— Фашистские танки были разбиты… На батарее уцелело только одно орудие. Возле него осталось два человека — Вася со своим командиром. И тогда выполз еще один танк… Вася был ранен, и он не знал, остановил или не остановил его командир этот танк…
— Остановил! — вдруг сказал Сергей Николаевич. Лицо его оживилось, глаза заблестели. — Где Вася?
Ребята бросились к учителю, заговорили все сразу:
— Вася уехал!
— Он так любил вас!
— Он все время рассказывал о вас!
Трубачев протиснулся к Сергею Николаевичу:
— Уезжая, Вася сказал: «Скажите ему, ребята: много Васей есть на свете и много у него в части красноармейцев, только, может, вспомнит он подносчика снарядов с четвертой батареи… Уехал, мол, на фронт в его шинели».
Сергей Николаевич встал. Глаза его смотрели через головы ребят куда-то далеко-далеко, словно он видел снежное поле и идущего по дороге молоденького красноармейца с винтовкой и вещевым мешком за спиной.
— До свиданья, Вася! — тихо сказал учитель. — Мы еще встретимся!
Темнело. В сумерках отчетливо выделялись побеленные мелом края тротуаров. Дома без огней с виду казались спящими, но на улицах было людно и оживленно.
Сергей Николаевич шел вместе с ребятами мимо знакомых домов и палисадников. Родной город навевал на него тихие, грустные воспоминания. Душа его была растревожена встречей с ребятами, всей знакомой обстановкой школы, от которой он был оторван в течение целого года.
«Как изменилось все за этот год! — думал Сергей Николаевич. — Сколько пережито!» Среди этих детей, которые ему стали так близки, нет маленькой девочки с золотистыми косами и голубыми близорукими глазами… В своем осиротевшем доме он уже не найдет верного друга — старого отца… И в нем самом что-то изменилось за это время — он уже давно привык стоить лицом к лицу с опасностью, он возмужал и окреп, суровая военная обстановка закалила его сердце. И все-таки сейчас горечь потерь чувствовалась все так же остро, как в первый раз, когда он получил на фронте письмо Леонида Тимофеевича, сообщавшего ему о гибели близких.
Сергей Николаевич почувствовал вдруг, что он очень устал; больная рука его ныла. Он поглядел на ребят и улыбнулся им теплой, благодарной улыбкой.
Трудно войти одному в опустевший родной дом. Но он войдет не один… Ребята шаг за шагом идут рядом с ним. Они всё понимают. Сергей Николаевич сейчас для них не только любимый учитель — он близкий им, дорогой человек. И в то же время он тот бесстрашный командир, о котором говорил Вася, он защитник Родины. Узенькие цветные ленточки на зеленой гимнастерке наполняют их сердца гордостью.
Петя Русаков отвоевал себе шинель и, шествуя впереди, бережно несет ее на плече. Нюра крепко держит Сергея Николаевича за руку. Учитель несколько раз внимательно взглядывает на девочку. Давно ли прежняя Нюра Синицына, крикливая и глупенькая, ссорилась со всеми в классе, писала смешные и нелепые стихи!.. Сейчас она стала как будто взрослее и спокойнее, в ее глазах появилось новое, серьезное выражение, а в обращении с товарищами чувствуется глубокое дружеское понимание. Нюра идет с ним рядом, время от времени уступая свое место Лиде. Уступив, она самоотверженно шагает одной ногой по тротуару, другой по мостовой, чтобы все-таки быть ближе к учителю. С левой стороны, чуть-чуть боком, обратив к учителю свое круглое лицо, идет Саша Булгаков. Мазин, пробуя протиснуться вперед, наступает всем на пятки. Васёк Трубачев, Коля Одинцов и Сева Малютин идут впереди. Чем ближе к дому, тем неспокойнее у них на душе.
— Мы войдем все вместе, — шепчет Сева.
Вот и знакомое крыльцо. Сергей Николаевич поднимается на ступеньки, по старой привычке вытирает ноги о железный плетеный коврик. Дверной замок заржавел, дверь открывается с коротким скрипом.
— Войдемте! — говорит учитель и пропускает вперед ребят. Потом входит сам, зажигает свет.
На вешалке висят старое пальто Николая Григорьевича и меховая шапка. В комнатах стоит глубокая тишина. Наглухо закрытые пыльные окна словно задернуты серой марлей.
Сергей Николаевич останавливается в первой комнате. Здесь все, как прежде. Письменный стол, диван, этажерка с книгами. Под стеклом в простой рамке — портрет Сталина.
Дверь во вторую комнату открыта. Там у стены кровать Николая Григорьевича, покрытая желтым байковым одеялом, маленький низкий столик. На столике — старые журналы, газеты…
Сергей Николаевич бросает беглый взгляд на пустую комнату отца и устало опускается на диван:
— Ну вот мы и пришли…
Ребята садятся рядом с ним. Они долго молчат. Потом Васёк, прижимаясь щекой к плечу Сергея Николаевича, тихо говорит:
— Тетя Оксана сказала: «Если доведется где повидать вам учителя, скажите ему, что отец умер, а сестра жива, помнит его…»
Ребята низко опускают головы.
Учитель сидит, не шевелясь, и задумчиво смотрит на ребят.