На десятом году войны захваченный Одиссеем в плен троянский прорицатель Елен поведал, что Троя не может быть взята без Филоктета, владеющего луком Геракла. Тогда на Лемнос был отправлен Диомед, который пообещал Филоктету исцеление под Троей. Вылеченный Филоктет убил затем в единоборстве Париса (в древнейшей версии это вело, по-видимому, к окончанию войны), а его возвращение не встречало в эпосе, как видно, особых трудностей.
Миф о Филоктете обработали до Софокла оба знаменитых афинских трагика — Эсхил, а за ним Еврипид (в 431 г.). Сравнительно полное представление об их не дошедших до нас трагедиях мы получаем из двух речей греческого ритора I века н. э. Диона Хрисостома.
Произведение Эсхила отличалось свойственной ему суровой простотой: зрителю предлагалось допустить, что либо явившийся за Филоктетом Одиссей за десять лет неузнаваемо изменился, либо память героя была настолько ослаблена бедами и страданием, что он не узнал в Одиссее своего злейшего врага. Так или иначе, Одиссей — вероятно, во время приступа болезни у Филоктета — завладел его луком, и тому не оставалось ничего другого, как следовать вместе с ним под Трою.
Тоньше и сложнее была представлена вся история у Еврипида. Во-первых, у него Одиссей согласился на трудную миссию только после того, как Афина изменила его внешность и голос. Во-вторых, в помощники ему был придан Диомед, — таким образом, Еврипид соединил эпическую и эсхиловскую версии. Наконец, Еврипид ввел совершенно новый момент: наряду с ахейцами заинтересованность в Филоктете проявляли троянцы, приславшие за ним на Лемнос свое посольство. В конце концов, ахейцам после бурного объяснения с Филоктетом удалось убедить его отправиться под Трою. Хор и у Еврипида и у Эсхила состоял из жителей Лемноса, которые за десять лет успели привыкнуть к страданиям изгнанника.
Софокл, обратясь к мифу о Филоктете, сделал два важнейших нововведения. Во-первых, Хор у него состоит из мирмидонских моряков, впервые видящих Филоктета и проявляющих максимум сочувствия к его участи. Во-вторых, в спутники Одиссею он придал вместо Диомеда благородного Неоптолема, юного сына Ахилла, которого Одиссею первоначально удается использовать как свое орудие в достижении цели.
Поскольку о времени постановки трагедии не сохранилось ни прямых, ни косвенных данных, определяющими для ее датировки являются композиционные и стилистические признаки, которые сближают «Электру» с «Филоктетом» и «Эдипом в Колоне» и заставляют относить ее к последнему десятилетию творчества Софокла (вероятно, ок. 415 г.). (Вопрос о хронологическом соотношении «Электры» Софокла с одноименной трагедией Еврипида здесь не может быть рассмотрен.)
Фигура Электры в древнегреческой драме самым тесным образом связана с мифом о трагических событиях в доме микенского царя Агамемнона. Жертвоприношение им Ифигении вызывает затаенную ненависть к нему его супруги Клитемнестры, которую поддерживает в ней ее любовник Эгисф, и вместе они убивают вернувшегося с войны царя. Через семь лет возмужавший на чужбине Орест возвращается, чтобы отомстить убийцам отца, и в его мести какую-то роль всегда играет Электра.
Впрочем, гомеровский эпос еще не знает ее имени. Впервые оно появилось, по-видимому, у лирического поэта VII века Ксанфа и затем у его преемника Стесихора, который в свою двухчастную поэму «Орестея» ввел мотив грозного сна, привидевшегося Клитемнестре. Чтобы умилостивить подземных богов, царица посылала дары на могилу убитого царя, прибегая при этом к помощи Электры. Какое-то участие девушка должна была принять и в последней встрече Ореста с матерью.
Во всяком случае, сохранилась краснофигурная аттическая ваза первой половины V века, на которой подписаны имена изображенных на ней персонажей. Мы видим здесь убитого и свалившегося с трона Эгисфа, слева от него — Электру, а справа — Ореста с мечом и позади него — Клитемнестру с занесенной над сыном секирой. Электра, протянув руку к брату, призывает его оглянуться, дабы уклониться от угрожающего ему удара. О положении Электры после убийства отца, ее ожидании Ореста как мстителя и спасителя царского дома и об ее участии в подготовке Ореста к мести мы можем судить на основании «Хоэфор» Эсхила — средней части его трилогии «Орестеи» (458 г.), целиком до нас сохранившейся.