— Какой? — уточнил я.
— Беспомощной, полной потребностей, — ответила она, — умоляющей, если желаете.
— Мне это нравится, — признал я.
— Насколько же мы во власти наших владельцев, — прошептала рабыня.
— Мужчины пожелали видеть вас такими, — сказал я.
— Да, Господин, — согласилась она. — И я люблю это. Я люблю этот мир, мир мужчин!
— Ну, здесь хватает и свободных женщин, — заметил я.
— Но даже они должны знать, — сказала Сесилия, — если только они не непроходимые дуры, что их привилегии и свободы — не более чем подарок мужчин, возможно временно предоставленных им, и который может быть отозван в любой момент, стоит им только захотеть.
— Возможно, — пожал я плечами.
— Я не завидую им и их свободе, — призналась рабыня.
— Зато они могут завидовать тебе и твоему ошейнику, — предположил я.
— Он мой, я его им не отдам, — прошептала девушка.
— Тогда, возможно, какому-нибудь другому, — улыбнулся я.
— У каждой из них где-то, есть господин, — сказала Сесилия.
— Возможно, — не стал спорить я.
— Будем надеяться, что они когда-нибудь повстречаются, — вздохнула она.
— Полагаю, что Ты права, — поддержал ее я.
— Почему, Господин? — спросила Сесилия.
— Потому, что этот мир, Гор, является миром мужчин, — пояснил я.
— А я и не хотела бы никакого другого, — призналась она.
— И почему же? — поинтересовался я.
— Потому, — улыбнулась Сесилия, — что я — женщина.
— И рабыня, — добавил я.
— Мы все рабыни, — вздохнула она. — Мы все надеемся встретить наших владельцев.
— Возможно, — пожал я плечами.
— Разве есть среди из нас такая, которая не хотела бы быть проданной со сцены торгов в руки господина?
— Возможно, вы хотели бы сами выбирать себе владельцев, — заметил я.
— Конечно! — рассмеялась рабыня.
— Но это вас выбирают, и это вас продают, — сказал я.
— Да, Господин, — прошептала она, и я еще раз напомнил ей о ее уязвимости и неволе.
С каким наслаждением и как беспомощно, лишенная мною всякого выбора, извивалась, отдавалась и умоляла она в своем ошейнике, неспособная ничего поделать с собой.
Рабынь нужно подчинять, но никак не оскорблять. Они прекрасные существа, созданные принадлежать, покоряться, работать и использоваться как женщины в самом полном смысле этого слова, но к ним не должно относиться с жестокостью или злостью, они заслуживают боль не больше, чем любое другое животное, которым можно было бы владеть. Это бессмысленно, контрпродуктивно и иррационально. Рабыня должна стремиться делать все возможное и невозможное, чтобы быть хорошей рабыней, чтобы ее господин был полностью удовлетворен ею, но если она честно и с уважением, пылко и почтительно, прилагает все усилия, для этого, чего еще можно было бы потребовать от нее? Наслаждайтесь ею, и, если пожелаете, похвалите ее, а если вам это доставит удовольствие, приласкайте. Получайте от тела и ума вашей рабыни самое изысканное и непомерное удовольствие, которое мужчина может познать, удовольствие от покорения женщины его вида.
Держите ее в ее ошейнике и наслаждайтесь ею.
Даже самая прекрасная из рабынь знает, что плеть существует и что она будет применена незамедлительно, если ею не будут довольны, и это, несомненно, добавляет аромата к их отношениям, но, не будем забывать, не страх перед плетью является главным побуждением ее желания доставить удовольствие своему господину. Она благодарна ему за то, что у нее есть господин, благодарна за то, что он счел целесообразным владеть ею и наполнять ее жизнь смыслом.
Когда Сесилия заснула, я осторожно укрыл ее одеялом, оделся, накинул на себя рокон, поднялся по трапу и, выйдя на главную палубу, направился на нос судна и поднялся на бак. Я простоял там довольно долго, любуясь морем. Свет трех лун, этой ночью взошедших вместе, искрясь, мерцал на воде. Иногда сверху слышался скрип рей и хлопки трех больших, прямых парусов, ловивших ветер.
Наш курс, как мне подсказывали звезды, пролегал между южной оконечностью Коса, и северной Тироса. За долготой этих островных убаратов лежали лишь несколько небольших Дальних островов. Никто не знал, что могло скрываться дальше этого крошечного архипелага.
За ним на картах не было ничего.