Читаем Колдолесье (ЛП) полностью

Колдолесье

Диана Уинн Джонс

Перевод Анны Курлаевой

Нилу Гейману

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

-1-

Письмо земным шрифтом, неразборчиво нацарапанное размытыми синими чернилами, гласило:

«Ферма Колдолесье,

Четверг, 4 марта 1992 года.

Дорогой Контролер сектора,

Мы подумали, что лучше напишем вам прямо региональной почтой. У нас здесь конкретная проблема. Этот сумасшедший чиновник, именующий себя Харрисоном Скудамором, прибыл и запустил одну из тех старых машин, на которой все печати Властителей, говорит, что он обманул компьютеры, чтобы сделать это. Когда мы пытаемся что-то сказать по этому поводу, он поворачивается и говорит, что ему было скучно, он только хотел составить лучшую футбольную команду всех времен. Знаете – с королем Артуром на воротах, Юлием Цезарем забивающим, Наполеном полузащитником, только вот эта команда настоящая. Он обнаружил, что машина может такое сделать, что она и сделала. Проблема в том, что у нас нет ни инструментов, ни подготовки, чтобы выключить ее, и мы не можем понять, откуда берется энергия. У этой штуки такое поле – вы не поверите, и она не выпускает нас. Будем премного обязаны, если вы пошлете подготовленного рабочего при первой возможности.

Искренне ваш,

В. Мэдден,

Глава группы техобслуживания владения Колдолесье (Европейский округ).

P.S. Он говорит, что запустил штуковину уже больше месяца назад».

Контролер сектора Борасус уставился на письмо, думая, не розыгрыш ли это. В. Мэдден недостаточно знал об Организации Властителей, чтобы послать письмо через надлежащие каналы. Лишь то, что на маленьком коричневом конверте стояла пометка «срочно!!!», позволило ему вообще попасть в главный офис сектора Альбион. Его покрывали штампы запросов филиалов, и оно пробыло в пути по меньшей мере две недели.

Контролер Борасус слегка передернулся. Машина с печатями Властителей! Если это не розыгрыш, история представляет собой весьма плохие новости.

- Должно быть, это чья-нибудь шутка, - сказал он своему секретарю. – У них на Земле вроде бы существует что-то под названием Апрельский День Дурака?

- Там еще не апрель, - с сомнением заметил секретарь. – Если припомните, сэр, вы должны присутствовать на их Американской конференции завтра – двадцатого марта, сэр.

- Тогда, возможно, шутник ошибся со временем, - с надеждой произнес Контролер Борасус.

Как преданному человеку, верящему в Божественное Равновесие, постоянно поддерживаемое Властителями и им самим, наместником Властителей на Альбионе, ему было свойственно убеждение, что на самом деле ничего плохого не может случиться.

- Что за ферма Колдолесье?

Его секретарь, как обычно, располагал всеми фактами.

- Библиотечный и справочный комплекс, - ответил он, - спрятанный под жилым комплексом недалеко от Лондона. На моем экране он помечен как одно из наших давних внедрений. Он находится там добрые двести лет, и до сих пор там никогда не случалось никаких проблем, сэр.

Контролер Борасус облегченно вздохнул. Библиотеки не являются опасными местами. Это точно розыгрыш.

- Немедленно соедините меня с этим местом.

Секретарь поискал коды и вбил символы. Экран Контролера засветился брызгами разбегающихся огней. Немного похоже на то, что видишь, когда надавливаешь пальцами на глаза.

- Что случилось? – спросил Контролер.

- Не знаю, сэр. Попробую еще раз.

Секретарь отменил звонок и снова набрал код. И снова. Каждый раз экран заполнялся новым потоком разбегающихся форм. На третьей попытке цветные кольца начали выходить за пределы экрана и мягко мерцать на обшитой панелями стене офиса.

Контролер Борасус быстро наклонился и прервал связь. Рябь распространилась еще немного, затем погасла. Контролеру совсем не нравилось, как это выглядит. С растущей леденящей уверенностью, что всё совсем не в порядке, он подождал, пока экран и стена вернутся, наконец, к нормальному состоянию, и приказал:

- Свяжите меня с главным офисом Земли, - его голос стал на пол октавы выше обычного. Он прокашлялся и продолжил: - Ранкорн, или как там это место называется. Скажите им, что я хочу немедленных объяснений.

К его облегчению, на этот раз всё прошло нормально. Ранкорн появился на экране, выглядя абсолютно нормально, в лице младшего исполнителя в элегантном костюме и с красивыми ухоженными волосами, который, похоже, был поражен при виде узкого величественного лица Контролера сектора, уставившегося на него с экрана. И еще больше поражен, когда Контролер пожелал немедленно поговорить с Директором области.

- Конечно, Контролер. Думаю, сэр Джон только что прибыл. Я соединю вас…

- Прежде чем вы это сделаете, - прервал Контролер Борасус, - скажите, что вы знаете о ферме Колдолесье?

- Ферма Колдолесье! – младший исполнитель, казалось, пришел в замешательство. – Э… вы имеете в виду… Один из наших поисковых информационных центров – про него вы спрашиваете, Контролер? Кажется, один из них как-то так называется.

- А вы знаете начальника группы техобслуживания по имени В. Мэдден?

- Не лично, Контролер, - было ясно, что если бы ему задал этот вопрос кто-нибудь другой, младший исполнитель ответил бы весьма презрительно, а так, он осторожно сообщил: - Замечательная группа – техобслуживание. Они делают великолепную работу, обслуживая все наши внеземные машины и запасы, но, конечно, естественно, Контролер, я прихожу на работу через несколько часов после того, как они…

- Соедините меня с сэром Джоном, - вздохнул Контролер.

Сэр Джон Бедфорд был так же удивлен, как его младший исполнитель. Но после того как Контролер Борасус задал всего несколько вопросов, ужас начал медленно расползаться по его пышущему здоровьем лицу делового человека.

- Ферма Колдолесье не считается важной, - с тревогой произнес он. – Там только история и архивы. Конечно, это означает, что она содержит определенное количество секретных записей – там есть все древние материалы о том, почему Организация Властителей держится в тайне здесь, на Земле: как население Земли прибыло сюда в виде депортированных заключенных и изгнанных оппозиционеров и так далее. И полагаю, там также находится некоторое количество устаревшей техники, но я не вижу, как наш чиновник мог бы сунуться во что-нибудь из этого. Видите ли, она управляется только одним служащим, и он довольно низкого ранга, всего лишь Уровень К информационного доступа…

- А Уровень К означает? – спросил Контролер Борасус.

- Ему сказали, что международное владение Колдолесье на самом деле межгалактическая фирма, - объяснил сэр Джон, - но это всё, что он знает – возможно, меньше, чем группа техобслуживания, у которой тоже Уровень К. Техобслуживание может услышать что-нибудь тут и там по ходу своей работы. Это неизбежно. Они посещают каждое секретное сооружение раз в месяц, чтобы убедиться, что всё в рабочем состоянии, и чтобы снабжать склад капсул едой и так далее, и я подозреваю, что некоторые из них знают гораздо больше, чем им говорят, но они тщательно проверяются на верность. Никто из них не сыграл бы такую шутку.

Сэр Джон, решил Контролер Борасус, пытается представить всё так, чтобы не влипнуть в неприятности. Чего и следовало ожидать от столь отсталой дыры как Земля.

- Так чем, вы думаете, это объясняется?

- Хотел бы я знать. Довольно странно: как раз сегодня утром мне поступили две жалобы. Одна из них от исполнителя в японском отделении компании Колдолесье, сообщающая, что ферма Колдолесье не отвечает на неоднократные запросы данных. Другая – от нашей Брюссельской ветви, желающей знать, почему техобслуживание до сих пор не посетило их электростанцию, - Директор Земли уставился на Контролера, который уставился на него в ответ. Каждый ждал от другого объяснений. – Этот начальник должен бы был доложить мне, - наконец, сказал сэр Джон с обвиняющими нотками в голосе.

Контролер Борасус вздохнул.

- Что за опечатанная машина, которая, по-видимому, хранится в вашем поисковом центре?

У сэра Джона Бедфорда ушло пять минут на то, чтобы выяснить. Что за вялый мир! Контролер Борасус ждал, барабаня пальцами по краю консоли, а его секретарь сидел, не смея заняться другими делами.

Наконец, сэр Джон вернулся на экран.

- Прошу прощения за задержку. Всё, связанное с печатями Властителей, здесь находится под мощным кодом безопасности, и, оказывается, в библиотеке хранится около сорока старых машин. Эта значится у нас в списке просто как «Один Баннус», Контролер. Больше ничего, но это должна быть она. Всё остальное под печатью Властителей – гробницы стазиса. Подозреваю, что об этом Баннусе можно больше узнать из ваших собственных архивов на Альбионе, Контролер. У вас должно быть более высокое разрешение, чем…

- Спасибо, - огрызнулся Контролер Борасус, прервал связь и обратился к секретарю: - Выясните, Гиральдус.

Секретарь уже начал выяснять. Его пальцы порхали. Он бормотал коды и указания в непрерывном потоке. Символы закручивались и исчезали, и мерцали, прыгая с экрана на экран, где свертывались с другими символами и прыгали обратно на главный экран одновременно с четырех направлений. Всего лишь минуту спустя Гиральдус сообщил:

- Здесь оно тоже засекречено на уровне максимальной безопасности, сэр. Код для вашего Ключа выводится на ваш экран – сейчас.

- Слава Равновесию за хоть какую-то эффективность! – пробормотал Контролер.

Он взял Ключ, который свисал с его шеи на официальной цепи, и вставил его в малоиспользуемый разъем сбоку его консоли. Сигнал требования кода исчез с экрана, и его место заняли слова. Секретарь, конечно, не смотрел, но он видел, что на экране появилась лишь пара строк. Он видел, что Контролер отреагировал с явным страхом.

- Не слишком информативно, - пробормотал Борасус.

Он наклонился вперед и проверил линию символов, возникшую после слов, на меньшем экране своего справочника.

- Хм. Гиральдус, - позвал он секретаря.

- Сэр?

- Кое-что тут служебная информация. Поскольку я завтра уезжаю, лучше я расскажу вам, о чем здесь говорится. Этот В. Мэдден, похоже, правильно всё понял. Баннус – некое устаревшее устройство для принятия решений. Он использует поле тэта-пространства, чтобы проиграть вживую сценарии с фактами и людьми, которых туда поместишь. Исполняет небольшие спектакли, пока не найдешь правильный путь и не велишь ему остановиться.

Гиральдус рассмеялся.

- Хотите сказать, чиновник и команда техобслуживания весь этот месяц играют в футбол?

- Это не смешно, - Контролер Борасус нервно выдернул Ключ из разъема. – Символ второго кода означает высочайшую опасность.

