Читаем Концессия полностью

Среднюю занимали глава могущественной «Мицу-коси» господин Яманаси и его секретарь. В настоящий момент Яманаси лежал на койке и ел шоколад с бисквитами — привычка, усвоенная в подражание знакомому англичанину. Секретарь, не любивший шоколада и бисквитов, читал купленный перед отъездом роман. На пароходе он и его шеф держались обособленно и не участвовали в торговых спорах.

Еще одна фирма держалась спокойно и обособленно на «Хозан-мару» — никому неизвестная, впервые выступающая с притязаниями, — фирма «Уда». От нее ехал представителем маленький, тоненький, как четырнадцатилетний мальчик, Медзутаки-сан.

Он тоже не принимал участия в разговорах, читал английские и американские газеты и большую часть времени проводил, запершись в каюте. Похоже было, что Медзутаки страдал морской болезнью и старался спать. Но он не спал, он сидел над той же подробной картой Камчатки. Участки «Мицу-коси» его рука обвела красным карандашом, над каждым поставила номерок, и миниатюрный человек прилежно писал у себя в блокноте длинные колонки цифр.

Двери кают представителей прочих фирм то и дело открывались и пропускали возбужденные фигуры. Промышленники нащупывали друг друга, приоткрывали замыслы и уславливались тут же. К концу пути соглашение было достигнуто.

Фамилия Павла Березы, члена правления Акционерного камчатского общества, произошла так. Дед его, Еремин, покинул Одессу с первыми переселенцами на Дальний Восток. Из степи, полей, из страны невысоких холмов люди попали на деревянную скорлупу парусника.

Океан, теснота, жара, чудеса невиданных краев измучили путешественников, и когда они ступили на землю на другом конце света, им больше всего хотелось найти что-нибудь свое, родное.

Владивосток встретил деревянными домишками, разбросанными по берегу бухты, кривыми немощеными улицами, дубовой тайгой по сопкам, быстрыми холодными потоками в распадках и следами диких зверей, забредающих на городские окраины.

Все было чуждо, огромно, неприютно. Получив в переселенческом управлении проводника, партия двинулась по берегу Амурского залива. Слева от тропы берег сразу обрывался в море. Оно лежало внизу то в сотне саженей, то в десяти. Справа, по отвесным кручам, взбиралась тайга.

Ничто не напоминало милых рощ и холмов родины.

На первом привале у реки Седанки, на маленькой поляне, заросшей кустами шиповника, переселенцы наткнулись на березу.

Увидев серебристую кору, мелкие, такие знакомые листья, дед Павла не выдержал, бросился к березе, обнял ее ствол и заплакал.

— Эх, ты... береза! — сказал его сосед и родственник Федотов и неожиданно увековечил новую фамилию.

Прозвище «Береза» с течением времени окончательно вытеснило фамилию «Еремин».

Камчатка!

Огромный, но в сущности еще не открытый край. От мыса Лопатки на юге до Чаунской губы на севере. От Анадыря на востоке до Якутии на западе.

Камчатка, омываемая водами Тихого океана, Охотского и Берингова морей...

Камчатка — вулканы и пустынные горы. Ослепительные снега, ночью покрытые заревом расплавленной лавы. Стремительные бешеные реки, непроходимые болота и веселые березовые рощи! Черные, как чугун, горячие ключи и озера... Золото, цветные металлы. Хитрый, неутомимый соболь, голубой песец... Олени и медведи, не боящиеся человека, потому что редко на своем пути они встречали человека.

Камчатка — родина могучей рыбы — лосося.

Камчатка — камчадалов, коряков, ламутов, алеутов и русских, но в сущности пустынная страна.

Камчатка в недавнем прошлом — вотчина хищных купцов и чиновников, стяжателей и мздоимщиков.

В комнате Березы карта Камчатки занимает полстены. Но это только легкие контуры берегов, точки вулканов, несмелые ниточки рек и бесконечные белые пятна.

Карта господствует над столом, книгами, кроватью, над всей комнатой. На все предметы падает сияние неоткрытой страны. У карты хорошо думать.

Акционерное камчатское общество — «АКО» должно помочь социалистическому государству сделать Камчатку местом свободного труда, областью цветущей и счастливой.

Каждое утро Береза, глядя на карту, думает над кораблестроительными цехами и стандартами домов, над тарой, солью и неводами.

Думает о создании соболиных питомников, заповедных нерестилищ, рыборазводных станций и главное о человеке! О новом человеке, без вековых предрассудков и тысячелетних болезней.

Думы о новом человеке тревожные и сладкие. Конечно, он появляется медленно. Медленно сбрасывает с себя древние, но еще крепкие покровы. Однако настанет день, когда он сбросит все!

Утренние размышления заряжали Березу бодростью на весь трудный хлопотливый день: на суетливую работу в черном прямоугольном дворце правления АКО, выстроенном на взгорье Эгершельда точно из гигантских спичечных коробков, на споры с товарищами, людьми почтенными, культурными и приятными, но только вчера и позавчера приехавшими из Москвы и плохо знающими край, на беготню по учреждениям, на работу в Рыбном техникуме, к комсомольской ячейке которого был прикреплен Береза.

Сейчас Береза укладывал вещи в потрепанный чемодан, рыжий с зелеными пятнами, с веревками вместо ремней.