Читаем Остров страха полностью

— Ты будешь смотреть на Спасителя, ложась спать и просыпаясь, — говорил Броуди-старший, ткнув указательным пальцем, острым как гаечный ключ, в переносицу сына. — Ты будешь помнить о принесенных им жертвах и постараешься стать достойным этих жертв. Понимаешь меня?

— Конечно, пап…

Парнишка все прекрасно понимал уже тогда, едва закончив начальную школу. Он не блистал знаниями, ибо предпочитал прогуливать занятия с хулиганами-друзьями, и не отличался аналитическим умом, но даже его интеллектуального багажа хватило, чтобы понять: пружина всегда распрямляется, и чем сильнее ты пытаешься ее придавить, тем сильнее она выстрелит.

Папаша перегнул палку. Пережал пружину, если точнее, и она таки выстрелила…

Бах!!!

Пуля попала прямиком в лоб старому ниггеру, стоявшему за кассой в маленьком продуктовом магазине на окраине Бостона. Тедди не хотел стрелять, но, видит Бог, черномазый перец вынудил его, и пусть горит в аду за то, что из-за полутора сотен баксов погибли еще два невинных человека, а на улице перед магазином двадцать копов, спрятавшихся за своими тачками, готовы обрушить на их маленькую крепость шквальный огонь. А они обязательно обрушат, как только поймут, что живых заложников у грабителей в магазине не осталось.

Тед Броуди, двадцатипятилетний раздолбай, забытый Богом и родителями, заряжал опустевший «ругер» последними патронами и пытался прочесть единственный запомнившийся ему псалом Давида. Как выяснилось, время, проведенное в скитаниях по городам Новой Англии, не стерло его из памяти.

— Господь — пастырь мой, и я ни в чем не буду нуждаться… — Он попробовал сдуть со лба мокрую прядь волос, но не получилось. Он смахнул ее рукой.

— Что ты там бормочешь?! — закричал, размахивая пистолетом, напарник, с которым они вместе совершили нападение. Это был низкорослый крепыш, до смерти напуганный и похожий на котенка, которого обложили голодные псы. Он даже как будто мяукал, чем серьезно нервировал Теда. — Что ты еще придумал?! Валить надо отсюда!

«Трезвая мысль, — подумал Тедди. — Но задний двор тоже наверняка перекрыт».

— …он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего…

Он вставил последний, что у него имелся, седьмой патрон, загнал магазин в рукоятку. Всего семь выстрелов — и ты свободен. У напарника, имени которого он даже не помнил, то ли Дэйв, то ли Марк (не упомнишь всех, с кем надирался в барах бостонских пригородов), едва ли зарядов больше, но пусть даже Господь услышал бы его молитвы и сбросил с неба подствольник с ящиком гранат, у них все равно нет шансов выбраться отсюда. Местные копы давно точили зуб на Теда Броуди по прозвищу Ловкач и между собой решили живьем его не брать, если представится такая возможность.

Кажется, сегодня им фартит.

— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь я зла… — Тед прижался к стене возле стеклянной двери, поднес руку с пистолетом к щеке, поцеловал ствол. С улицы донесся усиленный мегафоном голос, призывавший отпустить заложников и выйти на улицу с поднятыми руками.

— …и потому что Ты со мной. Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня…

По лбу текла струйка пота, губы беззвучно шевелились. Испуганный напарник, Дэйв-или-Марк, замер у противоположной стены возле холодильников с «колой» и пивом, и смотрел на предводителя завороженно, словно начинал осознавать. Тедди надеялся, что он, наконец-то, понял, что их часы сочтены. Тело продавца, расплывающаяся из-за его стойки лужа крови и еще два трупа между стеллажами — молодой девушки с наушниками на шее, и мужчины лет сорока в деловом костюме (их тоже застрелил Тед, но, видит Бог, он не нарочно, это все трахнутый ниггер, нажавший тревожную кнопку!) — словом, все эти три мертвяка должны убедить напарника перестать сопротивляться неизбежному и принять волю Всевышнего с покорностью и смирением.

Но гребаные полторы сотни долларов! Из-за этого стоило рисковать?!..

…Жаль, не успел поболтать с папашкой напоследок, а им есть о чем поговорить. Тед давно хотел спросить, куда подевалась мать, несчастная одинокая женщина, умывавшаяся слезами всякий раз, когда у Броуди-старшего чесались руки провести богословские беседы? Почему она ушла, бросив сына, дом, подруг и работу — всё, что составляет привычную жизнь добропорядочной Американской Леди? Она называла сына Тедди-медвежонок, и он, действительно похожий на неуклюжего медведя из магазина игрушек в Квинси, радостно смеялся и сучил короткими ногами в белых носках. Никто не любил его так, как мать.

Где она?