Читаем Сотворение мира.Книга вторая полностью

Остроту разгоревшейся внутрипартийной борьбы Александр почувствовал в Комиссариате иностранных дел. Не успел он появиться там после очередной поездки, как его сразу поймал в коридоре референт Волошин, прижал в углу и, придерживая за лацкан пиджака, стал убеждать в необходимости голосовать за «оппозиционную платформу».

Волошин никогда не вызывал симпатии Александра. Маленький, тщедушный, измученный хронической экземой, он ходил с забинтованными руками, сутулясь, и от него всегда пахло дегтем и серой.

— Вы, товарищ Ставров, даете себе отчет, что творится в партии?! — зашептал Волошин. — Это уму непостижимо! Нас тянут в мелкобуржуазное болото, затыкают нам рот! Это же катастрофа!

— Подождите! — досадливо поморщился Александр. — О каком затыкании ртов можно говорить, если оппозиционеры открыто печатают свои статьи и выступают сколько им хочется?

— Да, но их никто не слушает, — с детской наивностью пролепетал Волошин. — Но они своего добьются!

В голосе Волошина внезапно зазвучала неприкрытая угроза, тронутое красными пятнами лицо задергалось в тике.

— Я обратился к вам, товарищ Ставров, как к человеку развитому и культурному, — сказал он, — я думал, что вы можете глубже разбираться в вопросах, чем, скажем, товарищ Черных. Если я ошибся, простите.

Александр отодвинул его рукой:

— Очевидно, вы ошиблись, Волошин. Даже определенно ошиблись. Не знаю, насколько глубоко я разбираюсь в партийных вопросах, но взглядов оппозиции не разделяю и, так же как все честные товарищи, считаю их вредными.

Разговор с Волошиным оставил в душе Александра тягостный осадок.

Вечером Александр вышел из комиссариата вместе с пожилым сотрудником протокольного отдела Игнатом Ивановичем Спорышевым.

На улице зажглись первые фонари, и вдоль расчищенных тротуаров, на сумеречном голубом снегу, желтели тусклые отсветы. Мороз усилился. Прохожие сутулились, поднимали воротники пальто, бежали вприпрыжку, постукивая ногами.

Широкоплечий Спорышев, закрывая рукавицей толстый нос, проворчал:

— Берет морозец! — Он повернулся к Александру, тронул локтем его локоть: — Давай, Ставров, зайдем ко мне, погреемся. У меня, кажись, водка в графине осталась, выпьем по стаканчику — на душе полегчает.

Игнат Иванович Спорышев был старый революционер-подпольщик. До революции он лет десять просидел в тюрьмах, потом попал в ссылку, откуда вернулся весной 1917 года. Семьи у него не было. Жил он в неуютной комнатушке, где стояли раскладной топчан, табурет и поломанный стул. За стулом жила ворона с перебитым крылом. Когда-то в Сибири Спорышев подобрал ее на снегу, привез с собой в Москву и поселил в углу.

— Видал мою квартирантку? — спросил Спорышев Александра. — Весьма серьезная личность, с характером. Зовут ее Марфа, тетка Марфа…

Пепельно-серая, с черной головой и черными крыльями ворона вышла из своего убежища, проковыляла, покачиваясь, по полу, издала гортанное «кар-рр».

— Здоровается! — объяснил Спорышев. — Приветствую, дескать, гостя и желаю всяческих благ.

На длинном подоконнике, среди книг и газет, он разыскал графин с водкой, два стакана, коробку консервов и поставил все это на табурет.

— Стола так и не удосужился купить, обхожусь пока табуретом.

Руки у Спорышева были крепкие, рабочие, с узловатыми венами и слегка растопыренными пальцами. Но все, что он ни делал — вытирал ли салфеткой стаканы, резал ли перочинным ножом хлеб или ставил на табуретку тарелку, — выходило у него ловко, спокойно и аккуратно.

— Ну чего ты голову повесил? — сказал Спорышев, когда первая порция водки была выпита. — Напугала тебя катавасия, которую подняли троцкисты? А ты не бойся, голубчик, не впадай в панику. Партия не младенец, она сумеет сплотить свои ряды. И потом, запомни, дружок, троцкистская оппозиция не имеет и не может иметь никакой связи с народом потому, что ее лидеры — типичные авантюристы в политике. Конечно, они могут принести немало вреда — сбить с пути отдельных неустойчивых рабочих, посеять в душах сомнение, — но партию никакая оппозиция с пути не собьет.

— Они, по-моему, стали уже сколачивать свою оппозиционную партию, — сказал Александр. — Ездят по губерниям, выступают с докладами, строчат директивы и указания, рассылают их на места.

Спорышев махнул рукой:

— Все это известно! Однако партия и народ отлично понимают, куда могут завести страну троцкистские извращения, и, если надо будет, сумеют дать оппозиции по рукам, можешь в этом не сомневаться.

Он поднялся, походил по комнате, кинул вороне корку хлеба, присел на топчане рядом с Александром.

— Ничего, молодой человек! Это издержки. Понимаешь? Когда в мире совершается гигантская работа, сора не оберешься. А придет час — расчистим мы свое хозяйство, выбросим в мусорный ящик щепки, грязь, всякие ошметки, подметем каждый уголок, и засверкает у нас все чистотой…