- О, - Гиральдус перестал смеяться. – Но, сэр, я думал, тэта-пространство…

- Новинка, с которой играются центральные миры? – закончил за него Контролер. – Я тоже. Но, похоже, кто-то знал о нем всё это время, - он поежился. – Если я правильно помню, опасность с тэта-пространством состоит в том, что, если его не контролировать, оно может расширяться бесконечно. Я Контролер, - добавил он с нервным смешком. – У меня есть Ключ, - он опустил взгляд на Ключ, висевший на цепи. – Возможно, Ключ на самом деле предназначен именно для этого, - он взял себя в руки и встал. – Нет смысла верить идиоту Бедфорду. Это крайне неудобно, но мне лучше немедленно отправиться на Землю и выключить несчастную машину. Уведомьте Америку, хорошо? Скажите, что я прилечу из Лондона после того, как побываю в Колдолесье.

- Да, сэр, - Гиральдус сделал заметки, бормоча: - Официальные одежды, авиабилеты, паспорт, стандартный пакет земных документов. Поэтому мне надо знать, сэр? – спросил он, поворачиваясь, чтобы щелкнуть выключателями. – Чтобы я мог говорить всем, что вы отправились разобраться с секретной машиной и можете немного опоздать на конференцию?

- Нет-нет! – возразил Борасус. – Никому не говорите. Придумайте какое-нибудь другое извинение. Вам нужно знать на случай, если Родина свяжется с вами после того, как я уеду. Первый символ означает, что я должен отправить рапорт высшего приоритета в Дом Равновесия.

Гиральдус был бледным носатым человеком, но от этих новостей он приобрел забавный желтый оттенок.

- Властителям? – прошептал он, выглядя словно встревоженный стервятник.

Контролер Борасус поймал себя на том, что сжимает Ключ так, словно это его надежда на спасение.

- Да, - ответил он, пытаясь говорить твердо и уверенно. – Всё, что касается этой машины, должно отправляться напрямую Властителям. Не беспокойтесь. Никто вас ни в чем не обвинит.

«Но они могут обвинить меня, - подумал Борасус, когда использовал Ключ для частной экстренной связи с Родиной, которой ни один Контролер сектора не пользовался, кроме как в случае крайней необходимости. - Что бы это ни было, оно случилось в моем секторе». Аварийный экран мигнул и засветился символом Равновесия, показывая, что его рапорт на пути в центр галактики, к почти легендарному миру, который считался родиной человечества, где даже простые жители, говорят, были одарены так, что люди в колониях не могли и представить. Теперь от него больше ничего не зависело.

Он сглотнул, отворачиваясь. Предполагалось, что существует пять Властителей. У Борасуса имелись насчет них тревожные, двойственные соображения. С одной стороны, он почти мистически верил в эти далекие существа, которые контролировали Равновесие и придавали порядок Организации. С другой стороны, как он привык сухо отвечать тем в Организации, кто вовсе не верил в существование Властителей, кто-то должен контролировать столь громадную систему, и будь их пять, или меньше, или больше, этим Высшим Контролерам не понравятся промахи. Он всем сердцем надеялся, что дело с Баннусом не произведет на них впечатления промаха. Во что – говорил он сам себе – он упорно не верил, так это в сказки о Слуге Властителей.

Говорят, когда Властители чем-то недовольны, они могут послать своего Слугу. Слуга, который выглядел как Смерть и всегда был одет в алое, незаметно спускался со звезд, чтобы разобраться с провинившимся. Говорят, он мог убить одним прикосновением холодного костлявого пальца или даже на расстоянии – просто силой мысли. Бесполезно скрывать свою вину, потому что Слуга мог читать мысли, и неважно, как далеко ты сбежишь и сколько баррикад поставишь между ним и собой, Слуга обнаружит тебя и придет, мягко преодолев всё, что ты воздвигнешь на его пути. Его нельзя убить, потому что он сломает любое оружие. И Слуга никогда не бросит дело, порученное ему Властителями.

Нет, Контролер Борасус не верил в Слугу – хотя, он должен был признать, в главный офис Альбиона довольно часто приходили сухие короткие отчеты о том, что такой-то исполнитель, или начальник, или подконсул были уничтожены Организацией. Нет, тут что-то другое. Слуга – это просто фольклор.

«Но я приму наказание», - подумал Борасус, когда готовился отправиться на Землю, и вздрогнул, как будто кроваво-красная тень мягко прошлась на костистых ногах по его могиле.

-2-

Мальчик гулял по лесу. Лес был красивым – открытым и солнечным. Маленькие светло-зеленые листья едва начали распускаться. Он шел по грязной тропинке среди молодой листвы, окруженный густой травой и кустами.

И это всё, что он знал.

Он только что заметил впереди маленькое дерево, покрытое изящными розовыми цветами. Он посмотрел на него. Он посмотрел за него. Хотя все деревья были довольно маленькими, и лес казался открытым, он видел только лес – во всех направлениях. Он не знал, где он. Потом он понял, что не знает, где еще можно быть. Также он не знал, как вообще попал в лес. После этого ему пришло в голову, что он не знает, как его зовут. Или кто он такой. Или почему он здесь.

Он посмотрел вниз на себя. Он казался довольно маленьким – меньше, чем почему-то ожидал – и довольно тощим. Те части его, которые он мог видеть, были одеты в вылинявшую сине-фиолетовую одежду. Он задумался, из чего она сделана и на чем держится обувь.

- Что-то не так с этим местом, - произнес он. – Вернусь-ка я лучше и попробую найти выход.

Он повернул назад по грязной тропинке. Там солнечный свет сверкнул на серебре. Зелень безумно отражалась от кожи высокого серебряного человекообразного существа, медленно идущего к нему. Но это был не человек. Его лицо было серебряным, и руки тоже. Это было неправильно. Мальчик бросил быстрый взгляд на собственные руки, чтобы убедиться – они были коричневато-белые. Это какое-то чудовище. К счастью, между ним и красноватыми глазами чудовища находились брызги зеленой листвы. Кажется, оно его еще не заметило. Мальчик развернулся и побежал – бесшумно и легко – обратно по той дороге, по которой пришел.

Он бежал до тех пор, пока серебряная штуковина не пропала из вида. Тогда он остановился, задыхаясь, рядом с участком засохшего вереска, перепутанного с белесой травой, думая, что ему предпринять. Серебряное существо шло так, словно оно тяжелое. Вероятно, ему нужна протоптанная дорожка, чтобы двигаться.

Так что лучше всего будет сойти с тропинки. Тогда, если оно попытается погнаться за ним, оно запутается своими тяжелыми ногами.

Он шагнул с тропы на участок высохшей травы. От касания его ног она зашуршала. Он настороженно замер, стоя по щиколотки в мертвой траве, слушая, как весь участок шуршит и скрипит.

Нет, так хуже! Несколько сухих веток ежевики рядом с центром тяжело приподнялись. Вытянутая светло-коричневая чешуйчатая голова выскользнула из-под них вперед. Чешуйчатая передняя лапа с длинными когтями ступила на траву перед головой, а с другой стороны – другая нога. Теперь, когда существо медленно и целенаправленно двигалось к нему, мальчик видел, что оно – крокодил? небольшой дракон? – обладало телом почти двадцать футов в длину, тянущимся по бледной траве за чешуйчатой головой. Два маленьких глаза наверху головы смотрели прямо на него. Пасть открылась. Внутри она была черная, с острыми зубами, и дыхание, выходящее оттуда, чудовищно воняло.

Мальчик быстро размышлял. Прямо рядом с его ногами лежала сухая ветка – заросшая, наполовину погребенная под травой. Он наклонился и выдрал ее. Она вышла, таща за собой корни, разваливаясь на кусочки, распространяя запах плесени. Он швырнул ее, разбрасывая кусочки, в открытую пасть животного. Пасть щелкнула, схватив палку, и смогла закрыться только наполовину. Мальчик повернулся и побежал, побежал. Он едва осознавал, где бежит, за исключением того, что старался придерживаться грязной дорожки.

Он повернул и влетел прямо в серебряное существо.

Бац.

Оно покачнулось и вытянуло серебряную руку, чтобы отстранить его.

- Осторожно! – сказало оно громким, безжизненным голосом.

- Там позади ползающая зверюга с громадной пастью! – выкрикнул мальчик.

- До сих пор? – спросило серебряное существо. – Его убили. Но, возможно, нам предстоит его убить, поскольку я вижу: ты сейчас еще маленький.

Это ни о чем не говорило мальчику. Он отступил назад и уставился на серебряное существо. Кажется, оно было покрыто гибким металлом поверх человекообразной формы. Он видел складки на металле тут и там, когда оно двигалось – словно провода дергались или растягивались. Его лицо было сделано таким же образом и рябило, когда существо говорило. За исключением глаз – неподвижных и красноватых. Голос, похоже, исходил из дырки под подбородком. Но теперь, когда мальчик ближе на него посмотрел, он увидел, что оно не было полностью серебряным. В некоторых местах на металлической коже лежали заплатки, замаскированные длинными полосами черно-белой отделки: вдоль серебряных ног, вокруг серебряного пояса и по внешней стороне каждой сверкающей руки.

- Кто ты такой? – спросил мальчик.

- Я Ям – один из ранних роботов Ямахи, серия девять, - с гордостью в безжизненном голосе произнесло существо. - Которая была лучшей из всех когда-либо созданных. Я немало стою, - оно помолчало и добавило: - Если ты не знаешь этого, чего еще ты не знаешь?

- Я ничего не знаю. Кто я?

- Ты Чел. Это сокращение от «человек», которым ты являешься.

- О, - произнес мальчик.

Немного передвинувшись, он обнаружил, что может видеть свое отражение на блестящей груди робота. У него были длинные светлые волосы и легкие, порывистые движения. Сине-фиолетовая одежда плотно облегала его тощее тело от шеи до щиколоток без каких-либо швов, а на каждом рукаве имелся карман. Чел, подумал он. Он не был уверен, что это его имя. И он надеялся, что форма его лица лишь следствие выгнутой поверхности робота. Или человеческие скулы на самом деле могут так торчать? Он посмотрел Яму в лицо. Робот был почти на два фута выше него.

- Откуда ты знаешь?

- Я обладаю революционным мозгом, и моя память еще не заполнена. Поэтому мою серию и перестали выпускать. Мы функционировали слишком долго.

- Да, но… Я имел в виду…

- Нам надо выбраться из этой части леса. Если рептилия жива, мы попали не в то время и должны попробовать еще раз.

Чел подумал, что это хорошая мысль. Ему совсем не хотелось находиться рядом с этой чешуйчатой тварью с пастью. Ям, не двигаясь с места, развернулся на шарнирах и зашагал обратно по тропе. Чел поспешил за ним.

- Что мы должны попробовать? – спросил он.

- Другую тропу.

- А почему мы вместе? – снова попытался понять Чел. – Мы знаем друг друга? Я принадлежу тебе или что-то в этом роде?

- Строго говоря, роботы принадлежат людям, - ответил Ям. – Это сложные вопросы. Ты никогда не платил за меня, но я запрограммирован не оставлять тебя одного. Насколько я понимаю, тебе нужна помощь.

