Читаем Пока живешь, душа, - люби!.. полностью

Упал на дальние луга?

Перекликаясь с облаками,

Шумят снегов перепела!

Калина - горькая, как память,

Метелью белой зацвела.

...А тогда, четверть века назад, Миша пришел выпивший, с этой только что сочинен-

ной песней, пел ее и упрашивал меня подобрать мелодию на пианино, а я не умела… ты-

кал по клавишам одним пальцем и плакал. Стал просить подыграть старшего сына, кото-

рый учился во втором классе музыкальной школы, но тот тоже был беспомощен. Я потом

серьезно поговорила с Глебом, чтобы старался получше учиться, потому что у папы хоро-

шие стихи и песни, он сам записывать ноты не умеет, а кроме нас ему помогать некому.

Некоторые стихи были политически не безобидными, и когда на смену Брежневу

пришел Андропов, Миша очень перепугался и хотел бежать в лес (мы жили у парковой

11

зоны), немедленно жечь рукописи. Дело было к ночи. Я удерживала его, убеждая: огонь

будет виден издалека, задержат - причем, не за политику, а за разжигание костра в непо-

ложенном месте. А заодно и предметом сжигания поинтересуются...

Хотел покончить жизнь самоубийством - наглотался таблеток. Я вызвала «Скорую».

Врач спросил о мотиве. «Стихи не печатают». - «Хорошие стихи?» - «Хорошие». Врач

больше ничего не сказал.

Когда в очередной раз Михаил получил мощный «отпих» в Пермском отделении Со-

юза писателей, принес домой стихотворение «Журавушки» и плакал.

Мне тогда казалось, что это последнее, что он написал в жизни:

Раньше было - сожгут на костре,

А теперь от пожарищ устали.

И ведется отлов и отстрел

По поющим, отставшим от стаи.

Успокойся, душа, не боли!

В этой жизни случаются миги.

В Красной книге уже журавли.

В Красной книге...

Журавушки в книге.

Миша мечтал связаться с русским зарубежьем, надеясь найти там понимание. Неиз-

вестно, было бы это к лучшему или худшему - но чего не случилось, того не случилось. У

нас не было связей.

* * *

Приведенные ниже стихи перед своим отъездом в Вологду Миша оставил мне на

память, частично записанные в виде песен на магнитофонную ленту. Все было смутно…

Я даже была готова к тому, что Михаил не вернется вообще. Часто слушала эту запись в

одиночестве. Но детям тоже нравилось, особенно старшему сыну - ему уже было 12.

Однако запись была очень некачественной. Потом магнитофоны устарели…

Запись считалась утерянной. Уже после смерти Михаила я разыскала старую бабину.

На областном радио с помощью компьютера ее почистили, перевели на кассету и диск.

Теперь можно слышать голос автора, его бардовское исполнение.

* * *

У стенок, в воронках,

Во рвах, на холмах, у рябинки -

По отчему краю

Без вас не отыщешь версты:

Могилы забвенья,

Фанерные звездочки, бирки,

Крест-накрест березы

Да русские в поле кресты.

Я ветры прошу,

Ребятишкам шепчу:

«Осторожно

Касайтесь камней,

Чернобокой ракиты и трав.

Здесь - думы страны,

Без чего вам прожить невозможно...»

Взывающий к миру,

Глаза застилает мне прах,

12

Проходит сквозь ставни,

Влетает в холодные сенцы.

Разбиться-забиться,

Не выкричать

Лиха в стихах.

Так свято, так тяжко,

Отчизна,

Не знаю - как сердце

Не ахнет фугасом,

Вобрав свою боль

И впитав.

* * *

Над страною пустых колоколен,

Когда выстонут в поле сычи,

Руки выпластав

В аспидном поле,

Безответно душа прокричит.

Тишина. Пролетает зарница.

Глухота. Дольний ветер утих.

Может быть, это давнее снится -

Вижу сам себя в минном пути?

Зной донской по траншейным уступам?

Что ж, оставим потери свои.

Мы за всех бесконечно преступны,

Кто сорвется,

Сойдет с колеи,

Кто - без принципа,

Кто - по уставу.

Жизнь моя,

Окликай их вослед,

Убеждай,

Что еще не устала

Жить и верить

На этой земле.

* * *

Все иду,

Как маленький,

По степи бездонной,

Будто меня маменька

Прогнала из дома.

И летят без жалости,

Бьют дожди навылет

За мои ли шалости,

За грехи мои ли.

По глазам - тяжелый дым

Стылого застолья.

Для потерь и для беды -

Полное раздолье.

Не дорога, маета.

Моросно-туманно.

13

Если, мама, что не так -

Ты прости мне, мама...

Будто только лишь для нас

Не к дороге обувь.

Декабрем легла весна.

Травы - под сугробы.

Через поле -

Лунный след.

Все ли в жизни нужно?

Не гаси, родная, свет

В заверети вьюжной.

* * *

От себя голова поседела.

Соучастьем других не дури:

Я б сегодня

Под дулом не сделал,

Что бездумно вчера натворил.

Чьим восторгом шалел,

Словно бредом?

Не своей правотой принимал...

Забывал,

Где ударил, где предал,

Поглупев от чужого ума.

Доброта ли, любовь - показуха!

Глубоко безразличен ко всем.

Потому-то и в глотке не сухо -

То в соленой, то в горькой росе.

Только нет,

Не оглох я от быта.

Мне и мертвому боль суждена.

Кем-то, может,

Но мной не забыта

Ни своя, ни чужая вина.

Где-то мы от родимых и близких

Ради мест призовых отреклись,

И глядят сквозь снега обелиски

С болевой

Напряженностью лиц.

* * *

Вперед, моей жизни лошадка,

Так стыло, так тягостно тут.

Мне больно, мне горько, мне жалко

Плодящих в сердцах пустоту.

Какие ж вы были смешные!

Вам - первое место в строю.

Ложились снега обложные

В апрельскую душу мою.

Глаза - подо льдами кувшинки,

А в них - серебристая дробь.

К пушинке слетает пушинка,

14

К сугробу ложится сугроб.

* * *

Вернуться б, вернуться,

Молвы разминировать поле!

Вот хватки! Вот лица!

Куда мне от них... Вот они!

Здесь жаждал я воли!

И вдруг от избыточной воли

Как будто у края