В 11 книге «Исповеди» блаженный Августин предпринимает знаменитую попытку определить природу времени: «Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю»[220]. Чтобы преодолеть это затруднение, Августин выдвинул понятие distentio animi – растяжения, или расширения души. Согласно этой концепции, время невозможно помыслить в отрыве от способности человеческого разума простираться в разных направлениях и постоянно балансировать между ожиданием, памятью и вниманием. Иными словами, для объяснения природы времени необходимо исследовать движения разума, предвосхищающего, воспринимающего и помнящего те или иные события из недолговечного настоящего[221].
Современное медленное письмо – в области академических исследований, художественной литературы или электронной коммуникации – сохраняет приверженность подобному временно́му растяжению. Сомнения представителей этого типа письма в целесообразности сжатия любого коммуникативного акта в удобный формат 160 знаков вполне обоснованы. Но если гуманитарное письмо хочет идти в ногу со временем, то оно не вправе игнорировать свойственное современности многообразие жизненных скоростей и пренебрегать существующими или потенциально возможными альтернативными моделями расширения сознания (и тела, поскольку мы живем в поставгустиновскую эпоху) в прошлое и будущее через письмо.
Современное медленное письмо не ограничено каким-либо одним медиумом. Однако главная задача такого письма состоит в том, чтобы исследовать и показывать все многообразие движений разума, заключенного в телесную оболочку, тем самым повышая уровень нашей внимательности в условиях нарастающего натиска цифровой эпохи, требующей мгновенного отклика и навязывающей всеобщую связь. Заставлять сомневаться и приводить в замешательство, повергать нас в смущение, нерешительность и изумление – вот, пожалуй, главное, что может делать современное медленное письмо во всем многообразии своих технических форм. Именно в этом и состоит его великий дар.