Чел пронесся мимо целых зарослей изящных розовых цветов, которые головокружительно отражались на теле Яма. Он попытался опять:

- Мы знаем друг друга? Ты встречал меня прежде?

- Много раз.

Это обнадеживало. Еще больше обнадеживало то, что за розовым деревом тропа разветвлялась. Ям так резко остановился, что Чел пролетел мимо. Он обернулся, чтобы увидеть, как Ям указывает серебряным пальцем на левую развилку.

- Этот лес, - сказал Ям, - словно человеческая память. Ему не нужно воспринимать события в правильном порядке. Хочешь отправиться в более ранние времена и начать оттуда?

- Я буду больше понимать, если так сделаю?

- Возможно. Возможно, мы оба будем больше понимать.

- Тогда стоит попытаться, - согласился Чел.

И они вместе пошли по левой развилке.

-3-

В жилом комплексе фермы Колдолесье стоял ряд магазинов, располагавшихся по одной стороне Лесной улицы, и родители Энн держали овощную лавку где-то посередине ряда. Над домами другой стороны виднелись деревья леса Баннерс. А в конце ряда находилась высокая каменная стена и древние ободранные ворота самой фермы Колдолесье. Всё, что можно было разглядеть на ферме – это обваливающаяся труба, из которой никогда не шел дым. Трудно поверить, что там кто-то живет, однако, сколько Энн помнила, вплоть до недавнего времени там жил старый мистер Крэддок. Он держался особняком и рычал на любого ребенка, подобравшегося достаточно близко, чтобы увидеть, что находится за старыми черными воротами.

- Натравлю на вас собак! – говорил он. – Натравлю собак, и они откусят ваши ноги!

Собак там не было, но всё равно никто не осмеливался сунуть нос на ферму. Было в этом месте что-то такое.

Потом неожиданно мистер Крэддок исчез, а вместо него там стал жить молодой человек. Он назвался Харрисоном Скудамором и красил волосы на макушке в оранжевый цвет. Он гордо шествовал с набитым бумажником, торчащим из заднего кармана его джинсов, и вел себя, как сказал папа Энн, так, словно он выше Господа Всемогущего. Это было после того, как молодой Харрисон прошествовал в их магазин за полфунтом помидоров, и папа вежливо спросил, живет ли мистер Скудамор вместе с мистером Крэддоком.

- Не ваше дело, - отрезал молодой Харрисон.

Он практически швырнул деньги в папу и прошествовал из магазина. Но обернулся в дверях и сказал:

- Крэддок ушел на пенсию. Теперь я здесь главный. Смотрите у меня.

- Ужасные у него глаза, - заметил папа, рассказывая Энн и Мартину эту историю. – Точно крыжовник.

- Улитка, - сказала мама. – Он вызывает у меня ассоциации с улиткой.

Энн лежала в кровати и думала о молодом Харрисоне. Она подхватила один из тех вирусов, которые приводили доктора в недоумение, и ей ничего не оставалось, кроме как лежать и думать о чем-нибудь. Время от времени, измучившись от скуки, она вставала. Однажды она даже вернулась в школу. Но это всегда заканчивалось тем, что Энн становилась серой, трясущейся, у нее всё болело с ног до головы, и она, шатаясь, возвращалась в постель. А когда ее брат Мартин сходил для нее в библиотеку, и она прочитала все свои книги, а потом книги Мартина – его книги были либо о динозаврах, либо основанные на ролевых играх, – у нее не осталось энергии ни на что, кроме как лежать и думать. По крайней мере, Харрисон представлял новую пищу для размышлений. Все его ненавидели. Он был груб и с мистером Портером, мясником. И он велел миссис Прайс, которая держала газетный киоск в конце улицы, заткнуться и прекратить трепаться.

- А я просто разговаривала – вежливо, вы же знаете, – как я со всеми разговариваю, - поведала миссис Прайс, чуть ли не плача.

Харрисон пнул изнеженную маленькую собачку, принадлежавшую парням, которые держали винный магазин. У всех было, что рассказать.

Энн задумалась, почему Харрисон так себя ведет. Из проекта, который, как она смутно помнила, она делала в школе, Энн знала, что весь комплекс когда-то был землями, принадлежавшими ферме Колдолесье. Ферма тянулась на север до химических заводов и на восток за пределы мотеля. Лес Баннерс, располагавшийся посередине, когда-то был громадным, хотя сегодня его вряд ли можно назвать лесом. Сквозь него виднелись дома на другой стороне. Теперь это просто деревья вокруг маленького грязного ручья, где играли дети. Энн знала каждый пакет из-под крендельков под каждым корнем и почти каждое колечко от кока-колы, вдавленное в грязные тропинки.

Но, возможно, Харрисон унаследовал ферму и думает, будто он всё еще владеет всем, подумала она. Он вел себя именно так.

Однако настоящая теория Энн была совсем другой и гораздо более интересной. Эта старая ферма такая таинственная, и в то же время до нее так просто добраться из Лондона, что она была убеждена: на самом деле это убежище гангстеров. Наверняка там в подвале лежат слитки или мешки золота, или мешки с наркотиками – или и то, и другое, – а молодой Харрисон их охраняет. Важничание Харрисона происходит оттого, что наркобароны много платят ему за хранение их секретов.

«Что вы думаете об этом?» - спросила она своих четырех воображаемых друзей.

Раб, как это часто бывало, был слабым и далеким. Хозяева ужасно перегружали его работой. Он посчитал теорию весьма правдоподобной. Молодой Харрисон – лакей, строящий из себя важную персону. Он знал такой тип.

Узник задумался. Если Энн права, сказал он, этот молодой Харрисон ведет себя очень глупо, таким образом привлекая к себе внимание. Ее первая теория была лучше.

«Но я подумала о ней, только чтобы быть беспристрастной! – запротестовала Энн. – Что ты думаешь, Король?

«Правдой может оказаться и то, и другое, - сказал Король. – Или обе версии одновременно».

Мальчик, когда Энн посоветовалась с ним, выбрал гангстерскую теорию, потому что она более захватывающая.

Энн ухмыльнулась. Конечно, Мальчик так решил. Он застрял у черта на куличиках, будучи кем-то вроде помощника у человека, который жил так давно, что люди считали его богом. Он чувствовал себя не в своей тарелке, рожденным не в то время и не в том месте. Ему всегда хотелось чего-нибудь захватывающего. Он говорил, что мог получить это, только болтая с Энн.

Энн слегка беспокоили взгляды Мальчика. Мальчик всегда вел себя так, словно он настоящий, а не просто выдумка Энн. Она слегка стыдилась того, что выдумала этих четырех людей. Они пришли в ее голову неизвестно откуда, когда она была малышкой, и она привыкла подолгу разговаривать с ними. В эти дни она нечасто обращалась к ним. На самом деле, она беспокоилась, не сошла ли с ума, разговаривая с выдуманными людьми, особенно, когда они высказывали собственные мысли, как Мальчик. И интересно, что говорит о ней самой то, что все ее выдумки по-своему несчастны. Узник всё время находился в тюрьме, и его посадили туда много столетий назад, так что Энн никак не могла помочь ему сбежать. Раба предали бы смерти, если бы он попытался сбежать. Один из его друзей-рабов однажды попытался. Раб не рассказывал Энн, что случилось с тем рабом, но она знала, что он умер. Что касается Короля, он тоже жил в далеком месте и эпохе и много времени проводил, занимаясь невероятно скучными вещами. Энн так жалела их всех, что ей часто приходилось утешать себя, твердо напоминая, что они ненастоящие.

Король снова заговорил с Энн. Он подумал, сказал он, что пока Энн лежит в кровати, у нее есть идеальная возможность наблюдать за тем, как молодой Харрисон выходит и входит. Она может обнаружить что-нибудь, что подтвердит ее теорию. «Ты можешь видеть ферму Колдолесье со своего места?» - спросил он.

«Нет, она внизу улицы на другой стороне, - объяснила Энн. – Для этого надо развернуть кровать, а у меня нет на это сил».

«Не обязательно, - сказал Король – он знал всё о шпионаже. – Тебе лишь нужно поставить зеркало там, где ты можешь видеть его с кровати, и повернуть так, чтобы в нем отражались улица и ферма. Этот трюк часто используют мои шпионы».

Действительно отличная идея. Энн немедленно выбралась из кровати и попыталась установить комнатное зеркало. Конечно, в первый раз не вышло, и во второй тоже. Она потеряла счет слабым, серым, шатающимся путешествиям, которые она совершила, чтобы повернуть зеркало, или толкнуть, или наклонить. И в результате она могла видеть только потолок. Так что она снова пошла, шатаясь. Но через двадцать минут того, что казалось отчаянно тяжелой работой, она рухнула на подушки глядя на идеальный перевернутый вид конца Лесной улицы и ветхих черных ворот фермы Колдолесье. И там был молодой Харрисон со своим хохолком оранжевых волос, высокомерно прогуливающийся обратно к воротам, неся утреннюю газету и молоко. Нет сомнений, он снова был груб с миссис Прайс. Он выглядел таким довольным.

«Спасибо», - сказала Энн Королю.

«Пожалуйста, Малышка», - ответил он.

Он всегда звал ее Малышкой. Все четверо ее друзей так ее звали.

Некоторое время в зеркале не на что было смотреть, кроме людей, входивших в магазины и выходивших из них; и машин, припаркованных в тупике, где их владельцы вытаскивали сумки с бельем и тащили их в прачечную, но даже это гораздо интереснее, чем просто лежать. Энн была глубоко благодарна Королю.

Потом вдруг появился фургон – белый и довольно большой, и в нем находились несколько человек. Он подъехал прямо к воротам фермы, и ворота плавно автоматически открылись, чтобы пропустить его. Энн была уверена, что это современный механизм, гораздо более современный, чем предполагало ветхое состояние ворот. Выглядело так, словно ее гангстерская теория справедлива! На фургоне имелся торговый логотип, а под ним синяя подпись. Она была мелкая, простая и со вкусом, и, конечно же, в зеркале она отражалась перевернутой. Энн не имела понятия, что там написано.

Ей просто необходимо увидеть. Она со стоном вывалилась из кровати и потащилась к окну, куда добралась как раз к тому времени, когда старые черные ворота плавно закрылись за фургоном.

«Вот же досада! – сказала она Королю. – Спорю, там была последняя партия наркотиков!»

«Подожди, пока он выедет обратно, - посоветовал он. – Когда увидишь, как ворота открываются, у тебя должно хватить времени, чтобы добраться до окна и разглядеть людей, управляющих машиной».

Так что Энн вернулась в кровать и ждала. И ждала. Но так и не увидела, как фургон выезжает. К вечеру она решила, что отвлеклась, или уснула, или уходила в туалет в тот момент, когда ворота открылись, выпуская фургон. «Я пропустила его, - сказала она Королю. – Всё, что я знаю – это логотип».

«И какой он?» - спросил он.

«О, просто весы, знаешь, такие старомодные – с двумя чашами, свисающими с ручки посередине».

