Читаем Золотое древо полностью

Некоторое время Сорен молчал, обдумывая его слова. Возможно, король был прав, но какой смысл дни и ночи сокрушаться по поводу своего происхождения? «Не кровь определяет наш характер, а поступки и мысли», — напомнил себе Сорен. Ему ли не знать, что Корин отличался не только поразительной храбростью, умом и мудростью, но и редкой добротой и способностью к состраданию. Он сумел возвыситься над злобой своего окружения и преодолеть жестокость воспитания. Даже если в жилах его текла кровь хагсмары, желудок у него был подлинно совиный!

Резкий ветер свистел за стенами дупла, низкие тучи затянули небо, и в разгар дня на острове стало темно, словно ночью. Сорен зябко поежился. Все-таки странно, что в преддверии зимы, когда ягодам молочника положено стать белыми, словно снег, они продолжают сохранять сияющий золотой оттенок ушедшего лета! Но еще более странным было то, что осенью дерево не только не облетело, но, казалось, распустилось еще пышнее, а на месте тех листьев, которые все-таки осмелились опасть в положенный срок, чудесным образом возникли их полупрозрачные золотистые тени. Совы на острове не уставали восторгаться этим природным феноменом, на все лады восхваляя торжество вечного лета, но на Сорена эти чудеса производили гнетущее впечатление. Мерцающие золотые силуэты, оставшиеся на месте опавших листьев, напоминали ему скрумов — неупокоенных духов мертвых сов, которые не могут вознестись в глаумору, пока не завершат оставшиеся на земле дела.

Молодой король и его дядя долго молчали, зачарованные мягким светом угля, струившимся сквозь металлическое кружево ларца. Возможно, они думали об одном и том же. Пусть они узнали о могуществе угля из книг, но оба понимали, что это не сказки. Они знали, что магия, как добрая, так и злая, вполне реальна. Уголь Хуула мог стать величайшим благословением для совиного мира, а мог превратиться в его проклятие. Когда он был извлечен на свет после тысячелетнего заточения в вулкане, Сорен и Корин сразу почувствовали, что в плотной ткани совиной вселенной образовалась крошечная прореха, сквозь которую могли просочиться страшные чары темнодейства.

Нира была искушена во зле, но зло извечно существовало под небесами. Возможно, именно через эту незаметную щель в пологе совиного мироздания мать Корина смогла, наконец, добраться до темнодейства… А если в жилах Ниры действительно текла хотя бы капля крови хагсмары, то чары темнодейства могли наделить ее могуществом древней колдуньи Крит, когда-то едва не погубившей весь совиный мир. В легендах, которые читали совы, говорилось о том, что страшная Крит при помощи магии и зловещих опытов создавала чудовищных монстров. Что, если Нира была отдаленным потомком одного из этих созданий? Но если это так, то она была даже опаснее обычной хагсмары!

Вот какие мысли неотступно тревожили Корина. Что ему делать, если это правда? Тайный страх терзал его днем и ночью, лишал сил, вызывал бесконечный ужас.

Что касается Сорена, то прочитанные легенды пробудили в нем совсем другие вопросы и опасения. В глубине желудка он понимал, в чем состоит главный урок прочитанного: здравомыслящая сова должна в жизни опираться на разум, а не на силы магии, неважно — злой или доброй. Сорен понимал терзания Корина, страшившегося своего происхождения, однако при этом он твердо знал, что Корин — хороший, А раз так, то постоянная одержимость мыслями о матери, магии и силе угля лишь отвлекала короля от своих непосредственных обязанностей. Быть Ночным стражем Великого Древа издревле было намного почетнее, чем быть королем. Но только король мог поддерживать в подданных это чувство гордости, он обязан был подавать пример и вести сов за собой. В клятве, приносимой Ночными стражами Га'Хуула, ничего не говорилось о магии. В этой клятве не было ни слова о том, что благородство дается древностью рода или принадлежностью к королевской крови. Прекрасные слова, произнесенные много лет назад, вновь зазвучали в ушах Сорена, и желудок его, как когда-то, задрожал от волнения: «Я стану глазами в ночной тьме и тишиной в реве ветра. Я стану когтями, пронзающими пламя, и щитом, ограждающим невинных. Я не стану искать венца власти и не буду стремиться к славе…»

Это была клятва Ночных стражей Великого Древа Га'Хуула, росшего на острове Хуула, посреди моря Хуулмере.

Тлеющий уголь огромным кровавым цветком распускался в ажурном ларце, бросая трепещущие тени на белоснежные лица сипух.