие плечи, чуть встряхивая Чи. – Била или нет?

- Тору, да чт?.. – его сестра вгляделась ему в глаза, предприняв попытку понять охватившее их безумие.

- Чи, отвечай! – он сильнее впился пальцами. – Я показывал тебе куру со свёрнутой шеей?

- Я не понимаю, - девочка сжалась под этим взглядом. -…Н-не понимаю, о чем ты говоришь…

Беспомощно рыкнув, Тору вскочил, выпуская Чи. Он был уверен, что произошедшее не было сном. Но если вся птица цела, значит Хацумомо не за что было его бить – тогда почему его спине больно, как от давешних ударов?

Чи убежала в дом.

Тору запустил пятерню в свои волосы и облокотился на энгава. Как быть – он не ведал. И кицунэ, её маска, её хвосты не выходили из головы. А когда вспоминал, как он падал с обрыва, а потом тонул в ледяной воде, становилось жутко.

Зашелестел папоротник и неслышно замычала сакура о чем-то своём, неизвестном. Тору не заметил, как сзади подошли, полностью потонув в своих думах.

- Охаё годзаймас, - раздалось над головой. Тору вздрогнул от неожиданности и обернулся.

- А… Охаё годзаймас, Морико-сама, - в ответ на кивок бабки он рассеяно поклонился.

- Не спалось? – сонная старуха не выходила полностью на веранду, оставаясь в тени помещения, полускрытая сёдзи. Чтобы не ранить свои старческие глаза резким переходом от темноты к свету. – Ты очень плохо выглядишь, мальчик.

- Ииэ, - отрицательно мотнул он головой. – Просто… - замешкавшись, Тору отвёл глаза, - нет, ничего.

Морико задумчиво провела подушечками сухих пальцев по гладкой, натёртой воском, поверхности рамы.

- Тень идёт за мной

Лисицею крадётся

Боится света… - вздохнула с улыбкой бабка, читая хокку. Закусив губу, она вгляделась в восходящее солнце за горой.

Тору почувствовал, как по нему прошла дрожь подобно ряби по воде.

- Это Кокоро, - пояснила Морико, называя автора. – Малышка Чи вчера так укатала меня с духами, что во время сна выскочил из закоулков моей памяти этот старый стих.

- Морико-сама, - начал было Тору и осёкся. Но всё-таки решился: - Морико-сама, а морок они сильный наводят?

- Кто? – не поняла сначала бабушка. – О… Ты о кицунэ?

- Угу.

- Ну да, могут и сильный, - вслух подумала Морико. – А что… - она хитро приподняла уголки губ, - неужто над тобой дух пошалил?

Тору молчал.

- Хе-хе-е, - бабка поправила рукав своего одеяния. – Почувствовал, значит, всю мягкость сакуры лисьей? Показала она тебе разницу между количеством хвостов? Проучила за недоверие? – старушка от собственного смеха слабо закашляла.

Тору вспыхнул и отвернулся. Разозлённый и обиженный словами старушки, он ушёл, чувствуя, как побитую спину прожигает шороховистый смех вместе с кашлем.

Морико мягким взглядом проводила его со двора, а потом посмотрела на дальние верхушки лесов. Сладко затянуло в её груди. И Морико улыбнулась, оголяя остатки зубов. Улыбка эта была похожа на звериный оскал.