К ее удивлению, не только Король, но и Раб, и Узник появились в ее сознании, встревоженные и оживленные.

«Ты уверена?» - спросили они хором.

«Да, конечно, - ответила Энн. – А что?»

«Будь крайне осторожна, - сказал Узник. – Эти люди посадили меня в тюрьму».

«В моем времени и месте, - сообщил Король, - они представители очень могущественной и продажной организации. Они уничтожали людей при моем дворе и пытались подкупить мою армию, и я весьма опасаюсь, что в итоге они свергнут меня».

Раб ничего не сказал, но у Энн возникло сильное ощущение, что он знает об организации больше других. Однако они все могли иметь в виду что-то другое, решила Энн. В конце концов, они происходили из других времен и мест. А на Земле существовали тысячи фирм, постоянно изобретавших логотипы. «Думаю, это случайность», - сказала она Мальчику. Она чувствовала, как он замер поблизости, мечтательно слушая.

«Ты так думаешь, потому что никто на Земле на самом деле не верит, что есть другие миры, кроме Земли», - сказал он.

«Да. Но ты прочитал мои мысли, чтобы узнать это. Я же просила тебя так не делать!»

«Я не нарочно. Ты также думаешь, что мы не существуем. Но мы существуем. Правда существуем».

-4-

Энн забыла о фургоне. Прошло две недели, в течение которых она снова вставала и ходила в школу на полдня, и ее отправили с температурой домой во время ланча, и она прочитала еще одну порцию библиотечных книг, и лежала, наблюдая в зеркале за людьми, посещающими магазины.

- Будто леди Шалот! – с отвращением произнесла она. – Безумная женщина в том безумном стихотворении[1], которое мы учили в прошлом семестре! Она была под проклятием, и ей тоже приходилось смотреть на всё через зеркало.

- О, перестань ворчать! – сказала мама. – Всё пройдет. Потерпи.

- Но я хочу, чтобы прошло сейчас! Я активный подросток, а не прикованный к постели инвалид! Я здесь уже готова на стены лезть!

- Если ты замолчишь, я велю Мартину одолжить тебе плеер.

- Вот будет чудо! Он скорее одолжит мне свои отрезанные пальцы!

Но Мартин одолжил, совершенно неожиданно по-братски появившись в ее комнате на следующее утро.

- Ужасно выглядишь, - сказал он. – Словно парень из шпаклевки.

После этого комплимента он бросил плеер и кассеты на кровать и сразу ушел в школу. Энн была тронута.

В тот день она лежала и слушала те единственные три кассеты, которые могла вынести – вкусы Мартина в музыке соответствовали его любви к динозаврам, – и поглядывала на ферму Колдолесье, просто чтобы на что-то смотреть. Молодой Харрисон появился однажды, совершенно как обычно, за исключением того, что он купил ужасно много хлеба. Возможно ли, заинтересовалась Энн, что ему нужно кормить кучу людей из фургона, который всё еще внутри? Она не верила в это. К этому времени она, пребывая в скучающем и мрачном настроении из-за вируса, решила, что ее захватывающая теория насчет гангстеров просто глупая фантазия. Весь мир был серым – вероятно, вирус проник во вселенную, – и даже нарциссы перед домом напротив казались ей бесцветными и унылыми.

Кто-то, выглядевший словно мэр, перешел через дорогу в ее зеркале.

Мэр? Энн вытащила наушники и села, чтобы рассмотреть поближе.

- Аппа-даппа-даппа-да, - металлическим шепотом доносилась музыка.

Энн нетерпеливо выключила ее. Мэр с чемоданом торопливо шел к ветхим черным воротам фермы Колдолесье, выглядя одновременно сомневающимся и решительным. Точно человек, идущий к дантисту, подумала Энн. И совпадение ли, что мэр появился именно в тихое послеобеденное время, когда на Лесной улице никогда не было народа? Носят ли мэры такие зеленые бархатные мантии? Или такие остроносые ботинки? Но на шее мужчины определенно висела золотая цепь. Шел ли он на ферму, чтобы выкупить кого-то похищенного, неся в чемодане пачки денег?

Энн смотрела, как мужчина остановился перед воротами. Если там существовал какой-то открывающий механизм, в этот раз он явно не собирался работать. Беспокойно постояв мгновение, мужчина в мантии вытянул кулак и постучал. Энн слышала отдаленные гулкие удары даже сквозь закрытое окно. Но никто не ответил. Мужчина отступил в расстройстве. Он покричал. Энн слышала – такой же далекий, как стук – высокий зовущий тенор, но не могла разобрать слов. Когда и это ни к чему не привело, мужчина поставил чемодан и окинул взглядом почти пустынную улицу, чтобы убедиться, что никто не смотрит.

«Ха-ха! – подумала Энн. – Вы и не подозреваете о моем надежном зеркале!»

Она довольно четко видела лицо мужчины – узкое и важное, с морщинами беспокойства и нетерпения. Она его не знала. Она видела, как он снял висевшее на груди украшение с золотой цепи и приблизился к воротам так, словно собирался использовать украшение в качестве ключа. И ворота открылись так же, как для фургона – тихо и плавно, – когда украшение к ним и не приблизилось. Мэр был искренне удивлен. Он отшатнулся и озадаченно уставился на свое украшение. Потом он подхватил чемодан и важно поспешил внутрь. Ворота захлопнулись за ним. И, как и с фургоном, Энн больше его не видела.

На этот раз причиной мог стать внезапно обострившийся вирус. Весь следующий день Энн чувствовала себя так плохо, что была не в состоянии наблюдать за чем бы то ни было – в зеркале или вне его. Она потела, кашляла и спала – противным коротким сном с лихорадочными сновидениями, – и проснулась, испытывая слабость, тошноту и жар.

«Радуйся, - сказал ей Узник – он был врачом до того, как его заключили в тюрьму. – Болезнь достигает апогея».

«А так вовсе и не скажешь! – заметила Энн. – Думаю, они похитили и мэра. Это место – Бермудский треугольник. И мне не лучше. Мне хуже».

К досаде Энн, мама, похоже, разделяла мнение Узника.

- Жар, наконец, спал, - сказала она. – Теперь ты скоро поправишься. Слава Богу!

- Еще лет через сто! – простонала Энн.

И следующая ночь действительно показалась столетием. Энн без конца снилось, будто она бежит через большой покрытый травой парк, едва в состоянии передвигать ноги от ужаса, потому что Нечто крадется позади. Или еще хуже: будто она запрета в перламутровом лабиринте – в этих снах она думала, что попалась в ловушку в собственном ухе, – и на перламутровых стенах появляется радужное отражение того же Нечто, мягко скользящего за ней. Худшим в этих снах было то, что Энн до дрожи боялась, что Нечто схватит ее, но точно так же до дрожи боялась, что Нечто не заметит ее в искривленном лабиринте. На перламутровом полу ее уха была кровь. Вся мокрая, Энн резко проснулась, обнаружив, что, наконец, светает.

Заря желтела снаружи и желтым отражалась в зеркале. Но разбудил ее не сон, а шум одинокой машины. Не так уж необычно, раздраженно подумала Энн. Некоторые поставки в магазины привозили ужасающе рано. Однако ей было совершенно ясно, что эта машина не относилась к доставке. Происходило что-то важное. Она слабыми руками подложила мокрую подушку под голову так, чтобы смотреть в зеркало.

Машина, шурша, ехала по Лесной улице, ярко сияя передними фарами, словно водитель еще не понял, что рассвело, и подкралась, осторожно остановившись в тупике напротив прачечной. Несколько мгновений она так и стояла со включенными фарами и работающим двигателем. У Энн появилось чувство, что темноволосые головы, которые она видела внутри склонившимися друг к другу, совещаются, что делать. Полиция? Это была большая серая дорогая машина, скорее подходящая бизнесмену, чем полиции. Если только, конечно, они не были высокими полицейскими чинами.

Мотор заглох, и передние фары погасли. Двери открылись. Очень высокие чины, подумала Энн, когда трое мужчин выбрались наружу. Один из них был с ног до головы богатый бизнесмен – довольно плотный, с тщательно – волосок к волоску – уложенными волосами. На нем был один из тех дорогих макинтошей, которые никогда не мнутся, поверх элегантного костюма. Второй мужчина был более низким и пухлым, и решительно потертым – в зеленом твидовом костюме, который ему не подходил. Брюки были слишком длинны, рукава – слишком узки, а с шеи свисал длинный вязанный шарф. Осведомитель, решила Энн. Он выглядел испуганным и брюзгливым, словно не хотел, чтобы двое остальных приводили его сюда. Третий мужчина – высокий и худой – был одет так же странно, как осведомитель: в старое – не меньше сорока лет – пальто из верблюжьей шерсти, на три четверти короче, чем нужно. Однако он носил его точно король. Когда он неторопливо прошелся к середине дороги, чтобы полностью увидеть ферму Колдолесье, он двигался небрежно и с сознанием могущества, что приковало к нему взгляд Энн. Его волосы были того же цвета верблюжьей шерсти, что и пальто. Она наблюдала, как он стоит там, расставив длинные ноги, засунув руки в карманы, уставившись на ворота, и едва заметила, когда двое других подошли к нему. Она пыталась увидеть лицо высокого мужчины. Но никак не могла ясно его разглядеть, поскольку теперь они быстро пошли к воротам – бизнесмен шагал впереди.

Потом всё случилось как с мэром. Бизнесмен резко остановился, встревоженный – как если бы он с уверенностью ждал, что ворота автоматически откроются перед ним. Когда они остались закрытыми, его лицо повернулось к маленькому осведомителю, и тот поспешил вперед. Он что-то сделал – набрал код? – но Энн не могла разглядеть что. Ворота по-прежнему не открывались. Это разозлило маленького мужчину. Он поднял кулак, словно собрался колотить в ворота. В этот момент высокий мужчина в верблюжьем пальто, похоже, решил, что они ждали достаточно. Он двинулся вперед, аккуратно, но твердо отодвинул осведомителя с пути и просто продолжил двигаться на ворота. В тот момент, когда он, казалось, сейчас врежется в ветхое черное дерево, ворота распахнулись перед ним – резко и быстро. У Энн возникло чувство, что камни стены сделали бы то же самое, если бы этот человек захотел.

Трое зашли внутрь, и ворота захлопнулись за ними.

Энн не могла избавиться от чувства, что она сейчас видела самое важное из всего, происходившего до сих пор. Она ждала, что они быстро выйдут обратно, возможно, с арестованным Харрисоном. Но уснула, так и не дождавшись.

-5-

Гораздо позже тем утром пошел сильный град. Он разбудил Энн, и она проснулась снова абсолютно здоровой. Несколько мгновений она лежала и смотрела на плотные потоки льда, сползающие по окну, тающие под выглянувшим ярким солнцем. Она чувствовала себя так хорошо, что это ошеломило ее. Потом ее взгляд переместился на зеркало. Сквозь отражающийся в нем тающий лед, дорога сверкала так ярко, что заслезились глаза. Но там, в парковочном тупике, засыпанная белыми градинами, стояла серая машина бизнесмена.

