Читаем Поэма Уединений полностью

Произведения барокко были продуктом жизненных и идейных факторов, предполагавших особую деятельность не только в искусстве, но и перед лицом действительности во всей сложности её проявлений. И диктовались ощущением опасности и непостоянства общественной и личной жизни.

Крушение иллюзий, пессимизм, ощущение общественной и личной неустроенности рождают в людях новое видение мира. С особой остротой чувствуют «поворот времени» художники, ищущие выход своим эмоциям, идеалам и средствам их выражения. Защитная реакция пробуждает жизнестойкость, производную от обострённого ощущения каждым своей неповторимой индивидуальности, от веры в собственную значимость и самоценность. На смену гуманизму идеалистическому приходит жизненный гуманизм — человеческое и жизненное начала пропитывают все сферы искусства, обусловливают творческие побуждения.

Отчасти этим объясняется и парадоксальное появление отвратительного, натуралистического, физиологического — уродов, карликов и блаженных в жизни и на полотнах художников, карикатурного отражения жизненных коллизий, порою трагических, и всё это — рядом с прекрасным, идеальным.

Восхищение миром, его красотой, открытой мастерами Возрождения, ведёт к чувственному переосмыслению, к экзальтации и преувеличениям реальных достоинств вещей. «Будучи создателем наиболее амбициозных по воплощению и технике произведений искусства, явленных европейской поэзией, — пишет Эмилио Ороско Диас, — Гонгора не отделял свою поэзию от жизни: даже в самых отделанных и изысканных вещах видна его горячая жажда постижения реальности»[4]. Эта реальность открывает человеку всю эфемерность его существования, преходящий характер всего, что его окружает.

Главными признаками мира и человеческого существования полагаются движение и все производные от него — смена времён года, перемещение, преображение и обветшание, воспринимаемые как сущностные качества, которые так важно уловить в стремительном их видоизменении, запечатлеть на бумаге либо на холсте. Любимые поэтами символы — языки пламени, пузырьки воды, струи потока.

Удручённый непостоянством всего земного, человек обращает взгляд в сторону сверхъестественного. Духовное материализуется, а повседневное, обыденное приобретает черты духовного. Жанром, наиболее удобным для выражения личных чувств и мыслей человека этой поры, как никогда прежде, становится поэзия. Поэт видит в реализации чувств через текст своё личное спасение.

Это и эпоха невиданного расцвета испанского театра, в котором зрителя больше всего подкупает реальность происходящего на сцене. В то же время художнику открывается вся театральность окружающей жизни. Образ жизни как сна утверждается в искусстве той поры, приобретает особое значение — физическая реальность не может быть воспринята иначе как эмпирическая, что прекрасно выразил современник Гонгоры — Бартоломе Леонардо Архенсола:

Люди того поворотного времени лишь смутно чувствовали перемены. «Весьма дурные вести доходят отовсюду, — сокрушался Франсиско де Кеведо[5], — и хуже всего, что все таких и ждали... Всё это <...> не знаю, то ли заканчивается, то ли закончилось. Многие вещи, которые с виду существуют и могут быть, на деле исчезли, став пустым словом, мнимостью»[6]. Об этом его сонет «О краткости жизни и о том, насколько ничтожным кажется прожитое»: