Читаем Побег полностью

И она придумает ему нормальное имя

Вместо этого набора цифр,

А я возьму его на руки

И буду знать,

Что он ещё не помнит ничего, совсем

Ничего

Не помнит.

Но он ведь только что из этой бесконечной свободы,

Только что был в ней.

Он пахнет ею,

Она касалась его —

Он был её частью,

Этой свободы,

Совсем недавно.

И это так волнительно —

Держать его на руках

Своих

Как доказательство этой свободы,

Доказательство того,

Откуда мы все здесь.

Заключённый номер 17388.

***

И, как и в любой тюрьме,

Ты знаешь, что

Здесь

Всё время

Следят за тобой,

Следят

Не снаружи, нет —

Изнутри,

Такие же заключённые,

Как и ты, следят.

Те, что ходят рядом по улицам.

Те, что сидят в соседних кабинетах

На работе.

Те, что засматриваются на тебя

Без причины слишком долго

В магазинах.

Впрочем, сама жизнь тоже следит,

Тоже следит за тобой,

Не давая тебе почувствовать эту свободу никак.

Никак невозможно почувствовать её под этими

Взглядами, под этим вечным наблюдением.

И только ты, кажется, чувствуешь её, только почувствуешь —

Как сама жизнь электрошокером

Бьёт тебя,

И ты падаешь от боли —

И вновь десять нарядов вне очереди,

И уже не до неё – не до свободы, —

Не до неё совсем.

***

Можно тешить себя тем,

Что хотя бы эта планета

Сама по себе свободна, —

А значит, и мы немного вместе с ней —

Несёмся все вместе в бесконечном космосе,

Но ведь и это не так, не так

Совсем.

Привязанная крепче, чем цепями, словно на тюремной прогулке,

Вращающаяся вокруг солнца,

Знающая своё место

И ни шага не могущая сделать в сторону —

Ещё более несвободная, чем мы.

Впрочем, если верить физике, что преподают

В этой тюрьме, то любой шаг в сторону этой планеты,

А тем более её свобода означали бы нашу смерть,

Нашу мгновенную смерть.

А может быть, это не совпадение, может, только так мы и становимся свободными?

Неужели только это путь на свободу

Для нас?

Может, только так и выпускают нас из этой тюрьмы,

Раз других выходов из неё никто никогда и не видел?

И только выйдя из этих дверей, люди никогда вновь не возвращаются сюда.

***

Возможно, эта планета – единственная тюрьма

Во вселенной. Возможно, так.

А может, есть разные – под каждое преступление

Своя тюрьма.

Может быть – я не знаю.

Я знаю: они хотят, чтобы я забыл эту свободу,

Забыл, – и, может быть, тогда они выпустят меня?

Может быть так?

Но я почему-то не могу,

Не могу никак забыть её.

Столько раз пробовал —

Не могу.

**

А если мы заперты здесь

Не для того, чтобы забыть эту

свободу,

А чтобы вспомнить?

Чтобы понять её вновь,

Ощутить её и стать частью её?

Может, для этого?

Может, когда-то там, откуда мы все, мы все её забыли и весь наш мир сжался

До этой тюрьмы?

А выход – просто всё вспомнить,

Просто вспомнить эту свободу,

Найти её,

Научиться вновь ей —

Может, так?

И все эти ограничения – всё это не для того, чтобы

Мешать нам, а чтобы помочь?

Чтобы на этом фоне свобода была особенно ценной для нас и заметной?

Чтобы не было ничего другого стоящего, кроме неё здесь,

Чтобы не было ничего настоящего, кроме неё здесь,

Чтобы даже самые незначительные обрывки воспоминания о ней

Были незабываемы.

Может, всё здесь именно для этого?

И эта тюрьма для этого?

***

И, видимо, это не обычная

Тюрьма,

И не дверь здесь выход,

Нет.

Нет никакой двери,

И идти некуда больше.

Куда ни пойдёшь – придёшь к

Тому же – круглая

Земля,

И даже эти звёзды – нет там выхода,

Нет, как ни смотри на них.

Сами, как заключённые, послушно

Повторяют вновь и вновь

Свой путь по этому небу.

И только лишь яркие кометы и метеориты проносятся

Сгорающей точкой в темноте,

Словно это отчаянная попытка побега.

Как ни смотри в эти звёзды, нет там выхода,

Нет.

И, возможно, выход где-то ещё,

Где-то рядом, совсем рядом,

Но там, куда не смотрим мы,

Там, где мы и искать не можем.

***

И вот я, уставший

После очередной смены

Исправительной,

Смотрю на этот плоский телевизор,

Пытаясь вспомнить свои же воспоминания

Об этой свободе,

Восстановить их опять в своей голове,

В своей душе,

После этого тяжёлого исправительного дня.

И вот я смотрю на этих актёров, что в этой плоскости

Экрана сейчас, как им кажется, живут полной жизнью,

Не видя другую жизнь, не видя меня, не видя

Третьего измерения, —

Чёрно-белые

В старом фильме.

И они плачут

И страдают там,

И им тяжело,

А я здесь – я хочу сказать им, что всё

Не так, но не слышат меня, не слышат,

Замкнуты в своей плоскости.

Недоступен я для них,

Недоступен совсем мой мир.

И это моё третье измерение было бы сейчас

Спасением для них —

Выпили бы со мной сейчас

Немного и сами бы рассмеялись над тем, что увидели бы

на экране,

Увидели бы, насколько плоскими и не настоящими

Выглядят все эти их двухмерные сложности и страдания

Отсюда,

Вышли бы на трёхмерную улицу, что рядом с домом моим,

Поймали бы такси и поехали бы прямо сейчас на свои виллы,

И были бы там счастливы и беззаботны,

По крайней мере уж точно не переживали бы из-за всей

Этой ерунды, которую так громко обсуждают их чёрно-белые

Двухмерные версии сейчас.

Но, может быть, их и не три вовсе – этих измерений?

И может быть, мы тоже замкнуты, заключены в этой жалкой трёхмерности,

Как и они в своей двухмерности,

И кто-то сейчас из четвёртого, пятого, шестого измерений

Смотрит на нас и смеётся, или кричит нам что-то,

Чтобы помочь, какую-то подсказку, которую мы просто не можем