Читаем Долги наши полностью

Но за начертанием имени автора на титрах фильма, за экранами телевизоров остаются еще некоторые черты личности автора книги, о которых мне хочется упомянуть, чтобы восприятие ее было бы более полным и подчеркнуло своеобразие и особенности склада творческого мышления писателя.

Здесь я позволю себе мемуарное отступление, что, впрочем, оправдано и характером последних страниц книги, где Алексей Каплер вспоминает о своей юности и где даже в нескольких кадрах мелькает имя и автора этих строк.

Действительно, творческая дружба Алексея Каплера с режиссером Григорием Козинцевым и мною началась в 1919 году, в революционном Киеве, где нас сблизило, помимо личной симпатии и возрастного совпадения, общее, почти фанатическое увлечение чарами театра, что, впрочем, было характерно не только для нас, но и для многих тысяч юношей и девушек того поколения, которое благодаря Октябрьской революции получило невиданные возможности для творческих свершений…

У Алексея Каплера было актерское дарование в особенно редкой его области — комедийно-буффонной. Казалось, в совсем еще незрелом юноше явственно выявилось уже тогда незаурядное и заразительное обаяние, исполненное доброго юмора.

Сам Каплер не придавал своему актерскому таланту особого значения, но с видимым удовольствием исполнял те комические роли, на которые толкали тогда его мы, начинающие театральные режиссеры. А вскоре Григорий Козинцев в первых своих фильмах «Чертово колесо» и «Шинель» использовал дарование Каплера, и исполнение им роли Значительного лица в картине по Гоголю осталось в анналах советского кино как один из примеров выразительного исполнения эпизодического персонажа.

Но свой путь к овладению кинематографическим мастерством Каплер не ограничил работой актера.

Он хотел изнутри изучить весь механизм создания фильма и поэтому прошел образцовую школу в качестве ассистента гениального Александра Довженко и даже попробовал свои силы в режиссуре, но не в пример многим впоследствии излишне самоуверенным драматургам не переоценил свои силы и предпочел использовать все полученные знания в той области, которая казалась ему более близкой.

Лавры кинорежиссера не прельстили его не только потому, что увидел он сложность этой профессии, требующей, помимо творческой специфики, огромного организационного труда, тех методических и упорных навыков, которые были несколько чужды его быстро воспламеняющемуся и нетерпеливому темпераменту, но и потому, что ранее обнаружилось в нем еще одно качество, составляющее особенность его дарования, — качество, не обязательное для режиссера, но совершенно необходимое для писателя.

Он был блестящим рассказчиком, неистощимым импровизатором, обладал тем редким даром живого слова, расцвет которого мы увидели впоследствии в творчестве Ираклия Андроникова.

Еще имя Каплера было никому неизвестно, но молва привела, например, к событию, которому я был личным свидетелем. Весной 1928 года в Одессу, где Каплер начинал в это время свою кинематографическую деятельность под эгидой Довженко, приехал писатель Бабель специально только для того, чтобы послушать изустные рассказы Каплера.

И вот днем в маленьком полупустом кафе на Дерибасовской улице, опершись локтем на мраморный столик, Исаак Бабель, как бы ввинтившись своим острым и лукавым взглядом в Каплера, чуть оробевшего от присутствия уже тогда знаменитого собеседника, приготовился слушать. Это была юмористическая или, вернее, даже трагикомическая сага о злоключениях некоего, им самим изобретенного, почти мифологического персонажа — старого полуграмотного одессита, с нехитрой шутовской мудростью и библейским спокойствием выпутывающегося из тысячи и одной выдуманных и подлинных бед, которые обрушивала на его седую голову жизнь.

Это было трогательно и забавно, а местами настолько смешно, что весь трясся, заливался беззвучным хохотом Бабель и, потирая запотевшие от смеха и слез свои очки в позолоченной оправе, требовал продолжения рассказов Каплера, неподдельно восхищаясь наблюдательностью и точностью характеристик и той сочностью языка, в котором кто-кто, а Бабель был самым сведущим и тонким знатоком.

Может быть, эти рассказы и благословение такого непререкаемого стилиста, каким был для нас Бабель, и поощрили Каплера на его первые писательские опыты. Несомненно одно — это его свойство рассказчика увлекательных историй расцвело, закрепилось, а впоследствии раскрылось полностью в диалогах его сценариев и, как вы убедитесь, нашло свое продолжение в новом качестве на страницах этой книги.

Итак, вы уже знаете Алексея Каплера — кинодраматурга, актера, рассказчика, телевизионного собеседника. А теперь вы знакомитесь с Алексеем Каплером — прозаиком.