Читаем Меч Владигора полностью

Юный князь не подозревал о тайной хворобе Климоги. Не знал, что яркий солнечный свет, проникающий через узенькие оконца, изводит пленника дикой головной болью и ломотой в костях. Иначе, пожалуй, приказал бы подыскать для него настоящую темницу — подальше от гнева Хорса.

Владигор одного хотел — чтобы отныне все было по справедливости. Если судить Климогу, то судить без предвзятости. За его прегрешения и преступления, по Правде и Совести, как отец учил…

Но кто мог ожидать, что заведомого и всем известного убийцу будет так непросто изобличить и призвать к ответу? Владигор не сомневался (как и большинство синегорцев) в виновности Климоги. Однако уже первые дознания показали: бывший властитель княжества увертливей змеюги и нахрапистей волчонка.

Брата убил? Да с чего взяли-то?! Светозор самоличным посланием велел Климоге прибыть в Ладор с малой дружиной. Сей пергамент, кстати, сохранился. И вина малой дружины лишь в том, что прибыла с опозданием: дикие беренды и волкодлаки-оборотни успели кровавую бойню во дворце учинить, зарезать людей без счета, самого князя на куски разорвать, перебить его челядь и отпрысков…

Разве не так? Дети Светозора — Любава и Владий — чудом остались живы, слава Перуну! Но кто знал об этом? Ах, теперь все говорят, что Владигор и Владий — одно лицо, сын Светозора? Ну да, конечно. А сколько лет прошло с той Ночи оборотней, сколько самозванцев казнить довелось? Али и самозванных «княжичей» не имел права трогать?

В общем, дурил Климога с умом, чего от него не ждали. Глава старейшин, книгочей Варсоба, так заявил Владигору:

— Ежели до всего докапываться будем, как ты велишь, с одним Климогой-то за год не управимся. Чего уж тогда про его подручных говорить! Как хочешь, князь, а старейшины более тянуть не намерены. Три дня сроку дают: либо скорым судом разберемся, либо на поединок его вызывай. Но последнее делать не советуют.

— Отчего же? — удивился Владигор. — Разве наши обычаи возбраняют смертный бой с тем, кто обвинен в убийстве родича? Такие поединки всегда за божью правду почитались.

— Не сердись, князь, — потупил очи Варсоба. — Кто за тебя стоит, твое решение завсегда поддержит. А как с теми быть, кто сомневается? Их тоже немало… Слух идет, что за тобой чародейская сила кроется, а с нею, сам подумай, далеко ли до Злыдня?

— Постой, постой! О чем долдонишь, старик?! Меня в пособники Злыдню надумал причислить?

— И мысли такой не держал! — вскинулся Варсоба. — Но если б суд один я вершил… А то ведь о чем говорю — о слухе, который мечом не пресечь и удавкой не придушить. Коли на поединок с дядькой своим сунешься, люди год-два тебя славить будут, а через пять-десять что скажут? Что колдуны тебе помогли вокняжиться! Черной магией выбил меч из десницы Климоги! Да еще много чего наболтают. Решай вот теперь, а я слово свое сказал…

Владигор понимал, что старик дело говорит: нельзя промашку сейчас допустить, иначе она все его замыслы перечеркнуть сможет. Понимал — и медлил. Наверно, еще долго бы не решился выбрать: то ли старейшинам вверить судьбу преступника, то ли на поединок его вытащить (а меч в меч с Климогой ох как сойтись хотелось!), — если бы не сестра Любава.

Она все сомнения его разрешила, когда перед стариками Ладора напрямую высказалась:

— Климогу за убийство нашего отца судить не можете, ибо свидетелей не нашлось? Бред собачий! Надо — опять к берендам пойду, отыщу тех, кто в Ночь оборотней здесь, во дворце, рядом с Климогой был. А если и этого мало — меч возьму! За мной-то чародейской силы нет, верно?

Старики промолчали, но по их глазам было видно: резкие слова княжны за живое задели, не станут они более на Владигора оглядываться и откладывать суд над Климогой.

И молодой князь смирился. Пусть делают, как считают нужным. Иначе ведь и вправду надумает Любава на мечах разбираться с кровавым убийцей, она слов на ветер не бросает…

Так что оставалось Климоге последнюю ночь в баньке скоротать. Утром его выведут на площадь, поставят с непокрытой головой перед старейшинами и праведный суд учинят. А уж каким приговор будет — казнь принародная или изгнание вечное, — то на их совести.

Климога в эту ночь долго не мог уснуть. Хотя никто не говорил ему, что суд назначен на завтрашний полдень, всем нутром своим ощущал близость чего-то пугающего и отвратительного. Поэтому ворочался с боку на бок на жестком ложе, тяжко вздыхал и в сотый раз вспоминал предсмертные слова Светозора: «Будь ты проклят, братоубийца… Жди отмщения моего!»

Пусть не сам покойничек мстит, а его щенок-недобиток, да все равно — угроза не пустой оказалась…

Неожиданно из печного угла баньки послышалось тихое, но отчетливое поскребывание. Климога, с детских лет не выносивший крыс и мышей, торопливо вскочил, руками нашарил сапог на полу, приготовился было швырнуть его в поганую тварь — и обмер. Бледный свет луны, падавший из оконца, выхватил из мрака маленькую человеческую фигурку, невесть каким образом очутившуюся в крепко запертом и надежно охраняемом остроге.