Читаем Вечерний поезд в Ятире полностью

В 6 часов 45 минут веселая ватага парней и девушек с гомоном приближается к смоковнице, что растет рядом с домом госпожи Шаули. Даже сам господин Трован оказывается там вовремя, стоит, растерянный и изумленный, озирается по сторонам, будто ждет кого-то. Ровно в 6 часов 10 минут заканчивается ежедневное собрание правления деревни, и члены правления вместе с секретарем выходят на улицу перед зданием. Еще через несколько минут является Дардиши, как всегда в этот час навеселе, ищет глазами камень и, покряхтывая, усаживается на него. В 6 часов 15 минут вагонетка с рабочими шахты с натугой взбирается по дороге в деревню, за нею следуют еще пять рабочих; уже долгие годы они работают на строительстве большой плотины. Они долго карабкаются по узкой горной тропинке, что с восточной стороны деревни, оттуда лучше будет виден поезд. В то же время открываются окна в доме больного Эхуди, и его бледное лицо высовывается наружу. Мешулам-сирота с диким гиканьем сбегает к мосту и пристраивает на рельсы старые железяки, вослед раздается запоздалый крик его тетки. В 6 часов 22 минуты уже не найти во всей деревне человека, который бы не приставил ладонь козырьком ко лбу, заслоняясь от солнца, опускающегося в полной тишине и озаряющего мост своими ослепительными лучами. С приближением заката я неторопливо подымаюсь с места, с двумя флагами в руках — зеленым, расправленным, и красным, скатанным в трубочку, — и так стою, встречая идущий поезд. В 6 часов 24 минуты ко мне приближается Зива из соседнего дома, становится возле меня, молчаливая и взволнованная. В 6 часов 25 минут ровно из станционного дома выходит старый начальник станции, господин Ардити. Он торопливо шествует, согнувшись, и знает, что вся деревня сейчас с замиранием сердца следит за ним. Он подходит к двум серым рычагам стрелки и одним движением руки переводит их. Этим жестом он как бы утверждает единственное направление, главные рельсы, по которым промчится поезд, и отрезает поезду всякую возможность свернуть на второстепенные рельсы станции, узкие, ржавые, покрытые мхом, но идущие параллельно главным; рельсы станции-обманщицы, они делают вид, что бегут в ногу с магистральными, а сами добираются лишь до моста и там, в заслоне из толстых свай, обретают внезапный и сокрушительный конец.

Завершив перевод стрелок, Ардити сдвигает брови; он остается ждать, опершись на рычаги, дабы убедиться в надежности содеянного.

6 часов 27 минут. Издалека слышен гудок поезда, на нас сходит немая тревога. Я спешно опускаю свернутый красный флаг и подымаю зеленый. Он развевается в воздухе. Ровно в 6 часов 27 минут из-за гор с ритмичным пыхтением появляется поезд. Шумя и дымя, он со свистом проносится мимо нас, его возбужденный грохот с неизменным светом в окошках врывается в наш тихий спокойный мир. Ритмичен перестук его колес, слаженны и точны его движения, он стремителен, как молния.

Госпожа Шрира, Мешулам, глаза разверзший, рабочие — все как один машут ему вслед, желая счастливого пути. В ответ следует несколько отдельных взмахов, это, вероятно, те пассажиры, которые скуки ради глядели в окно и заметили людей, приветствующих поезд. Глаза всей деревни устремлены к мосту, туда, где поезд скроется за последним изгибом пути, вильнет на прощание серебряным хвостом.

Поезд ушел, и люди всматриваются друг в друга — они загадочно-молчаливы и озабоченно-серьезны. Еще пара минут — и все расходятся, вечерние сумерки окутывают нас. И так — каждый день. Так было, есть и будет всегда.

Но Зива думает иначе. Зива, которая взрослела рядом с пробегающим поездом, хорошела в этом ежедневном сумеречном ожидании; и зловещий ее умысел возник в этом печальном, изматывающем душу однообразии, в жгучем беспокойстве; и она обратилась за решением к гневным ветрам, дующим с севера. Зива, которую я люблю всем своим сердцем втайне. Она знает об этом и потому избегает меня, прячется. Зива, которая отлично умела молчать, вдруг тряхнула плечами, как бы сбрасывая с них тяжесть накопившегося молчания.

Последний вагон растаял в горах, ночной воздух прозрачен накануне надвигающейся бури; я, как обычно, еще стою, вглядываясь туда, где только что исчез поезд, зеленый флаг опущен. И тут ко мне подходит Зива, что не в ее обычае, поднимает красный флаг с земли, развязывает аккуратно узел, расстилает флаг на траве, придерживая его обеими руками. Заметив меня, низко склоненного над ней, она одаряет меня взглядом, испуганным и серьезным одновременно, и, набравшись духу, произносит:

— Красный флаг… совсем новенький… Я всматриваюсь в флаг и понимаю, что никогда не видел его расправленным.

— Махали им хоть раз в жизни? — спрашивает она с хитрецой.

— Кому? — удивляюсь я.

— Экспрессу, — выдыхает Зива.

Я молчу. В деревне никто не произносит этого названия — «экспресс». Она видит мое замешательство, но не отступает, спешно выпрямляется и спрашивает, как бы наивно:

— Действительно он нужен, этот красный флаг?