Читаем Нравоучительные сочинения полностью

Долго ли, о душа, будем порабощаться плотским сладострастям, коих конец—червь и огонь, горящий без конца? Доколе, гоняясь за существующим, как бы за чем‑то положительным, будем прельщаться умом, пребывая в соблазнительных помыслах? Доколе будем любить неистовою любовью сладкое питание, как бы какое бесконечное блаженство? Доколе будет нас прельщать пустая слава, услаждать золото, и осквернять разврат? Непостоянна, о, душа, здешняя жизнь, нет ничего в ней верного, вся она исполнена скорбей и обмана. Слава и всякое сладкопитание, богатство, вожделенная красота, —все это как цвет весенний со временем проходит и пропадает. Вот ты прославилась, хорошо питалась, наслаждалась, одержала знаменитые победы, прожила много десятков лет; а после этого что? — Червь и гниение, отвратительный смрад и бесчисленные страшные мучения в преисподней… Какую можем ожидать себе, душа, пользу по смерти от тех благ, когда ждет нас такая погибель? Не все ли то, как сон и дым, быстро исчезает и рассыпается, как бы от ветра? Если бы ты, душа, по смерти обратилась в небытие, как естества бессловесные, и не предстояло бы тебе дать ответ Судии всех и Царю о своих делах и замыслах; то не преступно было бы наслаждение временными благами, так как жизнь твоя продолжалась бы только до гроба. А как ты создана бессмертною, разумною и вечно нетленною, и, будучи образом Божиим, носишь в себе познание свойств своего Первообраза, чем собственно и стоишь выше естества бессловесных и бываешь, по слову Божию, святейшим домом Вышняго, чего, как должно, ты не сохранила: поэтому должно тебе отвергнуть от себя все то, что после смерти не последует за тобой, как то: богатство, скверные пожелания, сладкопитание, услаждение питиями, скорогибнущую славу, леность, гордость и дерзость окаянного сего жития, и всю эту суету, и воспринять противоположные тому добродетели; имея же непогрешимым наставником страх Божий, с теплейшим усердием и всегдашнею трезвенною мыслью ходить вслед божественного своего Первообраза. Если действительно желаешь сподобиться его божественной славы и наслаждаться блистающею благодатью его мысленной красоты и называться слугою Отца Небесного: то непрестанно «утреннюй» к Царю твоему, Иисусу, умоляя Его священными молитвами и «землею», непосещаемого скверными и бессловесными помыслами, то есть, «плотию», истощенною сухояденьем, очищенною от страстей и «пустующею», как вещает богоглаголивый песнопевец, «являйся», душа, Царствующему в вышних, чтобы «видеть» тебе Его святую «славу», и да наполнятся «от тука и масти» небесной «уста твоя» и воспоешь «устнами радости; ищущие же» всегда твоей погибели пагубные бесы, «снидут в преисподния» и темные пропасти «земли» и «предадутся в руки» губительного «оружия преисподняго», и «будут частию Лисовом» (Пс. 62, 2—11).

Не предпочитай же без ума, о душа, тленное, вечно пребывающим небесным благам, чтобы не случилось с тобою сказанное меонийцем Гомером, который говорить: «неразумный человек тогда приходит в сознанье, когда впадет в беды и уже нет возможности пособить себе». Ведь подвиг добродетели установлен в этой жизни, в которой мы прежде пали страшным паденьем, где и противники наши всегда пред нами налицо, с которыми если мы храбро сражаемся, то с радостью достигаем своего прекрасного отечества, Богом созданного Эдема. Одна, одна только главная должна быть у нас цель, это—с радостью трудиться до самого гроба для славы Божьей. Этот прекрасный подвиг дарует хорошо подвизающимся Тот, Кто есть Сам податель и хранитель жизни. То и составляет единственное и сладостное воистину веселье, чтобы иметь живущею в сердце божественную доброту. В том и заключается неложное и твердое упованье, чтобы выражать надежду твореньем добрых дел. Одно только то стяжанье обыкновенно по смерти последует за нами, которое собрано прилежаньем к божественным добродетелям; в том состоит единственная премудрость и истинное художество, чтобы всегда побеждать свои нелепые страсти; одно только истинное богатство есть богатство душевное, которое дарует Христос—Царь своим друзьям. Все же остальное—смех, на минуту увеселяющий сердце, а потом наказывающий вечно муками преисподней.