«Они по-прежнему внутри! - подумала Энн. - Это Бермудский треугольник!»

Думая это, она не заметила, как начала выбираться из кровати. Ее тело помимо ее указаний знало, что оно здорово и ему надо двигаться. У него были нужды.

- Боже! – воскликнула Энн. – Я хочу есть!

Она промчалась вниз по лестнице и съела две миски кукурузных хлопьев. Затем, когда новый град застучал в окна, она пожарила себе бекон, грибы, помидоры и яйца – столько, сколько поместилось в сковороду. Когда она несла всё к столу, из магазина прибежала мама, привлеченная запахом.

- Тебе лучше?

- О, да! Настолько лучше, что я пойду гулять, как только съем это.

Мама перевела взгляд с переполненной сковороды на окно.

- Погода не…

Но град к тому времени закончился. Яркое солнце просвечивало полосами сквозь дым от жарки Энн, и небо было ясным и синим. Накрылся мамин предлог, ухмыляясь, подумала Энн, пока жадно поглощала свои грибы. Никогда еще еда не казалась ей такой вкусной!

- Что ж, смотри не переусердствуй, - сказала мама. – Помни, ты долго была не здорова. Закутайся потеплее и возвращайся к ланчу.

- Повинуюсь, о великая перестраховщица, - ответила Энн с полным ртом.

- Ланч, или я позвоню в полицию. И не надевай джинсы – они недостаточно теплые. Погода в это время года…

- Суета-суета, - с любовью произнесла Энн, приступая к бекону – жаль в сковороде не осталось места для жареного хлеба. – Я не младенец. Два слоя термобелья удовлетворят тебя?

- С каких пор у тебя… О, вижу тебе лучше! – радостно заметила мама. – В любом случае, надень жилетку, чтобы сделать мне приятное.

- Жилетки, - процитировала Энн значок, который часто носил Мартин, - то, что носят подростки, когда их матерям холодно. Тебе холодно. Ты поддерживаешь мороз в этом магазине.

- Ты же знаешь, нам надо сохранять овощи свежими, - парировала мама и, счастливо смеясь, вернулась в магазин.

Солнце сильно пригревало. Закончив есть, Энн поднялась к себе и оделась, как посчитала подходящим: в узкую шерстяную юбку – чтобы мама увидела: она не надела джинсы, – летнюю блузку и свой замечательный анорак, застегнутый до верха, чтобы выглядеть закутанной. После чего она пронеслась вниз и через магазин, крикнув:

- Всем пока!

Прежде чем родители освободились от покупателей и начали ее допрашивать.

- Не ходи слишком далеко! – догнал ее папин громкий голос.

- Не буду! – ответила Энн.

И она не лгала. Она всё продумала. Нет смысла пытаться заставить работать устройство, открывающее ворота. Если она попробует залезть по ним, кто-нибудь заметит и остановит ее. Кроме того, если все, кто заходят на ферму, не возвращаются обратно, было бы глупо отправиться туда и в свою очередь пропасть. Мама с папой будут в истерике. Но ничто не могло помешать Энн забраться на дерево в лесу Баннерс и с него заглянуть через стену.

«Посмотри поближе на тот фургон, если он еще там, - согласился Король. – Мне очень хотелось бы знать, кому он принадлежит».

Энн нахмурилась и кивнула. Было что-то в этом логотипе-весах, что заставляло ее четырех друзей заговаривать с ней, когда она и не начинала их воображать . Ей это не нравилось, снова заставляя задумываться, не сошла ли она с ума. Она медленно спустилась по Лесной улице, и еще медленнее – мимо дорогой машины в тупике. Проходя рядом с ней, Энн провела пальцем по гладкому боку машины. Она была холодной, мокрой, блестящей и твердой – и очень-очень настоящей. Значит, это не просто лихорадочный сон, который она вообразила в зеркале. Она действительно видела троих мужчин, приехавших сюда сегодня утром.

Энн завернула в проход между домами, который вел к лесу. Там было красиво, жарко и парно. Мама и ее жилетки! Тающие градины сверкали радугой в каждой травинке вдоль дорожки. Лес значительно позеленел, пока она лежала в постели – той забавной зеленью, которой покрываются леса ранней весной: кусты и нижние ветви – ярким насыщенным изумрудом, в то время как верхние ветки и большие деревья остаются почти голые, и только по контуру слегка набухают почки. Тепло и остро пахло соками, а солнечные лучи делали зелень прозрачной.

Энн несколько минут шла в направлении фермерской стены, когда поняла, что с лесом что-то неправильно. Не в прямом смысле неправильно. Он по-прежнему тянулся вокруг нее мирными сводами зелени. Пели птицы. Мох лохматился на дорожке под ее кроссовками. Рядом с Энн на насыпи росли примулы.

- Эй, постойте-ка! – воскликнула она.

Тропинки в лесу Баннерс всегда были грязными, с втоптанными в них колечками от кока-колы. А если бы примула осмелилась показаться здесь, ее бы немедленно сорвали или растоптали. И Энн давным-давно уже должна была дойти до стены. И, что еще важнее, к этому времени она должна была видеть дома сквозь деревья.

Энн напрягла глаза, пытаясь разглядеть их. Ничего. Ничего, кроме деревьев и зеленого упругого боярышника, а вдали – голое дерево, покрытое кипенью розовых цветов. Энн с колотящимся сердцем направилась к нему. Никогда прежде в лесу Баннерс не видели такого дерева. Но она сказала себе, что спутала его с вербой, растущей на другой стороне ручья.

Энн знала, что это не так, еще до того, как приблизилась к большому, с виду свинцовому контейнеру, наполовину погребенному на склоне под примулами. Лес от него просматривался достаточно далеко, чтобы понять: он просто продолжается, и продолжается, и продолжается за розовым деревом. Энн остановилась и посмотрела на контейнер. Люди часто выбрасывали хлам в лесу. Мартин как-то отлично повеселился со старой коляской, которую здесь бросили. Эта штука выглядела так, словно кто-то выкинул целую громадную морозилку. Она, должно быть, давно здесь лежит: не только наполовину погребенная в земле, но и сгнившая снаружи и ободравшаяся до унылого серого цвета. Местами из нее торчали ржавые сломанные провода. Что ж, она не совсем походила на морозилку.

В ушах Энн зазвучал предупреждающий мамин голос: «Она грязная… ты не знаешь, где она была… там внутри может быть что-нибудь гнилое… она может быть ядерной!»

Она выглядела как пустой ядерный контейнер.

«Что думаете?» - спросила Энн своих четырех воображаемых друзей.

К ее великому удивлению, ни один не откликнулся. Ей пришлось представить их отвечающие голоса. Мальчик сказал бы: «Открывай! Загляни! Ты никогда не простишь себе, если не посмотришь». Она представила, как остальные соглашаются, однако более осмотрительно, а Король добавляет: «Но будь осторожна!»

Возможно, это и есть разгадка тайны фермы Колдолесье – штука, которая привела всех тех людей к молодому Харрисону; штука, которую, как он думал, он так хорошо охраняет. Энн вскарабкалась по склону, засунула ладони в щель под крышкой контейнера и потянула. Крышка легко отскочила и начала подниматься уже самостоятельно, пока не встала вертикально над задней стенкой ящика.

Энн не ожидала, что это будет так просто. Ее оттолкнуло, и она, спотыкаясь, спустилась обратно на тропу. Снова посмотрев на открытый контейнер, она застыла, не в силах пошевелиться от чистого ужаса.

Оттуда поднимался труп.

Сначала появилась голова, только тем отличающаяся от черепа, что на ней имелись длинные спутанные пряди желто-белых волос и борода. Потом рука схватилась за край ящика – бело-желтая рука с громадными костяными шишками суставов и отвратительными ногтями в дюйм длиной. Энн тихонько заскулила, но по-прежнему не могла пошевелиться. А труп всё поднимался. Появилось тощее костлявое плечо. Дыхание свистом вырывалось из губ черепа. Труп выпрямился, разворачивая длинное-длинное тело, с ног до головы покрытое клочками белесых волос. «Абсолютно непристойно!» – подумала Энн, когда длинные, веретенообразные ноги воздвиглись перед ней, дрожа и теряя кусочки сгнившей одежды, обмотанной вокруг поясницы существа. Труп был очень слаб. На мгновение Энн почти пожалела его. И он был не совсем скелетом. Его покрывала кожа – даже на лице, которое, несмотря на это, чересчур походило на череп.

Лицо повернулось. Глаза – большие, запавшие и бледные под серо-желтой изгородью бровей – посмотрели прямо на Энн. Губы черепа пошевелились. Существо произнесло – прокаркало – слова на странном языке.

Оно увидело ее. Это уже слишком: оно говорило. Энн побежала. Она влетела за поворот, когда кроссовки заскользили под ней. Она упала на мох тропы, едва осознавая, как острый камень ударил ее по колену, вскочила в то же мгновение и понеслась так быстро, как только могла – прочь, вниз по тропе. Труп, который ходит, смотрит, говорит. Вампир в свинцовом ящике – радиоактивный вампир! Энн знала, что он преследует ее. Глупо держаться тропы! Она забралась наверх склона и побежала дальше – с треском и топотом по болотистому лишайнику, прыгая среди ежевики, продираясь сквозь скрипучие зеленые заросли, где сухие ветки хрустели и взрывались под ее ногами. Дыхание вырывалось с хрипом. Грудь болела. Ей было плохо. Дура. Она производила столько шума. Существо могло следовать за ней, просто прислушиваясь.

- Что мне делать? Что мне делать? – хныкала Энн на бегу.

Ноги отказывали. После стольких дней, проведенных в постели, она была почти так же слаба, как вампир. Левое колено дико болело. Прорываясь сквозь безжизненный коричневый шиповник, Энн бросила взгляд вниз и увидела ярко-красную кровь, стекающую по голени в носок. Кровь осталась и на ежевике. Существо могло выследить ее по запаху.

- Что мне делать?

Самое разумное было бы залезть на дерево.

- О, я не могу! – задохнулась Энн.

Существо снова закаркало – где-то неподалеку.

Энн обнаружила в себе силы, о которых не подозревала. Они толкнули ее к ближайшему подходящему для лазания дереву и заставили карабкаться на него, как сумасшедшую. Кора царапала ее ноги. Пальцы цеплялись и вонзались, ломая ногти, которыми она так гордилась. Она слышала треск рвущегося анорака. Но продолжала карабкаться, пока не смогла просунуть голову сквозь чащу мелких ветвей и забраться верхом на толстую ветку – надежно и высоко, – прислонившись спиной к стволу. Спутанные волосы прядями свисали ей на лицо.

«Если оно полезет наверх, я могу его пнуть!» – подумала она и откинулась назад, закрыв глаза. Оно каркнуло где-то внизу справа – ближе, чем она думала.

