Читаем Рассказ на чай полностью

Но тут жена моя недовольство напоказ выставляет. Вообще-то она у меня во всем солидарная с моей персональной и общественной линией жизни, а тут на нее буквально беспокойство нагрянуло.

- В чем конкретная причина? - проявляю интерес.

- Шел бы ты, Геночка, на завод. Мужчина непременно при коллективе состоять должен. Без коллектива мужское начало не действует.

- Станция - не коллектив? Мои лучшие друзья автоматы, мои верные ученики - приборы. И стрелки опять же вращаются.

- Ох, предчувствует мое сердце, Гена, поникнешь ты без коллектива. Дядя Гриша к хорошему тебя не приобщит. Он уже маме намекал, что скоро тебя участковым мастером произведут - магарыч стряпайте...

- Подобные предчувствия меня отвлекают, а мне безгонорарную заметку в стенгазету "Красный автомат" поручено сочинить.

Перестала она меня отвлекать, не приводит больше доводов, но по глазам читаю - я ей своего не доказал. Эх, скоро обнаружил я ее глубокий взгляд в действии.

Проследовало, как пишется, некоторое число времени. Зовет меня в кабинет наш автоматный начальник и сообщает, что ввиду личных трудовых успехов с завтрашнего числа переключаюсь я на самостоятельную деятельность и принимаю на свои плечи всю материальную ответственность за вверенный участок. Материальную - повторяет. Чтобы я досконально понял.

Ладно. Утром завтрашнего числа перебросил я трудовую сумку через плечо и отправился со станции в мой новый производственный маршрут. У подъезда дядя Гриша стоит, усами развлекается.

- Поздравляю с самостоятельным начинанием.

- Спасибо, дядя Гриша. Вы в каком направлении действуете?

- Ох, парень, молодой ты, а такую работу труднодоступную получил. Рано зазнаешься.

- Вам налево? Мне в правое направление.

- Замри, Гена. Ты парень прямолинейный, да я не кривее тебя.

- Был прямолинейный, стал мастер релейный...

- Чего зубы выказываешь? Я тебе предупреждение ставлю. На первых шагах тебе трудно будет с непривычки - предсказываю данную ситуацию. Но ты не омрачайся - терпи в материю. А когда трудности невмоготу станут, прибывай ко мне. Я тебя приму и утешу.

- Мне омрачаться некогда. Нас с пеленок к трудностям приобщали. Такое наше государство. Мы преодолеваем данное состояние.

- Ох, парень. Еще прибудешь ты ко мне, сизый голубь - вороное крыло.

- Вам налево? У меня правое направление. Магарыч предстоит в середине. Справки по телефону ноль девять.

И разошлись.

На улице дождик проявляется. По этому поводу я в сапогах, в венгерском плаще "Дружба" за тридцать пять целковых. На боку сумка казенная трудовая. Направляюсь бульваром. Деревья склонились, листья упавшие к мокрым скамейкам прилипли - все имеет печальный вид осени. Я же со своей наличностью двигаюсь, посвистываю - новый путь существования прокладываю.

Кратковременно я посвистел. Закругляюсь во двор, шествую на второй этаж. Квартира номер семь. Дверь в приоткрытом состоянии. У стены стоит фифа мазливая, дублирует себя в зеркало и губы штукатурит. Здравствуйте вам, пришел аппарат устанавливать согласно назначению. Она указала место действия и возвышается около, наблюдение ведет, как бы я в трудовую сумку чего не спрятал из ее персонального имущества. Ладно, я претерпеваю, дядю Гришу в памяти воспроизвожу.

- Аппарат в действии. Распишитесь в соответственном месте.

Она к телефону. Диск крутит:

- Верочка - ты? Представь себе, я говорю из своего аппарата. Только что привели в действие, я даже номера не изучила.

Я вежливо так вливаюсь в ее монолог:

- Распишитесь в трудовом документе, гражданочка.

Она что-то прозвучала в трубку и рисует закорючку. И вдруг сует мне бумажку мятую. Гляжу - подала она мне три рубля в новом выпуске. У меня в артериях кровь закипела:

- Прошу принять обратно. Противоречит действительности. Мы к такому не приучены.

А она:

- Как вы не понимаете? Это вам на чай.

И в трубку обращается:

- Нет, Верочка, это я не тебе произношу. Я с мастером имею общение. Замечательный мастер. Моментально телефон привел в движение. Рижская марка, красного цвета. Я буквально слова растеряла... Понимаешь, Вера, я хотела тебя спросить. По секрету...

И мне своими бессовестными пальчиками воздушные поцелуи адресует, чтобы я убирался в предыдущем направлении и не мешал ее космическим секретам.

Выдвинулся я на площадку, на денежный знак устремляю бессильные взоры. Мятый он, сырой - ну просто искажен до неузнаваемости, видно, она его в кулаке истребляла, пока я работу выполнял, а потом и сунула в заданном размере.

Стою я перед дверью ну буквально в потном состоянии. За что она так? За что пролетарского человека принизила прямо в лужу? И вынужден я молча переносить подобное обстоятельство и мысленно воспроизводить дядю Гришу. А она за дверью щебечет, заливается синей пташечкой: осчастливил я ее до невозможности.