Читаем О чудесах и чудесном полностью

Прошлое мастерски приближено чутким видением еле-уловимых оттенков чувства, лиц, красок… В мемуарах живы «вечные» черты цветаевского отношения к жизни, они – прежде всего – в Правде Целого, в том, что мы можем легко, как по хрустальной лестнице сна, войти в «быт и бытие» семьи Цветаевых, посетить начало века. Когда происходит такое «перемещение во времени», мы начинаем догадываться, что детство продолжается в глубине человеческого существа всю жизнь, что оно по-своему «вечно».

Разве наши сны – не продолжение «игры»? Детство – это время еще неполной победы нашего сознания над сказочными глубинами подсознания, где ждет наше истинное, чистое, детское, первозданное «Я», которое знают лишь гении планеты и те, кому оно открывалось во вдохновении, в творчестве. Истинное, чистое «Я» можно еще назвать «искрой Божьей». У тех же, кто раскрыл его – у великих посвященных, такое высокое осознание всего сущего, их «Сверх-Я» зовется уже «Маяком Вечности».

Писатели, художники – стремятся бессознательно, а избранные – осознанно к Вечным маякам, к отблескам неизреченного света.

У Анастасии Ивановны движение к ее Ангелу Хранителю, к внутреннему Свету – в отказе от какой бы то ни было лжи, в аскезе с 27 лет, когда она приняла обет – ни сигарет, ни мяса животных, ни прочих серьезных соблазнов. Однако вера ее не сурова и отреченна, а жива, жизненна: Анастасия Ивановна приветлива, гостеприимна, встречает гостей улыбкой, способна увлечься беседой, заинтересоваться собеседником, его жизнью, его радостями и горестями, его верой, при этом – словом и делом готова помочь. Помочь взволнованно-настойчиво, помочь, преодолев невозможности и преграды. Она – яркая, волевая Личность, в которой талантливость видна невооруженным глазом, в ней – чуткая наблюдательность, проникновенное знание человеческой психологии…

Детство же цветет в ней – например, любовью к птицам – кормит голубей, поет им особую, только ей известную «голубиную» песенку (В скобках вспомним, что голубь – евангельский символ чистоты). Обожает собак и кошек, называет их на Вы – таково ее чудачество – «А как же, – говорит она, – разве мы можем поручиться, что у них в голове?..» Она даже верит, что души животных, тоже, как и человечьи, впадают в бессмертие.

В ее небольшой московской квартире – со стен, со шкафов – фотографии друзей – поэтов, художников, писателей. А над кроватью, скрытой за ширмой – большой иконостас, – лики Христа, Божьей Матери, русских святых.

Бывает – засидишься за срочной работой, вместе с Анастасией Ивановной – за правкой рукописи и она не отпустит в ночь, забеспокоится, уложит в кухне и из комнаты долго слышны тихие слова молитв. Сколько бы раз среди долгой молитвы не задремала, вздрогнет, проснется и продолжит – до конца.

В воскресенье в сопровождении кого-нибудь из друзей – непременно, если не больна – в церковь – причаститься, исповедаться. За советом обращается к своему духовному отцу, священнику.

Однако, при всей приверженности православию, Анастасия Ивановна не идеализирует религиозное образование в гимназиях до революции. В интервью «Московскому церковному вестнику» (№ 8, авг. 1989) она сказала: «- Я думаю, что католики – лучшие воспитатели, чем мы. У нас такого разумного подхода к детям я не видела нигде. Я уверена, что православная вера и есть самая радостная, полноценная, жизнеутверждающая, но воспитание детей у нас в России в начале века было очень скучное. Когда нам в гимназии преподавали богослужение, то очень трудно было что-либо понять».

К живому, истинному, от души идущему религиозному чувству стремилась и пришла Анастасия Ивановна Цветаева, у которой тоже как у многих ее современников, в молодости были «отступления», были сомнения, но с достижением зрелых лет сомнения отброшены, религиозность победила на всю жизнь.

Интересно что, как мне рассказывала Анастасия Ивановна, религиозность в зрелые годы ей предсказывал Василий Васильевич Розанов с которым у нее до его смерти от голода в 1919 году длилась переписка.

Сколько бы ни было чудес в мире, самое ценное чудо – сам человек в его духовном порыве – из узкого мирка своего – «Я» – в любовь к людям, к природе, к малому и великому. Бог есть любовь.