Читаем Женский хор полностью

Выходя из родильных залов, я всегда думала лишь об одном — как бы поскорее вернуться в операционный блок. Там женщины не кричат, не задают вопросов, они просто хотят, чтобы врач решил их проблему, выдернул опухоль, пожирающую их грудь, или проклятую матку, кровоточащую всеми своими фибромами, — и это всего лишь пустяк, самое интересное вот что: уменьшить размер груди с 95 В до нулевого, не оставив ни одного шрама, изъять шесть яйцеклеток из яичника, неспособного извергнуть их самостоятельно, оплодотворить in vitro[4] и затолкать в матку; или же самый смак — я только об этом и мечтаю с тех пор, как в первый раз увидела, как Жерар, заведующий отделением пластической хирургии, восстанавливает девственную плеву у одной несчастной идиотки, которая трахалась с четырнадцати лет, а в двадцать три захотела вернуть себе утраченную красоту, чтобы выйти замуж за богатого дурака и чтобы в первую брачную ночь он поверил в то, что этот раз первый для них обоих: для нее — с мужчиной, для него — с девственницей. Жерар умел их зашивать, как никто другой. Я с дрожью вспоминаю его улыбку и удовлетворенный монолог, который он произнес, затягивая последний узелок: «Ну вот! Теперь она у нее достаточно узенькая, чтобы он наткнулся на нее при первой же попытке; достаточно чувствительная, чтобы эта шлюха закричала, как будто это действительно первый раз; и достаточно хрупкая, чтобы порваться и начать кровоточить при первом же мощном натиске — не слишком обильно, но достаточно для того, чтобы на брачной простыне образовалось пятно. И если это произойдет, свекровь вывесит простыню на балконе… Короче, как раз то, что нужно, чтобы этот тип не лишился своей первой брачной ночи. Произведение искусства».

Последующие две недели я только об этом и думала.

Итак, на доктора Франца Карму, главного лечащего врача 77-го, женского, отделения, мне совершенно наплевать. Этот тип и его отделение меня не интересуют. Однако избежать встречи с ним мне не удастся: каждый интерн, выбравший в качестве специализации гинекологическую хирургию, должен провести по меньшей мере год в родильных залах (где, следует признать, я все же научилась как следует делать кесарево, а также — мне повезло, поскольку такое нечасто увидишь, — экстренную кровоостанавливающую гистерэктомию[5] женщинам, которые начали писать кровью после того, как произвели на свет свое потомство) и — вот это уже не так весело — еще полгода в строго врачебном отделении. Официально для того, чтобы «научиться устанавливать контакт с пациентами и оказывать первую помощь в экстренных ситуациях».

Я пыталась объяснить Коллино, что контакты меня не интересуют, сжимать ладошку больного — совсем не мой стиль, да и оказание первой помощи — не моя тема; я чувствую себя комфортно только с инструментами, скальпелем или электрическим хирургическим ножом, ножницами, иголками и нитками — короче, с чем-то твердым между пальцами, а он ответил, что так уж заведено и — глядя на меня сверху вниз — что, если я не хочу туда идти, мне остается только сменить специальность. Меньше всего мне хотелось терять время с этим Кармой. На то, что о нем говорили, мне было наплевать, и я решила в любом случае договориться с санитарками, чтобы можно было убегать в блок каждый раз, как представится возможность. Самое главное — не потерять сноровку.

Однако кое-что меня пугало. Парень, с которым я встретилась в интернатуре, рассказал, что Синяя Борода — которого также называли «гуру женского отделения», потому что, видимо, именно он придумал отделению название, — прогнал его без всяких объяснений на следующий день после приезда, после того как услышал, как тот подшутил над пациенткой. «Странно, — сказал он мне, — я ничего такого не сказал, ну разве что „вотдура“, а ему это не понравилось, я так и не понял, почему она начала хныкать, и Карма явился, как Зорро на скакуне, и выставил меня за дверь». После этого бедняга нашел себе новую работу, но привыкнуть к другой службе в УГЦ ему было очень трудно. Вот это меня по-настоящему беспокоило. Я узнала, что заведующий отделением, мелкий начальник, часто бывает в дурном расположении духа, что он упрям и, кроме того, злопамятен. Неудовлетворенный тип, вот и мучает интернов. А позволить прогнать себя маленькому шефу — даже совсем маленькому, такому, каким, несомненно, являлся Карма (поскольку его отделение — самое маленькое в УГЦ-Север), — значит распрощаться с карьерой в этой больнице или пойти пахать в отделение его заклятого врага, то есть в ад, потому что этот враг, разумеется, будет рад отметить, что его коллега «совершил ошибку, отделавшись от столь великолепного сотрудника», но не упустит ни малейшей возможности рассказать кому-нибудь о том, что этот сотрудник работать совсем не умеет — совершенно нормально, учитывая то, откуда он пришел, — и что, если «даже там» он не смог работать как полагается, это действительно…