Энн распахнула глаза и в бессильном ужасе уставилась на тропинку и ящик, погребенный на склоне. Крышка снова закрылась. Но существо осталось снаружи – стояло на тропинке почти под ней, глядя вниз на алые капли крови, которые брызнули из колена Энн, когда она упала на камень. Она бегала по кругу, точно испуганный зверь.

«Не смотри наверх! Не смотри наверх!» – молила она, сидя очень тихо.

Оно не смотрело наверх. Оно было занято, изучая свои когтистые руки, потом поднимая их, чтобы ощупать потрепанные заросли волос и бороды. У Энн возникло чувство, что оно очень, очень озадачено. Она наблюдала, как оно берется за клочки одежды на своих тощих бедрах и отрывает кусочек, чтобы посмотреть на него. Оно покачало головой, четким жестом положило полосу тряпки на левое плечо и прокаркало еще какие-то слова. На этот раз звук был меньше похож на карканье и больше на голос.

Затем (несмотря на всё остальное, Энн едва поверила глазам) существо создало себе одежду. Нижнее тряпье растянулось двумя плотными водопадами цвета хаки, образовывая узкие рейтузы, а потом мягкие сапоги. Одновременно полоска тряпки на плече трупа тоже побежала вниз, падая и расширяясь в нечто вроде просторной плиссированной мантии длиной до щиколоток, цвета верблюжьей шерсти. Энн едва не вскрикнула, когда увидела цвет. Затем она наблюдала, почти ожидая этого, как длинные волосы и борода приобретали тот же цвет верблюжьей шерсти и укорачивались. Борода исчезла вовсе, сделав лицо еще больше похожим на череп, чем раньше; волосы остановились где-то на уровне ушей. Мужчина завершил свой образ, подпоясавшись широким ремнем с прикрепленными к нему ножом и сумкой и перекинув через левое плечо свернутую рулоном ткань, которую он аккуратно закрепил застежками. После этого он что-то удовлетворенно пробормотал, подошел к краю тропинки, вытащил нож и срезал себе толстую палку с ближайшего к свинцовому ящику дерева.

Еще до того, как он начал двигаться, Энн почти уверилась в том, кто он такой. А его широкие неторопливые шаги окончательно убедили ее. Он был самым высоким из трех мужчин, которые приехали на машине: тем, кто заставил ворота открыться; тем, кто носил странное пальто из верблюжьей шерсти. Это пальто по-прежнему было на нем, только он преобразовал его в мантию.

Он вернулся на тропинку, неся палку. Нет, теперь уже не палку, а посох – старый, отполированный, с вырезанными на нем чудными знаками. Он посмотрел наверх на Энн и прокаркал ей замечание.

Она отшатнулась, прижавшись к стволу. О, Боже! Всё это время он знал, что она здесь! И теперь непристойной выглядела она: забралась на дерево в узкой юбке, которая задралась до самой талии. Должно быть, он смотрел прямо на ее трусы. И длинные беззащитные ноги, свисающие по обе стороны ветки.

Странный мужчина внизу кашлянул, недовольный своим голосом, всё еще глядя на Энн. У него были светлые, глубоко запавшие глаза. Брови сходились над носом в одну бровь в форме летящего ястреба. Он странно выглядел, даже если его увидеть в обычных обстоятельствах, идя по улице. Можно подумать, будто встретил Мрачного Жнеца[2].

- Простите, - произнесла она высоким от страха голосом. – Я… Я не понимаю ни слова из того, что вы говорите… И не хочу понимать.

Он удивился. Подумал. Снова кашлянул.

- Прошу прощения, - сказал он. – Я использовал не тот язык. Я говорил, что не имею намерения вредить вам. Не хотите спуститься?

«Они все это говорят!» – предостерег мамин голос в голове Энн.

- Нет, не хочу, - ответила она. – А если вы попробуете забраться наверх, я вас пну.

И она лихорадочно принялась размышлять: «Как мне выбраться? Я не могу сидеть здесь весь день!»

- В таком случае, не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? – спросил мужчина.

Пока Энн набирала в легкие воздух, чтобы ответить, что очень даже возражает, он быстро добавил:

- Я ни разу в жизни не был в таком недоумении. Что это за место?

Теперь, когда он привык говорить, у него обнаружился довольно приятный глубокий голос с легким иностранным акцентом. «Швед?» - заинтересовалась Энн. У него были все причины пребывать в недоумении. И ведь ничего страшного не случится, если она расскажет ему то немногое, что знает.

- О чем вы хотите спросить? – осторожно произнесла она.

Он снова прочистил горло.

- Можете сказать мне, где мы находимся? Где вот это? – он обвел рукой зеленые просторы леса.

- Ну, по идее, это должен быть лес рядом с фермой Колдолесье, но он… кажется, стал больше, - поскольку мужчина выглядел довольно-таки озадаченным, она добавила: - И нет смысла спрашивать меня почему. Я сама не понимаю.

Он цокнул языком и нетерпеливо уставился на нее.

- Я знаю об этом. Чувствовал, когда только что работал с полем. Что-то неподалеку создает целый набор паратипичных расширений…

- Вы – что?

- Вы, наверное, назвали бы это, - задумчиво произнес он, - «наложил чары».

- Вот уж нет! – возмутилась Энн – может, она и выглядела нелепо и неприлично, сидя на дереве, но это не значит, что она идиотка. – Я давно не настолько маленькая, чтобы думать подобные глупости.

- Прошу прощения. Тогда, возможно, лучшим объяснением будет такое: существует довольно обширная область некоторой энергии, обладающей силой менять реальность. Так понятнее?

- Вроде того, - согласилась Энн.

- Хорошо. Теперь, пожалуйста, объясните: где и что эта ферма Колдолесье.

- Это старая ферма в нашем жилом комплексе.

Он снова был озадачен. Его сплошная бровь приподнялась над носом, и мужчина оперся на свой посох, осматриваясь вокруг. Энн подумала, что он кажется слабым и больным. Неудивительно.

- Сейчас это уже не ферма. Просто дом, - объяснила она. – Примерно в сорока милях от Лондона.

Он беспомощно помотал головой.

- В Англии, Европа, Земля, солнечная система, вселенная. Вы должны знать! – раздраженно произнесла Энн. – Вы приехали сюда на машине сегодня утром. Я видела вас… как вы зашли в ферму с двумя другими людьми!

- О, нет, - слабо и устало произнес он. – Вы ошиблись. Я веками пребывал в стазисе за то, что нарушил проклятие Властителей.

Он повернулся и указал поразительно длинным пальцем на наполовину погребенный в склоне ящик.

- Вы должны поверить. Вы стояли там, где сейчас стою я, когда я выбрался наружу. Я видел вас.

Это было сложно отрицать, но Энн была достаточно уверена в своих фактах, чтобы, настойчиво склонившись с ветки, попытаться:

- Я знаю… То есть я видела вас, но я видела вас и прежде – сегодня рано утром, идущим по дороге в современной одежде. Клянусь, это были вы! Я узнала вас по походке.

Мужчина внизу решительно покачал головой:

- Нет, вы видели не меня. Должно быть, это был один из моих потомков. Я позаботился о том, чтобы оставить потомков. Это было одним из надежных способов снять… то несправедливое проклятие.

Он приложил руку ко лбу. Энн видела, что ему совсем плохо. Посох дрожал под его рукой.

- Слушайте, - доброжелательно произнесла она, - если эта… эта сфера или энергия может менять реальность, не может ли она изменить вас, как изменила лес?

- Нет. Есть вещи, которые нельзя изменить. Я Мордион. Я из далекого мира и был сослан сюда под проклятием.

Опираясь на посох, он подошел к склону, где уселся и закрыл лицо трясущейся рукой.

Это напомнило Энн, какой слабой она чувствовала себя еще вчера. Она разрывалась между сочувствием к нему и крайним беспокойством о себе. Возможно, он не в своем уме. А ее ноги онемели и начали колоть, как обычно бывает, когда они долго болтаются.

- Почему бы вам, - предложила она, думая о том, как поглощала свою сковороду еды, - не заставить энергию изменить реальность и послать вам что-нибудь поесть? Вы, наверное, голодны. Если права я, вы ничего не ели с рассвета. Если правы вы, вы должны до чертиков оголодать!

Мордион оторвал руку от своего черепоподобного лица.

- Разумные слова! – он поднял посох, потом остановился и посмотрел на Энн. – А вы не хотите какой-нибудь еды?

- Нет, спасибо, я должна быть дома к ланчу, - чопорно ответила Энн.

Энн планировала соскользнуть с дерева, пока он будет есть свою кабанью голову или что там раздобудет это как-бишь-его поле, и побежать, побежать как безумная – на этот раз по прямой.

- Как пожелаете.

Мордион сделал посохом быстрый угловатый жест. Прежде чем он наполовину завершил движение, что-то белое и квадратное последовало в воздухе за жестом. Он вернул посох на землю плавным полукругом, и квадратная штука скользнула вниз, приземлившись на склоне.

- Вуаля! – Мордион посмотрел на Энн, широко улыбнувшись.

Энн забыла о том, что собиралась слезать с дерева. Квадратная штука оказалась пластиковым лотком, разделенным на отсеки и покрытым прозрачной пленкой. Это была первая изумительная вещь. Вторая изумительная вещь – то, что некоторая еда внутри была ярко-синяя. Третья изумительная вещь, которая и приковала Энн к ветке – это улыбка Мордиона. От улыбки черепа ожидаешь чего-то безрадостного, со слишком большим количеством зубов. Но улыбка Мордиона была совсем не такой. Она была яркой: полной веселья, и юмора, и дружелюбия. Она настолько преобразила его лицо, что у Энн перехватило дыхание. Глядя на нее, она так ослабела, что чуть не свалилась с дерева. Самая красивая улыбка из всех, что она когда-либо видела.

- Это… это еда из самолета! – сказала Энн, чувствуя, как краснеет из-за этой улыбки.

Мордион содрал прозрачное покрытие с лотка. Пар поднялся в проникавших сквозь листву солнечных лучах, а вместе с ним – аппетитный запах.

- Вообще-то, нет, - возразил Мордион. – Это паек стазиса.

- Что это за синяя штука? – не удержалась от вопроса Энн.

- Юровский керанип.

Его рот был полон им. Он оторвал что-то вроде ложки от бока лотка и уплетал так, словно и в самом деле прошли века с тех пор, как он ел в последний раз.

- Корнеплод, - добавил он, доставая хлебный рулет и помогая им ложке. – Это хлеб. Розоватые штуки – мясо с Ионии в соусе баринда. Зеленые – не помню – вроде бы жареные водоросли. А желтые – пещерная фасоль в сыре. Внизу должен быть десерт. Надеюсь на это, потому что я достаточно голоден, чтобы съесть лоток, если его нет. Могу оторвать от сердца и дать вам попробовать, если спуститесь.

- Нет, спасибо, - отказалась Энн.

