Когда отличительными чертами народа являются добродетель в мирное время и храбрость в годину войны, его деяния приобретают значение, а слава становится достойной бессмертия. Благородные деяния воспламеняют возвышенный дух, и он стремится их увековечить. Это и есть истинный источник того божественного вдохновения, на которое притязали поэты всех времен. Когда же они обнаруживали, что предмет не соответствует пылу их воображения, они приукрашивали его небылицами, почерпнутыми из собственной фантазии или из нелепых преданий. Как ни смехотворны эти небылицы, они, однако, имели своих приверженцев, а последующие поколения либо слепо в них верили, либо, побуждаемые естественным человеческим тщеславием, делали вид, что верят. Им нравилось относить начало своей родословной к тем баснословным временам, когда поэзия, не опасаясь возражений, могла наделять своих героев какими угодно достоинствами. Вот этому-то тщеславию мы и обязаны сохранением того, что осталось от творений Оссиана. Благодаря его поэтическому дарованию герои его обрели славу в стране, где геройство окружено таким почетом и восхищением. Потомки этих героев или те, кто приписывал себе происхождение от них, с удовольствием выслушивали панегирики своим предкам; барды должны были повторять эти поэмы и свидетельствовать, что их покровители связаны со столь прославленными вождями. Со временем каждый вождь завел себе домашнего барда, и эта должность в конце концов стала наследственной. При такой преемственности барды передавали из поколения в поколение поэмы, воспевающие предков своего властителя; их исполняли перед всем кланом в торжественных случаях и на них всегда ссылались в новых сочинениях. Этот обычай соблюдался почти до нашего времени, и. когда должность бардов была упразднена, многие члены клана сохраняли в памяти или записывали их сочинения, обосновывая древность своих родов свидетельствами поэм.
Письменность на севере Европы не была известна еще долгое время после того, как там утвердились барды; сведения о родословной их покровителей и их собственной, а также более древние поэмы - все это сохранялось в устном предании. Их поэтические сочинения были прекрасно приспособлены к этой цели. Они были положены на музыку, при этом между текстом и мелодией устанавливалась самая совершенная гармония. Каждый стих был так тесно связан с предшествующими или последующими стихами, что, если человек помнил хотя бы одну строчку в строфе, ему было почти невозможно забыть остальные. Ритмические единицы развивались в столь естественной последовательности, а слова так точно соответствовали обычным изменениям голоса, настроенного на определенный тон, что, хорошо зная мотив, было почти невозможно подменить одно слово другим. Эта великолепная гибкость присуща кельтскому языку, и, по-видимому, ни один другой язык не может в этом отношении с ним сравниться. К тому же такой отбор слов нимало не затемняет смысла и не ослабляет выразительности. Гибкость системы согласных звуков и разнообразие окончаний при склонении делают этот язык особенно богатым.