Читаем Сирена в котелке полностью

Если верно, что характер — это судьба, то по отношению к юмористам это особенно применимо. Для того чтобы фельетон пережил то время, в которое он был создан, одних литературных достоинств недостаточно. Фельетон должен быть привнесен в литературу, как слепок с жизни, с быта, с обычаев. Такой фельетон обязательно приобретает черты социальные и национальные. Трудно сказать, что для сатирика важнее: уметь писать смешно или уметь увидеть в жизни смешное. Пожалуй, только на стыке этих двух умений рождается подлинный сатирик. Здесь-то и решает судьбу характер. Если писатель пытлив, если он всюду сует свои нос, если все его интересует, если он негодует, сталкиваясь с тупостью и безграмотностью, если его задевает за живое, когда он видит несправедливость, если он веселится, как ребенок, когда ему удается придумать забавную шутку, и если при этом он умеет смешно и остро излагать свои мысли — этот характер подходит для юмориста. Именно таким и предстал передо много Вех.

Когда в 1956 году в Варшаве вышел в свет двухтомник избранных произведений Веха, рецензент «Литературного ежегодника» И. И. Липский писал: «удивительный контраст здесь достигнут! Вех — классик… Однако он действительно классик… Я думаю, что принимая во внимание его популярность, прочность успеха, которые, пожалуй, мало кто имеет в нашей литературе, Веха уже никому не удастся выбросить. В каком-нибудь новом словаре Хмеловского ему будет отведено, наверное, полторы страницы, и это вполне заслуженно».

Критик Рышард Матушевский в «Тыгоднике культуральном» от 7 марта 1965 года писал: «Вхождение в литературу в свое время не прошло для Веха безболезненно. Перед войной, в период первой волны популярности его фельетонов, не обошлось без малых бурь. Протестовали педагоги и языковые пуристы…»

Объясняется это тем, что что Вех создал свой собственный литературный язык, являющийся сплавом жаргона варшавских предместий и словотворчества его героев, которые, стремясь показать ученость, залезают в комические языковые дебри.

Пуристы в предвоенной Польше обвинили Веха в «загрязнении» литературного языка, в «дурном влиянии» на молодежь и прочих смеотных грехах. Обвинения эти были совершенно лишены оснований. Вех никогда не загрязнял языка, он лишь комически обогащал его.

Нападкам на Веха был положен конец, когда в 1937 году Польская литературная академия увенчала его Серебряным Лавром. Этот факт был тем знаменательнее, что в ранг классиков был возведен юморист, да еще при жизни, что редко случалось даже с писателями более серьезных жанров.

После установления в Польше народной власти популярность Веха значительно выросла. В 1955 году он получает литературную премию города Варшавы. За двадцать последних лет вышли из печати двадцать сборников его юмористических рассказов и фельетонов. Значительно увеличился тираж его книг. Критики стали посвящать статьи анализу природы комического в его произведениях. Некоторая часть критиков утверждала, что комическое начало в творчестве Веха заложено исключительно в своеобразном языке. Другие оспаривали это положение.

Интересный эксперимент произвел литературный критик 3. Лихняк в журнале «Творчество». Решив доказать, что в фельетонах Веха юмором наличествует и ситуационный, наравне с языковым юмором наличествует и ситуационный, он изложил содержание одного из фельетонов своими словами. Язык изменился, а фельетон остался смешным.

Впрочем, это доказательство не умалило главного достоинства веховского юмора — его языковых особенностей. На этот счет критик Матушевский в газете «Тыгодник культуральный» справедливо замечает:

«Несомненно, однако, что перевес на стороне языкового комизма. Без него не было бы Веха, как литературного явления».

Веха иногда называют «польским Зощенко». На этом основании его рассказы переводят на русский язык «под Зощенко». Это серьезная ошибка. Зощенко представлял нам, допустим, галерею московских обывателей эпохи нэпа со всеми типичными для них особенностями, национальными и социальными. Обыватели Веха — это варшавяне до мозга костей, у них свой, только варшавянам свойственный диалект и свои социальные воззрения. Напоминают друг друга Вех и Зощенко только, пожалуй, кругом тем — городских, бытовых, но не больше. Во всех остальных чертах они совершенно различны и самобытны.

Еще одна особенность Веха, на которую обращаешь внимание, читая его рассказы: почти все его герои — обыватели, и почти у всех у них свои обывательские обиды, но автор, хотя и говорит их языком, никогда не становится с ними в один ряд. Высмеивая их от их же собственного лица (почти все рассказы ведутся от имени Валерия Печенки), Вех противопоставляет своим героям новую, светлую жизнь в Народной Польше. Причем это противопоставление нигде, ни единым словом не подчеркивается автором, оно возникает само по себе, как протест против мещанства, обывательщины, рутинерства… И поэтому фельетоны Веха светлы, оптимистичны. Он обладает редчайшим талантом прославлять новое смехом над старым. Кристаллическим смехом, очищенным от дидактики, смехом без перста указующего.