Поскольку ее ноги совсем онемели, она с усилием поставила одно колено на ветку и сумела встать, прислонившись к стволу дерева, одной рукой удобно повиснув на более высокой ветке. Так она смогла расправить юбку и почувствовать себя почти достойно. Струйки крови все еще оставались на ее голени, но теперь они стали коричневыми и блестящими.

Под горячей едой обнаружился десерт. Энн слегка тоскливо наблюдала, как Мордион убрал верхний лоток таким жестом, каким обычно открывают коробку с конфетами. То, что оказалось внизу, выглядело как мороженое – столь же загадочно холодное, как верхнее блюдо было горячим. «Я в поле паратипичного чего-то там, - подумала Энн. - Всё возможно». Это мороженое казалось восхитительным. Рядом с ним стояла чашка горячего питья.

Мордион бросил ложку в пустой лоток и взял чашку в обе руки.

- А, - произнес он, с удовольствием прихлебывая. – Так-то лучше. А теперь я хочу еще кое-о-чем спросить вас. Но сначала – как вас зовут?

- Энн.

Он посмотрел на нее, снова озадаченный.

- Правда? Я почему-то думал, что имя должно быть длиннее.

- Энн Стэвели, если вы настаиваете.

Она точно не собиралась сообщать ему, что ее второе имя – омерзительное Вероника. Мордион поклонился ей над своей дымящейся чашкой.

- Мордион Эйдженос. Так вот, я хотел спросить: не поможете мне еще раз попытаться снять проклятие Властителей?

- Смотря как. Что за дождители?

- Те, кто управляют.

Лицо Мордиона превратилось в мрачнейшую голову мертвеца. Над дымящейся чашкой это выглядело жутко, особенно в окружении яркого весеннего леса, полного зеленой жизни и щебетания строящих гнезда птиц.

- Их пятеро, и хотя они живут в нескольких световых годах за пределами галактики, они управляют каждым населенным миром, включая этот.

- Что – даже внутри этого как-его поля? – спросила Энн.

Мордион поразмыслил.

- Нет, - сказал он. – Нет. Я почти уверен, что нет. Возможно, это причина того, почему мне пришло в голову снова попытаться снять их проклятие.

- Эти Властители очень страшные? – спросила Энн, глядя ему в лицо.

- Страшные? – произнес Мордион – она видела, как под его мрачностью проступают ненависть и ужас. – Это слишком слабо сказано. Но да. Очень страшные.

- А что за проклятие, которое они наложили на вас?

- Изгнание. И я не могу пойти против Властителей каким бы то ни было способом.

Глядя на нее из-под длинных крыльев своей брови, Мордион выглядел зловеще и таинственно. Энн вздрогнула, когда он сказал:

- Видите ли, во мне тоже течет кровь Властителей. Я мог бы победить их, если бы был свободен. Дважды мне почти удалось – очень давно. Поэтому они погрузили меня в стазис.

Энн подумала: «Подыграй ему, иначе никогда не слезешь с этого дерева».

- Так какой помощи от меня вы хотите?

- Дайте мне разрешение использовать вашу кровь.

- Что? – Энн прислонилась спиной к дереву и сильнее вжалась в него, когда Мордион указал на место на тропинке, где она упала.

Кровь там не высохла, как на ее ноге. Она оставалась ярко-красной и сырой. Ее было ужасно много, и она, пылая, струилась среди зеленого мха и сверкала алым на белом камне, о который Энн поранилась. Выглядело так, точно там кого-то убили.

- Поле ждет, чтобы поработать с ней, - сообщил Мордион. – После того, как вы убежали, я заметил это первым делом.

- Для чего? Как? Я ни на что не согласна!

- Возможно, если я объясню, - Мордион встал и неторопливо прошелся до места прямо под веткой Энн.

Ее затошнило, и она попыталась вжаться в дерево еще больше. Она видела, как почки на конце ее ветки дрожат перед запрокинутым лицом Мордиона. Она чувствовала себя так, словно заставляет трястись все дерево.

- В прошлом, - сказал Мордион, - я пытался обойти проклятие Властителей, выведя расу людей, которые не находились бы под проклятием и могли бы восстать против Властителей…

- Я не собираюсь этого делать! – почти закричала Энн.

- Конечно, нет, - улыбнулся Мордион – улыбка была короткой и грустной, но такой же чудесной, как раньше. – Я выучил урок. Это заняло слишком много времени и закончилось плачевно. Властители ликвидировали первую расу людей. Во второй раз убивать пришлось бы слишком много, так что они убили лучших и погрузили меня в стазис, чтобы я не мог вести остальных. Сейчас должны существовать тысячи их потомков с кровью Властителей – здесь, в этом мире. Вы, например. Вот что паратипичное поле показывает нам, - он снова указал на яркую кровь на тропинке.

Несмотря на страх и отвращение, и полное неверие, Энн невольно испытала приступ гордости из-за того, что ее кровь такая особенная.

- Так чего вы хотите на этот раз?

- Создать героя. В безопасности от Властителей внутри этого поля, который был бы человеком и не человеком, который мог бы победить Властителей, потому что они не узнают о нем, пока не станет слишком поздно.

Энн подумала над этим – или скорее позволила голове наполниться торопливой мешаниной чувств. Недоверие и страх смешались с жалостью к Мордиону, который думал, что в третий раз совершает бесполезную попытку, и ужасом от того, что Мордион может быть прав. А под всем этим текли упорные, заурядные, домашние чувства, говорящие, что ей пора возвращаться на ланч.

- Если я соглашусь, вы не коснетесь меня и позволите мне целой и невредимой уйти домой сразу после этого.

- Договорились, - Мордион серьезно посмотрел на нее. – Вы согласны?

- Да, хорошо, - сказала Энн, чувствуя себя страшной трусихой.

Но что ей оставалось делать, когда она застряла на дереве, в месте, где всё было безумным, с Мордионом, рыскающим у корней?

Мордион снова улыбнулся ей. Энн упивалась добротой и дружелюбием его улыбки, ее и так уже трясущиеся коленки ослабели. Но маленькая циничная часть ее нашептывала: он специально использует эту улыбку.

Он повернулся и направился к пятну крови – мантия элегантно развевалась за его спиной. И Энн задумалась, как он собрался создавать героя. В правой руке он держал нож, в котором отразился зеленый лесной свет, когда Мордион сделал быстрый профессиональный надрез на запястье руки, сжимавшей посох. Кровь обильно потекла в том же неожиданном количестве, что и кровь Энн.

- Эй! – крикнула Энн – такого она как-то не ожидала.

Мордион, похоже, ее не услышал. Он позволил своей крови струей стекать по посоху, вдоль странной резьбы на нем – так, чтобы густой поток капал с деревянного конца и смешивался с кровью Энн на тропинке. Мордион явно работал и с паратипическим полем. Энн чувствовала, как что-то пульсирует и немного скручивается вне поля зрения.

Мордион закончил и отступил назад. Всё замерло. Ни одно дерево не шевелилось. Ни одна птица не пела. Энн не была уверена, дышит ли она.

С обеих сторон от пятна крови началось странное движение: словно взбух холм и начал бить ключ. Энн раньше видела, что так ведет себя вода, если бросить в глубину бревно и оно начнет подниматься на поверхность. Она наклонилась вперед и наблюдала, всё еще едва дыша, как мох и черная земля, камни и желтые корни разливаются вверх и в стороны, давая чему-то подниматься снизу. Появилось что-то белое, цвета кости, примерно четыре фута в длину, путаница на одном его конце выглядела как волосы. Энн до боли прикусила губу. В следующую секунду возникло голое тело, лежащее лицом вниз в мелкой колее на тропинке. Довольно маленькое тело.

- Вы должны дать ему одежду, - сказала она, пока тело росло.

Краем глаза она видела, как Мордион кивнул и пошевелил посохом. На теле появилась одежда – таким же способом, как на Мордионе – сине-фиолетовым потоком, разлившимся по изогнутой белой спине и сгустившимся в нечто, похожее на спортивный костюм. Голые ноги стали серыми и оделись в старые кроссовки. Тело скорчилось, переместилось и приподнялось на локтях, лицом к тропинке, не глядя на них обоих. У него были длинные, испачканные в грязи волосы, того же верблюжьего цвета, что у Мордиона.

- Удар. Упал, - заметило тело высоким ясным голосом.

Затем, очевидно решив, что он споткнулся и упал на тропе, мальчик в спортивном костюме поднялся и поспешил прочь – за розовое цветущее дерево.

Мордион отступил и посмотрел на Энн. Морщины иссекали его лицо. Создание мальчика явно его истощило.

- Ну вот, готово, - слабо произнес он и снова сел посреди примул.

- Вы не пойдете за ним? – спросила Энн.

Мордион покачал головой.

- Почему нет?

- Я же говорил вам, - устало ответил Мордион, - что я выучил урок. Теперь это его задача, когда он подрастет. Мне нет нужды вмешиваться.

- И как долго он будет расти?

Мордион пожал плечами:

- Я не уверен, каким образом время в этом поле соотносится с обычным временем. Полагаю, какое-то время займет.

- А что случится, если он выйдет из этого пара-как-там-его поля в реальное время?

- Он перестанет существовать, - ответил Мордион так, словно это было очевидно.

- Так каким образом он может победить этих Властителей? Вы сказали, что они живут во многих световых годах отсюда.

- Он приведет их сюда, - Мордион лег на склоне, выглядя изможденным.

- Он знает об этом?

- Вероятно, нет.

Энн посмотрела на него, растянувшегося на насыпи, собиравшегося заснуть, и потеряла терпение.

- Тогда вы должны пойти и сказать ему! Вы должны присматривать за ним! Он один в этом лесу, и он маленький, и он даже не знает, что ему нельзя отсюда выходить. Возможно, он даже не знает, как работать с полем, чтобы достать себе еду. Вы… вы спокойно создали его из крови и… и ничего, и ждете, что он сделает за вас грязную работу, и даже не собираетесь рассказать ему правила! Вы не можете так поступать с человеком!

Мордион приподнялся на локте.

- Поле позаботится о нем. Он принадлежит ему. Или вы можете позаботиться. В конце концов, он наполовину ваш.

- Мне надо вернуться домой к ланчу! – огрызнулась Энн. – Вы знаете это! В этом лесу есть еще кто-нибудь, кто мог бы позаботиться о нем?

В глазах Мордиона появилось то выражение, которое бывало у папы, когда Энн наседала на него.

- Я посмотрю, - сказал он, явно надеясь заткнуть ее.

Он сел и поднял голову, прислушиваясь, медленно поворачивая ее слева направо. Будто работающий радар, подумала Энн.

- Здесь есть другие, - медленно произнес он, - но они далеко и слишком заняты.

- Тогда заставьте поле создать другого человека.

- Это потребует еще крови. И этот человек также будет ребенком.

- Тогда кого-нибудь ненастоящего, - настаивала Энн. – Я знаю, поле может это сделать. Весь этот лес ненастоящий. Вы ненастоящий…

Она осеклась, потому что Мордион повернулся и посмотрел на нее. Боль в его взгляде почти заставила ее отшатнуться.

