Читаем Лик скрытый полностью

Эта неожиданная задушевность тронула Сушкина. Он все так же на локте смотрел на Шеметова, не зная, что бы такое сказать ему. А сказать хотелось. Он смотрел на его скуластое невеселое лицо с полузакрытыми глазами, и теперь новое чувство поднялось в нем к этому удивительному человеку: стало почему-то за него больно, будто уже знал его жизнь.

– Вы знаете, капитан, как говорят про вашу батарею?

– А что? – безучастно спросил Шеметов.

– «Замертвит шеметовская – все погасит!»

На лице Шеметова было то же.

– Замертвит… – повторил он и усмехнулся. – Да, говорят…

Он неприятно усмехнулся и посмотрел Сушкину прямо в глаза, как будто хотел сказать: «что ж тут особенного?»

– Так, так… – задумчиво-грустно сказал он себе, продолжая смотреть в глаза Сушкину. – Да, теперь у нас будет полная мертвая батарея…

– Мертвая?! – удивился Сушкин.

– Такая подобралась! – сказал Шеметов, а глазами спросил: «Не правда ли, какая странная штука?»

Сушкину стало не по себе от этого напряженного взгляда, беспокойно как-то. Он опустил глаза.

– Да, все товарищи мои с крепом… в душе. Не странно ли?

– Правда, странно, – согласился под его взглядом Сушкин и теперь понял, что его поразило в лице Шеметова: очень высокий лоб и заглядывающие в душу глаза, в холодном блеске. Подумалось: «За этим-то лбом и глазами таится весь он, странный и дерзкий, которому удавалось то, что должно бы губить всех других».

– Как будто и р-роковое что-то? – все так же пытливо всматриваясь, спросил Шеметов. – Вы как… не мистик?

И усмехнулся.

– Нисколько. Напротив, я был бы счастлив служить у вас…

– Если не любите блиндажей, милости просим… – шутливо сказал Шеметов.

Сушкин вспыхнул и ничего не сказал. Только подумал, – какой странный этот Шеметов.

– Да… моя батарейка… правда, мертвит. Немцы нас хорошо знают, мы у них на учете. У меня есть наводчики, вот-с… с точностью инструмента могут, по ширине пальца… – поставил Шеметов перед глазами ладонь на ребро. – Мертвит батарейка… Зато и своих мертвит! У четверых моих офицеров за войну померли близкие, а трое сами подобрались к комплекту. Странно, не правда ли? А ведь, пожалуй, и хорошо, в трауре-то? Разве война так уж необходимо радостное?..

Сушкин ничего не сказал. В словах Шеметова ему показалось значительное, и он опять подумал: «Но какой он странный!» И совсем смутился, когда Шеметов спросил, пытая взглядом:

– Вы что подумали… не совсем я… того?

Губы Шеметова насмешливо искривились, и в тоне было затаенно-насмешливое, словно он говорил: «А как я вас знаю-то хорошо, подпоручик Сушкин!»

– Нет, я этого не подумал… но мне действительно показалось странным…

– Ну, вроде того. Видите, сколько странного! – с той же усмешкой продолжал Шеметов. – Вы подумали, а я уж знаю… А может быть, и вы что-нибудь угадали… Жизнь умеет писать на лицах.

«Я не ошибся, – подумал Сушкин, – у него было много тяжелого: написала на лице жизнь».

– Видите, дорогой, как много странного! – продолжал Шеметов. – Только в математике ничего странного не бывает. Ну, так при чем же тут математика?

– При чем математика… – не понял Сушкин.

Холодно посмеиваясь глазами, Шеметов сказал:

– Я слышал ваш разговор… – показал он глазами книзу. – Математика математикой, но есть еще очень мало обследованная наука… пси-хо-математика! Не слыхали… Вот этой-то психоматематикой и движется жизнь, и мы с вами живем, хоть иногда и не чуем. А чуять бы не мешало.

– Психоматематика?! – переспросил Сушкин.

– Не будем спорить о слове. Пусть это наука о жизни Мировой Души, о Мировом Чувстве, о законах направляющей Мировой Силы. Вы верите в незыблемые законы материи… их вы можете уложить в формулы. Но есть законы, которые в формулы еще никто не пробовал уложить. Ну-ка, переложите-ка в формулу, что вы чувствуете сейчас ко мне! Сейчас и запутаетесь в словах даже. Это к примеру. Так вот-с… Ее законы еще и не нащупаны… и величайший, быть может, закон – закон непонятной нам Мировой Правды! Не справедливости… это все маленькое самому дикому человеку доступное… а Правды! Я, положим, называю его… ну, законом Великих Весов. А вот… На этих Весах учитывается… и писк умирающего какого-нибудь самоедского ребенка, и мертвая жалоба обиженного китайца, и слезы нищей старухи, которая… – заглянул Шеметов за шторку, – плетется сейчас где-нибудь в Калужской губернии… и подлое счастье проститутки-жены, которая обнимает любовника, когда ее муж в окопах! Громаднейшие Весы, а точность необычайная. Закон тончайшего равновесия…

– То есть вы хотите сказать – закон возмездия? Но это уже давно: «какой мерой меряете…» – сказал Сушкин и вспомнил поручение командира…

Шеметов усмехнулся…

– Это не то. Там ответственность личная, а тут другое. Тут… ну, круговая порука, что ли…

– Это что-то у Достоевского… – сказал Сушкин, но вспомнить не мог.

Похожие книги