Читаем Португальские письма полностью

Мне кажется, что я совершаю величайшую в мире несправедливость по отношению к чувствам моего сердца, пытаясь изъяснить их вам в своих письмах: как счастлива была бы я, если бы вы могли судить о них по силе вашей собственной страсти! Но я не должна в этом полагаться на вас, и я не могу не высказать вам с живостью много меньшей, чем я это чувствую, что вы не должны были бы меня мучить, как вы это делаете, забвением, которое приводит меня в отчаяние и которое даже постыдно для вас; будет справедливо, чтобы вы потерпели по крайней мере мои жалобы на несчастия, которые я ведь предвидела, когда знала, что вы решились меня покинуть; я сознаю вполне, что весьма обманулась, полагая, что ваше поведение будет прямодушнее, чем это бывает обычно, потому что чрезмерность моей любви ставила меня, казалось бы, выше всяческих подозрений и потому что она была достойна большей верности, чем встречаешь обыкновенно; но ваша наклонность изменить мне превозмогает даже должную признательность за все то, что я сделала для вас; все же я не переставала бы быть столь же несчастной, если бы вы любили меня лишь за то, что я люблю вас, и я желала бы быть обязанной всем единственно лишь вашей склонности; но я настолько далека от подобного положения, что не получила от вас ни единого письма за шесть месяцев; я приписываю все это несчастие тому ослеплению, с которым я отдалась привязанности к вам: не должна ли я была предвидеть, что радости мои кончатся ранее, чем моя любовь? Могла ли я надеяться, что вы останетесь на всю жизнь в Португалии и что вы отречетесь от своего будущего и от своей страны, чтобы думать лишь обо мне? Для моих мук не может быть никакого облегчения, и память о моих радостях исполняет меня отчаяния: неужто все мои желания будут тщетными и я никогда не увижу вас вновь в своей келии со всем тем пылом, теми порывами, которые вы являли мне? Увы! я обольщаю себя, и я слишком хорошо уразумела, что все те чувства, которые владели моей мыслью, моим сердцем, были возбуждаемы в вас лишь желанием некоторых наслаждений и что они прекращались вместе с последними; мне следовало в эти слишком счастливые мгновения призвать на помощь свой разум, чтобы умерить гибельную чрезмерность моих утех и чтобы предупредить меня обо всем, чем я болею ныне; но я всецело отдалась вам, и я не была в состоянии размышлять о том, что могло бы отравить мою радость и помешать мне насладиться всею полнотою пылких проявлений вашей страсти; слишком отрадно было мне ощущать, что я с вами, чтобы я могла думать о том, что вы будете когда-либо далеки от меня; я вспоминаю все же, что говорила вам не раз, что вы сделаете меня несчастной; но эти страхи вскоре рассеивались, и мне доставляло удовольствие жертвовать ими ради вас и предаваться очарованию и лживости ваших уверений; я нашла хорошее средство против всех этих зол, и я быстро освободилась бы от них, если бы не любила вас более; но, увы! что за средство! Нет, я предпочитаю страдать еще более, чем забыть вас. Увы! от меня ли это зависит? Я не могу упрекнуть себя в том, чтобы я хоть на одно мгновение пожелала не любить вас более; вы более достойны сожаления, чем я, и лучше переносить все те страдания, на которые я обречена, нежели наслаждаться убогими радостями, которые даруют вам ваши французские любовницы; я не завидую вашему равнодушию, и вы жалки мне; попытайтесь разлюбить меня; я льщу себя мыслью, что привела вас в такое состояние, что без меня все ваши наслаждения будут несовершенны, и я счастливее вас, ибо душа моя более полна. С недавних пор меня сделали привратницей в этом монастыре; все те, что обращаются ко мне, думают, что я безумна, я не знаю, что отвечаю им. И нужно, чтобы монахини были бы столь же неразумны, как я, чтобы счесть меня способною на какие-либо заботы. Ах, я завидую счастью Эмануэля и Франсиско[4]: почему я не пребываю неотлучно при вас, как они? Я последовала бы за вами и, без сомнения, прислуживала бы вам с большой охотой, я ничего другого в мире не желаю более, чем видеть вас; по меньшей мере, вспоминайте обо мне. Я довольствуюсь вашей памятью обо мне; но я не смею быть в ней уверенной; я не ограничивала своих надежд вашими воспоминаниями обо мне, когда видела вас каждодневно; но вы научили меня покоряться всему, что вы захотите; между тем я не раскаиваюсь в том, что обожала вас, я радуюсь тому, что вы обольстили меня; ваше жестокое отсутствие, вечное, может быть, ничуть не умаляет горячности моей любви: я хочу, чтобы все знали о ней, я не делаю из нее тайны, и я в восторге от всего, что сделала ради вас вопреки всем правилам благопристойности; я полагаю отныне всю свою честь и всю свою веру в том, чтобы любить вас самозабвенно всю жизнь, раз я уже начала любить вас; я говорю вам все эти вещи не для того, чтобы заставить вас писать мне. Ах! не принуждайте себя, я желаю от вас лишь того, что исходит от вашего чувства непроизвольно, и я отвергаю всякое выражение вашей любви, которое могло бы затруднить вас; мне доставит удовольствие простить вас, потому что для вас будет, может быть, удовольствием не трудиться писать мне; и я испытываю глубокую наклонность отпустить вам все ваши вины. Один французский офицер имел милосердие пробеседовать со мною сегодня утром три часа сряду о вас, он сказал мне, что Франция заключила мир[5]; если это так, то не смогли бы вы навестить меня и увезти меня во Францию? Но я не заслуживаю этого, поступайте, как вам будет угодно, моя любовь не зависит более от вашего обращения со мною; с тех пор, как вы удалились, я ни одного мгновения не была здорова, и моим единственным удовольствием было произносить ваше имя тысячу раз в день; некоторые из монахинь, зная о плачевном состоянии, в которое я погружена вами, говорят мне о вас весьма часто; я стараюсь как можно реже выходить из своей кельи, где я виделась с вами так часто, и я непрестанно гляжу на ваш портрет, который мне в тысячу раз дороже жизни, он дает мне немного радости; но он дает мне также и много горя, когда я думаю о том, что вас никогда, быть может, не увижу; но почему же стало возможным, что я вас никогда, быть может, больше не увижу? Неужели вы покинули меня навсегда? Я в отчаянии, ваша бедная Мариана не имеет больше сил, она лишается чувств, заканчивая это письмо. Прощайте, прощайте, сжальтесь надо мною.