Читаем Воображаемые жизни (с иллюстрациями) полностью

Сначала я не делаю никакого разграничения между писани-ями Марселя Швоба — рассказами, повестями, психоло-гическими этюдами. Я хочу приноровиться к его методу, в который верю. Реальное отделяется от возможного только словом. Возможное, не запечатленное никаким названием, могло

бы его иметь, а реальное часто совершенно пропадает для нас

только потому, что оно остается анонимным. Между находя-щимися в Лувре (да и повсюду) безымянными мраморными

бюстами, может быть, имеется и тот бюст, который мы ищем, бюст Лукреция, бюст Клодии. Но именно потому, что он не отмечен известным именем, мы, глядя на него, не чувствуем того

трепета, который охватывает нас перед изображениями жив-ших некогда людей. Относясь с почтением к наследию геро-ического воспитания, мы хотели бы, чтобы маски, на мгнове-ние представшие перед нашими глазами, распространяли вокруг себя благородное трепетание идей. Мы забываем, что ни

мысли людей, ни их поступки не написаны на их наружности, что, кроме того, наружность, созданная артистом, отподобля-ет его собственный гений, а не гений исторического лица. Для

того, кто рожден истолковывать внешние формы различных

v

явлений, физиономия ткача, лицо Гете, незаметное какое-нибудь деревцо в неведомом лесу и фиговое дерево St. Vincent de Paul1 — имеют совершенно одинаковую ценность, ценность

характерных различий.

Мир — это лес различий. Постичь мир — значит понять, что абсолютного тождества не существует. Принцип этот

очевиден и превосходно реализуется в жизни. Сознание бытия — не что иное, как восприятие явлений различного характера. Науки о человеке нет, но есть искусство, его изобра-жающее. Марсель Швоб высказывал по этому поводу мысли, которым я придаю решающее значение. «Искусство, — говорит он, — противоположно общим идеям. Оно описывает только индивидуальное, стремится только к единичному.

Оно не собирает вещей по категориям, а дифференцирует

их по индивидуальностям». Яркость этих слов необычайна.

Но они имеют еще другой важный смысл. Они кратко и ясно

фиксируют современное направление лучших умов. Было бы

прекрасно, если бы какой-нибудь путешественник во время войны на греческой территории рассказал нам о торговке зеленью, по утрам ходившей со своей корзиной по улице

Эола! О чем она думала? Как слагалась ее личная жизнь среди всеобщего волненья? Вот что хотелось бы знать. Торговка, сапожник, полковник, носильщик — все любопытны в своей индивидуальности. Я жду, что какой-нибудь исследователь

займется этим вопросом. Но, по-видимому, никто не понял

еще, какой интерес представляет жизнь отдельной личности, случайно встреченной нами в потоке повседневных событий.

Мы окружены декорациями, и человеку часто не приходит в

голову постучать пальцем и убедиться, из чего она сделана: из дерева, полотна или бумаги. Марсель Швоб применяет это

1 Викентий де Поль (Vincent de Paul; 1581–1660) — святой католической Церкви, основатель конгрегации лазаристов и общи-ны «дочерей милосердия».

vi

неизвестное искусство дифференцировать явления жизни с

необыкновенною проницательностью. Никогда не пользу-ясь совершенно законным методом трансформации реальных

впечатлений, Швоб умеет даже вещам, кажущимся чистейши-ми иллюзиями, придавать характер живой реальности. Для

этого ему достаточно из фактов, не связанных между собою

никакою логикою, выбрать то, что, будучи представлено в целой серии, может очертить внешний вид явления в полной

гармонии с его внутренней сущностью. Это индивидуальная

жизнь, созданная или воссозданная анекдотом. То, что Лаланд ел пауков, а Аристотель собирал всевозможные глиня-ные вазы, само по себе нисколько не характерно ни для великого астронома, ни для великого философа. Но эти черты

принадлежат к числу тех, без которых в Лаланде и Аристотеле

нельзя отделить внешнего человека от внутреннего. Без этих

мелочей средний читатель представляет себе всякого знаменитого деятеля истории в неподвижной позе восковой фигуры. Если ему рассказывают о нем нечто подобное, он, не по-няв в чем дело, возмущается именно тем, что является одним

из наиболее ярких признаков живой индивидуальности. Хо-тят, чтобы знаменитые люди были всегда логичны. Не заме-чают, что логика является отрицанием всякой личной жизни.

Я хочу объяснить метод Швоба. Это гораздо труднее, чем

высказать свое впечатление о каких-нибудь законченных его

произведениях. Результат его труда — несколько томов рассказов, между которыми «Les Vies Imaginaires»1 представ-ляют собою нечто очень характерное. Перед нами сотня существ, которые движутся, говорят, странствуют по морям и

землям с необычайным правдоподобием реальности. Если

бы ирония Марселя Швоба имела склонность к мистифика-ции (таков был Эдгар По), называемой американцами hoaxe, 1 «Воображаемые жизни» ( фр. ) — книга рассказов, 1896.

vii

сколько читателей, сколько ученых было бы обмануто жизне-описанием «Кратета Киника», в котором подлинная истори-ческая биография во всей ее чистоте не нарушена ни единым