— Ну, смерти я не боялась, хоть, конечно, подумывала о таком исходе. Но потом поняла, что мой долг в том и заключается, чтобы извергов этих извести, не зря же господь сподобил меня стать единственной свидетельницей их злодеяний. А чего к закону не обратилась? Не скажу. Видно, не верила, что закон правильно рассудит дело. А мать Фаинина внушила мне уважение. Я ее пару раз видела и поняла, что она строгая и решительная, а главное, догадывается о больных мозгах своей дочери. Вот я к ней и поехала. Вошла во двор, долго сидела. Наконец дождалась, что она вышла на улицу. Я догнала ее, представилась. Она сказала, что слышала обо мне и даже, кажись, видела мельком. Короче, согласилась выслушать. Я ей все и рассказала, в деталях и с примерами, именами, датами и способами убийства. А потом предупредила, что грех этот от нее — как от матери изуверской — начало берет. Значит, ей его и исправлять. А если не исправит она, то я пойду в милицию, и их всех привлекут за соучастие: кого за сокрытие правды, кого за пособничество. Я ей сказала, что смогу привести доказательства, что она знала о преступлениях дочери. А под конец сказала, что им-то ничего — они пожили на своем веку. А малец Гришка не за козлиную душу в детдоме пропадет. И дочка младшая, что как раз тогда в люди выбивалась, дорожки светлой повек не увидит. И она решилась.
— А откуда вы знаете, что поджег совершила именно она? — спросила Ясенева.
— Так ведь она попросила меня помочь ей. И мы в тот день совсем, считай, под ночь, вдвоем туда поехали. Я на улице оставалась, долго бродила в темноте, но мне же не привыкать было. А она к ним в дом пошла и вышла оттуда только под утро. И вскорости там полыхнуло пламя. Но мы уже были далеко, только столб дыма и заприметили с расстояния, отделявшего нас. Думаю так, что она пила-гуляла с ними, незаметно при этом напоив их сонным зельем. А потом облила все керосином, да и подожгла. Делов-то, чертей порешить!
***
— А бабушка знает, что вы мне это рассказали? — спросила я.
— Нет, я рискую не оправдать бабушкино доверие. Но ты можешь рассказать ей о нашей борьбе со зверстрами, а там как она сама захочет, тому ты и должна покориться. Ира, твоя бабушка Галя — человек незаурядного ума и воли, береги ее, не подведи меня.
— Обещаю, — пролепетала я жалким и раздавленным голосом, но не от боязни перед возложенным на меня доверием, а оттого, что все время, оказывается, находилась в окружении незаурядных, мужественных людей. И поняла, что я — плод их целенаправленных усилий, их продолжение. Пришла моя очередь нести эстафетный факел веков, и я обязана пронести его, не загасив и не снизив скорости, чтобы передать дальше в надежно подготовленные руки.
По плечу ли окажется столь ответственная и отважная миссия моему Алешке, наделенному не внушающими доверия хлипкими генами? Ведь именно с его подачи я собиралась рожать детей, через которых мне предстояло действовать дальше.
С пониманием этого мне надо было жить дальше. Но я, честно признаюсь, очень надеюсь на чувство юмора, зная теперь, однако, ему время и меру. Ибо существуют святые истины и великие дела, свершающиеся тихо и незаметно, но не терпящие привыкания к ним и суесловия. А поучиться этому, как вы убедились, мне было у кого!