Читаем Муха и Лебедь полностью

Так умная насекомая враз распутала дело об исчезновении Анастасии Трясогузкиной. Ей было очевидно, что живое росомахинское тело, залитое парфюмом, молодое, но многогрешное, помечено ароматом тела другого – юного, деревенского и пухлого словно пирожок, но мертвого, с кровью на голове и крошками печенья на губах. И так уж получилось, что с родными Мухиными опарышами в смертельной ране.

«Ух ты жж-жжж! – удивилась Мушенька. – Это жже она ее убила! Ззз захотела одна в теткиной квартире жжж жжить. В лесок ззз завела и каменюгой по темечку приложжжила. Головокружжительный оборот».

Она не смогла удержаться и, кружась вокруг Росомахиной, старательно заполняющей бланк заявления, жужжала ей в уши:

– Дура ты, дюжже дура, ззачем сюда пришла? Тебя жжже в кутузз-зку повяжж-жж-ут. Подожжж-жди… Ой, ты жжж! Это жжжж, да – никто зздесь вззжжи в жжж жиззнь не догадается. Ззз-значит, не дура, пришла и с себя подозз-ззрение отвела. Не боись, деваха, я тебя зза-заложжу. Жжжи жиззненный принцип: сама жжживу и другим жжжить даю. А все жж-же, так как ты – негож-жже! Негожжже! Ведь ежжели кажждый свою жже особь изззничтож-жжать начнет, то поражж-жаюсь, что будет! Ззз-земля тогда нехожжженой станет.

– Ах ты, дрянь летучая! Разносчица заразы, ишь пакость! Чего пристала, липнешь как на мёд? – злобно ответила ей Бронислава.

– Ха, «на мёд», льстите вы себе, гражданочка, – усмехнулся Акулов.

– Нужж-на ты мне, сама вся такая – зз-зараз-зза и разз-зносчица! Ну, я тебе покажж-жу, – разозлилась Мушенька и стала еще громче и быстрее летать вокруг хамской девицы, сужая круги.

Тогда Росомахина попыталась убить Муху, видимо убийство было ее привычкой.

– Отвяззжжись, – завизжала насекомая, увернувшись от красных лаковых ногтей.

– Отстаньте от животного, – вступился капитан.

– Сам ты вззжжи жживотное, – плюнула та в его сторону и улетела на шкаф, решив там прогуляться и отдохнуть.

– Гражданка, вы сюда мух пришли ловить? Сядьте и пишите быстрее. У вас дел никаких нет и быть не может, а мое время – драгоценное, год за два в льготном исчислении, – отчитал капитан девицу.

– Я не гражданка.

– А кто же вы?

– Я девушка.

– Про то, что вы девушка, ухажерам своим рассказывайте, а мне оно без разницы. Число и подпись ставьте. Так, а теперь идите к дежурному, пусть зарегистрирует. Отделение вам покидать запрещается, а через два часа, после обеда, возвращайтесь, – Акулов выпроводил посетительницу за дверь и, напоследок ущипнув ее правую ягодицу, добавил: – на сытую голову мы с тобой и займемся. Хм, хе-хе, показаниями.

«Тьфу, пакость какая, а не отделение милиции. Надо выбираться отсюда, не хочу я на всякие показз-зания смотреть, – подумала Муха и загрустила, – а вообще жжжалко мне их, безз-звольные людишки, несвободные, летать не умеют, ползз-зают тут, копошатся. Жжж жуть как безз-ззысходно».

Но тут дверь снова открылась и впустила другую посетительницу. Ах, какая это была девушка! Нежная и легкая, словно пылинка в солнечных лучах. Такая молоденькая и чистая – неземное существо, девочка-фея. И смотрела она тепло и доверчиво, как смотрят только люди из той редкой породы, что и муху не обидят.

Мушенька залюбовалась на вошедшую во все свои диковинные глаза, позабыв обо всем вокруг, но ее отвлек судорожно охнувший капитан Акулов.

Тут-то начались настоящие чудеса. Она с досадой зыркнула на капитана и обомлела. Акулов вдруг привиделся ей таким бедненьким и беспомощным, таким несчастным и нахохленным, вроде голубя больного. И вовсе не был он отвратительным, скорее наоборот – милым, но волею злой судьбы потерявшимся, незаслуженно отверженным, измученным и вызывающим сострадание.

– Наважж-ждение, – поразилась Муха такой метаморфозе, крутанула головой на 180 градусов и обратно, тщательно протерла глаза, но, переведя их на девушку, еще больше оторопела и, увеличив градус поворота до 360, воскликнула: – Вззжжи-вззжжи! Как жже? Как жже так? Я уззнаю, но не з-зз знаю. А! Это жжж дежжавю?

Тем временем посетительница, приветливо оглядывая обстановку и явно не замечая ее убогости, дошла до середины кабинета и обратилась к капитану:

– Здравствуйте, Иван Алексеевич, надеюсь, я вам не помешала? Как ваши дела?

– Не мешаешь ты ничего. Да ничего так. А че ты? Откудова меня знаешь? Чего так меня? Нормально дела. Что те от мене надобно? Вы что это? – опешил Акулов, которого очень редко величали по имени-отечеству, а ласково к нему и вовсе никто отродясь не обращался.

Но еще больше капитана озадачило и даже напугало ощущение никогда не испытываемой ранее неги, зародившейся где-то в центре груди, обволокшей тело и хлынувшей в голову.

Он хотел матюгнуться, как всегда делал, встречаясь с чем-либо непонятым, да, к стыду признаться, и в других случаях тоже. Но забыл все привычные неприличные слова. Вместо них откуда-то из подсознания облачком выпорхнуло экзотическое слово «аура».

– Ох, простите, я это имя на дверной табличке прочитала. Что-то не так? – хрустально спросила девушка.

– Да вроде так, – неуверенно ответил он, пытаясь раскурить незажженную папиросу.