Читаем Костяная легенда-2 полностью

   Хриплый злой шепот вырвал Итья из его глубоких раздумий. Ага, вот и полюбовник мамкин нарисовался, чтоб его искре у Подземного духа до скончания мира тряпкой в отхожем месте быть! Во двор самому выйти сыкотно, в узкую щель только глаз испуганный да нос худой видно. Боится дядька Шу мертвяков до трясучки в коленях, вот и шипит тишком, скривив толстые губы ядовитым ящером.

   Итья чуть повернулся, прислонил ладонь ко рту, чтоб не понятно было, откуда он отвечает.

   -Сейчас, сейчас, дядька Шу. Только вот оси тележные жиром домажу. Сам же ведь велел!

   -Велел, велел.... Мажь давай быстро и в дом иди! За водой пойдёшь!

   Итья беззвучно охнул и сильно прикусил от огорчения палец. 'Ах, что б тебе помёт япа жрать до смерти и его же мочой запивать! За водой! Через площадь! Ох и беда!'

   Да уж, сильно, видать, огорчились на Итья Всеблагие! Вот ведь как духи добрые от Итья отвернулись-то не вовремя! Да что бы воды набрать, надо через поселковую площадь пройти, пусть и по самому краю, но идти придется именно там, где замер статуей господин Опал с псом. А потом надо к ложбинке свернуть, да на пустырь спуститься, куда в выдолбленную каменную чашу набирается ледяная вода с горного источника. А на пустыре сегодня Мёртвый легион стоит рядами неподвижными и огнями зелёными из смотровых щелей своих стальных шлемов светит! Попробуй, набери-ка спокойно воды с таким-то соседством! Но делать всё равно нечего, придётся идти - рука у Шу тяжелая, вожжами протянет так, что неделю рубцы на спине сходить будут, а вот костяки без воли на то господина Опала и шевельнутся не смеют. Не, не тронут, мёртвые солдаты Итья. Да и притерпелись со временем к ним уже. Жутко, да. Холодом могильным вблизи них отдаёт, вся кровь льдом стынет, это правда. Раньше казалось, что будто все силы из тебя крючьями острыми тянут и Искру Небесную из груди вынимают, но сейчас уже и ничего так, уже привычно как-то. Совсем почти боязнь ослабла, ноги уже не подкашиваются, и не обмирает сердце до полной остановки. Так что идти придётся, тем более мать слово в защиту не скажет - все ходят и ничего, с водой обратно живыми возвращаются.

   Итья тяжело вздохнул и принялся не спеша выбираться из своего укромного места.

  Старые бадьи были ненавистные и неудобные. Безмерно отяжелевшие от набухших от воды дощечек, склизкие на дне, они имели заскорузлые, сплетённые из жесткой лозы ручки. Наполненные водой, они своими рукоятями больно резали ладони. Тряпками приходилось обворачивать, а за чистую тряпицу мать ругала. Так, где же ему грязную тряпицу взять, если чистую не замараешь? Итья сердито пнул попавшийся под носок башмака камешек.

  Вот для чего, спрашивается, те новые лёгкие бадьи, что с ярмарки привезли по этой весне, так всемерно беречь? Ну, расписаны они узорами красивыми, яркими да разными, ну ручки верёвочные в деревяшку пустотелую на огне дугой гнутую, хитро продеты и что? Воду в них уже не поносить? Вот совсем - совсем ни разу? На приступку у очага-тандыра поставить и смотреть на бадейки громко охая и любуясь? Так холст бы в рамке резной, красками яркими разукрашенный купили б лучше и взирали бы до заката, пока бы глаза не повылазили. А бадейки под воду приобрели бы попроще, а не эти, что словно для господского дома сделаны.

   Тьфу! Итья сильно, под немалым весом наполненных до краев бадеек, качнуло в сторону, нога подвернулась и в кожаный башмак, с широким отворотом, щедро плеснуло ледяной водой.

   -Ах, тыж-ж! Ну, отрыжка бездны!

   Итья аккуратно поставил бадейки на землю, стащил с ноги обувку, вылил в пыль воду. А когда обуваться начал, то скособочился весь, замер испуганно. Понял, внутренне обмирая, что попёрся прямо через поселковую площадь, забыв от сердитости своей и тяжелого груза, что тут стоит стальным истуканом сам господин Опал и неживой пёс рядом лежит с пастью открытой. Не шевелясь телом, подросток повернул шею, пугливо поглядывая в сторону хозяина костяков.