Что коромысло тебе? Или тёмная заводь,
Заумь тревожная манит тебя, или сзади
Хочешь чтоб я истязал твои бледные бёдра?
Костной мукой или в кости положенной мУкой,
Ветром продуешь мне, радость, и уши и ноздри...
И не заметил когда, прожужжав себе мухой,
Остановился и заколотился как гвоздик.
Там, где положена дверь и засовы из стали,
Ты проходила без стука и без напряженья...
Радость, а не про тебя ли из розовой дали
В проводе высоковольтное щёлкало пенье...
Радость, вот ты и устала, вот ты и вспотела,
Ты ухайдокалась, ты спотыкнулась и села.
И коромысло постылое-то надоело,
И кулебяку холодную ты не доела...
А у меня, как назло, где положены чувства
Выросли хрен и морковка, и злые бамбуки...
Впрочем, печатное слово всегда было чуждо, –
Сбросим осклизлые вёдра, уйдём в чинганчгуки!
Сбросим чугунные гири, часы и браслеты,
Станем вслепую бродить по степи необжитой!
Нам ли бояться неволи, сумы и кастета, –
Слово и пуля пока что для нас не отлиты.
(08.01.2003)
Вот город смердящий, а вот пасторальные дивы.
Вот враг человеческий, вот раскоряченный агнец.
Крестьяне унылые движутся, солнцем палимы.
Вожди направляют во тьму указательный палец.
Вот юноша бледный сжигает глаголом рейхстаги, –
Пожарные едут, блестя позолотой на шапках...
Вот конь, не дойдя до моста, спотыкнулся в овраге, –
Не быть тебе, дева, в приличных заслуженных самках.
По улице тёмной шмыгнёт одинокий прохожий.
Солдат на вокзале подложит под голову ранец.
Вот кто-то под дверью твоей прозвонит осторожно, –
Он чёрен лицом, и, наверное, он африканец...
Кто в снах твоих, что упустил ты вчера ещё, где ты
Оставил её, что прощает как минимум дважды...
Не стоит грустить – эти стоны давно перепеты.
И незачем пить – это вряд ли избавит от жажды.
Всё кажется проще, особенно на расстояньи.
Всё движется... в целом по Фрейду, как сказано выше.
И движется среди подобных себе изваяний,
Пусть нерукотворных, но бьющих при случае в дышло...
И всё – ничего, но такой отвратительный запах –
Должно быть, мышиные гнёзда в прогнивших простенках.
Уйдём, дорогая, пусть эта дорога – на запад, –
Не ближе к Гомеру. Но далее от Евтушенко.
(07.01.2003)
...и когда на пасху или на святки
выходил по облаку голыми пятками
и припадал губами, и целовал в лопатки,
и они переставали быть просто лопатками...
А на утро ночь разрешалась солнцем,
зачатая звёзд сперматозоидами...
Ты тогда была ещё частью бронзовая,
Но местами уже целлулоидная.
И бился над улыбкой – чтоб была коварная,
и над грудью – чтобы были мячики...
Ты тогда была ещё частью мраморная,
но в носу уже намечался хрящик.
И водрузил на пъедестал, точно мироздания
верх, и карабкался уж по лестнице,
чтоб вдохнуть бергамотовое дыхание
и впихнуть гранатовое сердце.
И когда из грязи, дождя и смога
поднялась блестящая и белее творога,
то встала и пошла, и легко с порога
бросила, не оборачиваясь: до скорого!..
(07.01.2003)
Бешеный петух гаркнет «Караул!».
В новую дверь внесут престарелый сор.
Лучшее из двух наведённых дул
Выбрать не сможет дичь. Разговор
Оборвется стенкой или стеной, –
Главный аргумент неумелых душ...
Нелегко быть черною полыньей
В пепельной глуши, где полынь и сушь...
Город на мели – неподъёмный флот.
Капитаны вслушиваются в небеса.
Каменный корабль не идёт вперёд
Хоть и ветер в медные паруса...
Из оконной рамы ножом глаза
Выверяют горло на хриплый крик.
Дуя в смуглокожие образа,
Равнодушный дым разъедает лик.
К ночи петухи начинают врать.
Утро мудреней если есть рассол.
Тяжело добра от добра искать
Если нету меньшего из двух зол.
(07.01.2003)
Без памяти, без имени, без слова,
прекраснодушным полуидиотом
бредёшь необитаемым проспектом,
молящим разложения миражем,
из пункта «А», где ты уже не нужен
в пункт «Б», где никогда тебя не ждали
и думаешь... откуда-бы еще мне
исторгнуть звук божественный нездешний.
(07.01.2003)
Какая гадость ваш коньяк.
И сами вы с утра не очень.
И циферблатный круг порочен,
Зациклившийся на тик-так...
Пора менять календари:
Звук раздвоился точно жало,
Финал пришелся на начало...
Сомнамбулической зари
змеей больной пейзаж ужален, –
Художник руки опустил,
Иосиф Осипа убил,
Хотя ему и не был равен...
Судьба поэту не прощает
И не доводит до добра,
И точно лампочку с утра,
Перекаливши, отключает.
И тусклый свет его иссяк,
Как ни меняй привычки, почерк,
Язык, носки, обоймы... Впрочем,
Какая гадость ваш коньяк.
(06.01.2003)
Усталый ум насиловать сомненьем
Довольно затруднительно... Реки
Незримое подозревать движенье
В зеркальной неподвижности... С руки
ли разобраться в этом человеку,
живущему как все – на берегу...
Нельзя войти в одну и ту же реку, –
Пожалуй, так же мало я солгу,
Кой в чем подметив схожую природу:
Что взял огонь – не скажешь по золе.
Другую реку и другую воду
Едва ли отыщу я на земле.
(07.01.2003)