Читаем Козлоногий Бог полностью

Какой должна была быть реакция мужа, одновременно оскорбленного и осиротевшего? Должен ли он был горевать и простить, или же с отвращением отречься? Этого Хью Пастон не знал. Он знал только то, что пережил сильнейший шок и только начинал отходить от оцепенения, которое стало милосердным обезболивающим после столь жестокого удара. Его ударили по всем самым уязвимым местам, по каким только можно было ударить мужчину. Если бы Фрида оставила записку на своем столике, чтобы сказать, что она решила сбежать с Тревором Уилмоттом, он бы пострадал и простил. Но они уже возвращались домой, когда произошла авария; она позвонила и сказала, что вернется к чаю. Тревор же должен был поужинать с ними вечером. Это, безусловно, длилось достаточно долго; в сущности, это происходило с самых первых дней женитьбы, если на хронологию хозяина отеля можно было положиться.

Сидя здесь, потягивая свой напиток и глядя на безликое сияние электрического огня, Хью Пастон начал перебирать в памяти разные события, спрашивая себя, что он чувствует и как ему следовало бы к этому относиться.

Подошвы его ботинок уже перестали дымиться и начали трескаться к тому моменту, как он закончил обозревать свою жизнь с Фридой в свете того, что ему было известно теперь. Он верил, что любовь между ним и Фридой когда-то была взаимной, даже если она не выдержала испытания браком. И он снова и снова задавался вопросом, что же это было — то, что в конечном итоге погубило их любовь? Был ли брак с ним разочарованием для нее? Он вздохнул и решил, что был. Насколько он мог судить, он сделал все, что было в его силах. Но, очевидно, этого было недостаточно. Он сравнил Тревора и Фриду с Тристаном и Изольдой, и на этом остановился.

Он резко вскочил на ноги. Одно он знал точно — он не мог оставаться в доме. Он отправится на прогулку и когда устанет, завернет в какой-нибудь отель и позвонит своему слуге, чтобы тот принес ему вещи. Он обвел взглядом комнату со скрытым освещением, не дававшим теней, прямолинейной мебелью, которая одновременно казалась такой простой и такой громоздкой, и острыми краями узоров на ковре и занавесках, вонзавшихся в него, словно множество свёрл дантиста.

Он поспешно вышел в холл. Дворецкого не было на месте и он нашел свою шляпу и пальто cамостоятельно. Бесшумно закрыв за собой большие двери, он быстрым шагом двинулся в северном направлении. Но к тому моменту как он пересек Оксфорд Стрит и пошел по улице, напоминавший ему лежащий за ней Мэйфейр, он замедлил свой шаг. Он очень мало ел и спал с тех пор, как следствие вскрыло определенные факты, и теперь это выводило его из себя.

Устав идти на север и обнаружив, что район становится грязным, он резко повернул направо и в следующий момент обнаружил себя на узкой и ветреной улочке с убогими зданиями, в основном сдававшимся под магазины, торгующие подержанной мебелью, и дешевые закусочные.

Хью Пастон медленно шел по этому сомнительному проезду. У него не было сил на быструю ходьбу, но не было и желания возвращаться в убийственно пустой дом. Эта старая улица, позволявшая ему отвлечься от тех событий, мысли о которых он крутил в своей голове целыми днями, казалась ему интересной. Его позабавил вид тряпичной сумки с распродажи и он остановился, чтобы рассмотреть ее. Никто его не побеспокоил; никто не заставил его купить эту вещь. Всем здесь было абсолютно безразлично его существование. Впрочем, этого он и хотел. Если бы он отправился на прогулку по Мейфейру, его бы на каждом шагу окликали его друзья, любопытные и жадные до новостей и пытающиеся казаться неравнодушными, в то время как единственное, чего он хотел, это чтобы ему позволили тихо отползти в сторону и зализать свои раны.

Он неторопливо пошел дальше, отвлеченный от созерцания старинных викторианских украшений для каминов и дешевой восточной бижутерии вонью соседнего трактира, и остановился напротив магазина подержанной литературы, на двери которого была слабо видимая из-за выцветшей краски надпись «Т. Джелкс, торговец антикварными книгами». Стоявшие здесь обычно наружные столы были убраны из-за сильного дождя, но в узком проходе, который вел к наполовину застекленной двери, покрытой уже выцветшей от времени зеленой краской, стояло нечто вроде мусорной корзины. Яркий свет фонаря, стоявшего прямо напротив, резко контрастировал с угасающим грозовым закатом и позволял рассмотреть книги в корзине, не смотря на сгущающиеся сумерки. Это была выгодная ситуация для магазина подержанных книг, подумал Хью, потому как ему не требовался дополнительный свет для демонстрации своих товаров и его владелец вполне мог положиться на городской совет в вопросах освещения своих витрин.