Читаем Milch (СИ) полностью

Milch (СИ)

Он бьет Тамару не слишком сильно, потому что не очень на нее зол. Более того, нескончаемая нужда в ней мало-помалу окрасила для него этот процесс своеобразной нежностью, он-то знает — она только того и ждет, и непременно пропишет сдачи, и как бы то ни было, но в такие моменты оба заняты одним делом и столь близки. Он-то знает, как только он ее отпустит — Иден разжимает пальцы, теперь Тамара молчит, онемела от ярости, ее правая щека совсем багровая, потому что Иден — левша. Какое-то время она просто смотрит на него, тяжело дыша, и это приятно, потому что она смотрит только на него, но недолго. Пощечины у нее совсем девичьи, почти детские, едва ли не смешно, но он не подает виду, без ответа оставляет и пинки в голени, хотя набойки у нее на ботинках железные и при удачном раскладе могут нанести повреждения посерьезней. От Тамары, впрочем, не ускользает, а безответность не входит в ее интересы, и спустя какое-то время подобная тактика доводит гнев до точки кипения, когда она совсем перестает соображать, хватает его за волосы, которыми так любуется, сквозь зубы цедит:

— Я т-те ща поглаз-зею-ю.. — и вцепляется ногтями ему в лицо, моментально раздирая от уха к носу, метит в глаз — и снова беспроигрышно, потому что в желании уберечь зрение за Идена решают рефлексы, и стремясь лишь поскорее это прекратить, он бьет кулаком наугад, куда попало. Идену всего четырнадцать, он младше ее на целых три года, тощий, хоть и жилистый, относительно многих своих сверстников, и ростом не превосходит большинство из них, а ее уж тем более; но драться Иден очень любит и почти с самого рождения не упускал случая, так что рефлексы его не подводят, и удар вслепую приходится Тамаре прямехонько в челюсть, отчего она отшатывается и со всей дури ударяется о стену головой. Иден отчетливо слышит, как у нее клацают зубы, слышит скрежет каблука на развороте и звук, с которым ее башка встречается со стенной панелью, от этого он тут же цепенеет и какое-то время просто бездумно созерцает, как она хватается за подвернувшиеся перила в попытках наладить равновесие, как кладет левую ладонь на правую щеку и, чуть-чуть подождав, пока утихнет головокружение, молча шагает на ступеньку вверх. Направляется домой, на следующей лестничной площадке — вход в квартиру ее опекунши. Головы она не поднимает, так что под роскошной гладью ее густых каштановых волос масштаба повреждений Иден оценить не может, что только преумножает его ужас перед содеянным, начисто отшибая последний здравый смысл.