- Ну, наполовину ненастоящий. И перестаньте так смотреть на меня только потому, что я говорю правду. Вы думаете, будто вы маг с божественной силой, а я знаю, что вы просто человек в верблюжьем пальто.

- А вы, - произнес Мордион еще не сердито, но уже начиная злиться, - очень храбрая, если думаете, будто вы в безопасности на этом дереве. Что заставляет вас считать, что мои божественные силы не могут стащить вас оттуда?

- Вы не можете прикасаться ко мне, - торопливо заявила Энн. – Вы обещали.

Прежнее зловещее выражение вернулось на лицо Мордиона.

- Есть много способов, - заметил он, - причинить боль человеку, не прикасаясь к нему. Надеюсь, вы никогда не познакомитесь с ними.

На некоторое время он погрузился в мрачные мысли, выгнув бровь над своим странным приплюснутым носом. Затем он вздохнул:

- Мальчик в порядке. Поле повиновалось вам и создало ненастоящего человека, чтобы заботиться о нем.

Он снова лег на склон и устроил рулон ткани со своего плеча вместо подушки.

- Правда? – спросила Энн.

- Полю не больше меня нравится, как вы орете на него, - сонно ответил Мордион. – Слезайте со своего дерева и ступайте в мире.

Он повернулся на бок и, казалось, заснул – странная вылинявшая масса, съежившаяся на насыпи. Единственным цветом на нем был красный порез на запястье руки, сжимающей посох.

Энн подождала, пока его дыхание стало медленным и размеренным, чтобы убедиться, что он действительно заснул. Только тогда она перебралась на другую сторону дерева и соскользнула вниз так тихо, как могла. Она добралась до тропинки длинными шагами на цыпочках и припустила по ней бегом по-прежнему на цыпочках. И она всё еще боялась, что Мордион может красться за ней. Она оборачивалась так часто, что через пятьдесят ярдов налетела на дерево.

Она врезалась в него болезненным ударом, который, похоже, встряхнул реальность обратно на место. Посмотрев вперед, Энн обнаружила, что видит дома на ближайшей стороне Лесной улицы. А обернувшись проверить, она снова увидела дома позади обычных редких деревьев леса Баннерс. И среди них не было ни намека на Мордиона.

- Что ж, со всем разобрались! – сказала Энн, и ее колени начали дрожать.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

-1-

Град всё еще лежал под большой серой машиной, но уже таял, когда Энн пролетела мимо по пути к тропинке леса Баннерс. Она не остановилась из страха, что мама или папа позовут ее домой. Да, выйти в узкой юбке, чтобы потом карабкаться на дерево, возможно, и глупо, но это ее личное дело. Кроме того, было жарко. Тропинка нагрелась, от нее шел пар, всё кругом усыпал тающий град, мерцающий в траве словно бриллианты. Очутившись в тени леса, Энн испытала облегчение.

Трава почти никогда не росла на притоптанной земле под деревьями, но весна всё равно трудилась здесь, пока Энн болела. Блестящие зеленые сорняки выросли по краям проторенной тропы. Птицы вопили на верхних ветках, и здесь стоял восхитительный запах – частично свежий и земляной, частично отдаленный и сладкий, как дух меда. Заросли терновника рядом с ручьем пытались цвести – мелкими белыми цветами, усыпавшими колючие ветви без листьев. Тропа петляла через них. Энн петляла вместе с тропой, продираясь, подняв руки, чтобы прикрыть лицо. Вскоре кусты совсем перегородили тропу, но когда Энн присела на корточки, она увидела путь сквозь них, змеившийся между корней.

Она поползла.

Шипы цеплялись за ее волосы. Она слышала, как рвется анорак, но казалось глупым возвращаться назад – в любом случае, там будут те же колючки. Энн ползла к свету, лившемуся оттуда, где заканчивались кусты.

Она добралась до плавающего, молочного свечения, окутанного зеленым. Энн понадобилось около минуты, чтобы понять, что свечением была вода. Вода простиралась перед ней на невозможное расстояние – гладкой зыбью, исчезавшей в тумане. Темные деревья рядом с Энн склонялись над своими покрытыми рябью отражениями, а неподалеку росла ива, затенявшая озеро желто-зеленым.

Энн посмотрела сквозь туман на воду, мягко плещущуюся у ее колен. Внутри ее темного отражения плавали старые листья – черные, словно чаинки. Берег, на котором она стояла на коленях, зарос фиалками – бледно-голубыми, белыми и темно-фиолетовыми, раскинувшимися повсюду в невозможном изобилии, словно ковер. От запаха закружилась голова.

- Невозможно, - вслух произнесла она. – Я не помню озера.

- Я тоже, - сказал Чел, стоявший на коленях под ивой. – Это новое.

Костюм Чела так сливался цветом с массой фиалок, что Энн не заметила его раньше. Одно мгновение она не была уверена, кто он такой. Но его лохматые каштановые волосы, тонкое лицо и то, как торчали его скулы – всё было знакомо. Конечно, это Чел. На этот раз ему было около десяти лет.

- Что производит рябь? – спросил Чел. – Ветра же нет.

Чел никогда не перестает задавать вопросы, подумала Энн. Она обвела взглядом ширь молочной воды. Невозможно сказать, насколько она широка. Ее взгляд остановился на небольшом белом роднике вдалеке. Она указала туда:

- Вон. В озере бьет родник.

- Где? О, вижу, - согласился Чел, тоже указывая.

Они показывали друг другу на разные места на озере, когда туман слегка расчистился. И в какой-то миг они показали на жемчужно-серый силуэт замка – на далеком противоположном берегу. Крутая крыша, остроконечные башенки и квадратные зубцы стен воздвигались рядом с изящным округлым контуром цитадели. Бледные очертания флагов лениво хлопали на цитадели и на крышах. Всё было бесцветное. Потом снова наплыл туман и скрыл видение.

- Что это было? – спросил Чел.

- Замок, - ответила Энн, - где живет король со своими рыцарями и дамами. Дамы носят красивые платья. Рыцари выезжают в доспехах навстречу приключениям и битвам.

Тонкое лицо Чела просияло.

- Я знаю! Замок – это место, где происходит настоящее сражение. Пойду скажу Мордиону, что видел его.

Чел частенько знал о том, чего она ему не говорила, подумала Энн, собирая букетик фиалок. Маме они понравятся, и их здесь так много. Иногда оказывалось, что Чел спрашивал Яма, но иногда, необъяснимым образом, Чел утверждал, будто она говорила ему об этом раньше.

- Замок не единственное место, где хоть что-то происходит, - заметила Энн.

- Да, но я хочу попасть туда, - жадно произнес Чел. – Я бы перешел озеро вброд или переплыл его, если бы знал, что могу туда добраться. Но спорю, его там не будет, когда я пересеку озеро.

- Он заколдован, - согласилась Энн. – Тебе надо быть старше, чтобы попасть туда.

- Я знаю, - раздраженно сказал Чел. – Но тогда я стану рыцарем и убью дракона.

Лично Энн считала, что лучше бы Чел стал чародеем, как Мордион. У него это хорошо получалось. Она сама не прочь была бы тщательно изучить волшебство.

- Тебе может не понравиться в замке, - предупредила она, срывая самые красивые листочки, чтобы окружить ими свои фиалки. – Если хочешь сражаться, тебе лучше присоединиться к сэру Артегалу и его разбойникам. Мой папа говорит, сэр Артегал – подлинный рыцарь.

- Но они вне закона, - отверг Чел сэра Артегала. – Я стану законным рыцарем в замке. Скажи, что говорят о замке в деревне?

- Я не очень-то знаю, - сказала Энн – она закончила пристраивать листочки и дважды аккуратно обернула их длинной травинкой вокруг стеблей своего букета. – Думаю, они не хотят, чтобы я слышала о некоторых вещах. Они шепчутся, когда говорят о невесте короля. Видишь ли, поскольку король болен неизлечимой раной, некоторые другие становятся слишком могущественными. Там вражда, и тайны, и разделение на лагеря.

- Расскажи мне о рыцарях, - неумолимо попросил Чел.

- Есть сэр Борс. Говорят, он много молится. Никто не любит сэра Четра. Но им нравится сэр Бедефер, хотя он и суров со своими солдатами. Говорят, он честен. Сэра Харрисоуна все искренне ненавидят.

Чел подумал над этим, положив подбородок на колено, обтянутое спортивным костюмом, уставившись на дымку над покрытым рябью озером.

- Когда я убью дракона, я вызову их всех и стану королевским Чемпионом.

- Сначала тебе надо туда добраться, - Энн начала вставать.

Чел вздохнул:

- Иногда я ненавижу жить в зачарованном лесу.

Энн тоже вздохнула:

- Ты не знаешь, как тебе повезло! Мне надо быть дома к ланчу. Ты остаешься здесь?

- Пока да. Туман может снова рассеяться.

Энн оставила его там, стоящим на коленях среди фиалок, всматривающимся сквозь туман так, словно мимолетное видение замка разбило его сердце. Когда она ползла обратно сквозь терновник, бережно защищая свой букетик фиалок, накрыв его ладонью, она чувствовала, что и ее сердце почти разбито. Будто у нее забрали нечто невозможно прекрасное. Она едва не плакала, когда выползла из кустов на грязную тропинку и встала, чтобы поспешить к домам. В довершение всего она порвала анорак и юбку и, похоже, сильно порезала колено.

- Эй, постойте-ка! – сказала Энн, остановившись в проходе между двумя домами.

Она поранила это колено, убегая от Мордиона. Она перевела взгляд с высохшей крови, отваливавшейся от ее голени, на маленький букет фиалок в руке.

- Значит, я входила в лес дважды?

«Не думаю, - сказал Мальчик. – Я потерял тебя».

«Ты стала недоступна, когда вошла в этот лес», - объяснил Узник.

«Да, но я входила и выходила и снова вошла?» - спросила их Энн.

«Нет, - все четверо ответили хором, а Король добавил: - Ты зашла лишь однажды сегодня утром».

- Хмм, - Энн почти не верила им, когда медленно хромала по проходу к Лесной улице.

Однако большая серая машина по-прежнему стояла в парковочном тупике. Вокруг нее теперь собрались другие машины. Наклонившись, Энн обнаружила несколько оставшихся градин, смешавшихся в расплавленную кучу за ближайшим передним колесом, куда не доставало солнце.

Это явно реально, подумала она, наискось переходя улицу по направлению к овощному магазину Стэвели.

Перед магазином она остановилась, уставившись на ящики салата, бананов и цветов, располагавшихся снаружи на тротуаре. Один из ящиков был заполнен маленькими букетиками фиалок, точь-в-точь похожих на тот, что она держала в руке. Готовая разрыдаться, Энн сунула свой букетик в ящик, прежде чем войти в дом на ланч.

-2-

Мордион трудился не покладая рук, пытаясь построить жилище и одновременно присматривать за Челом. Чел вечно спускался по отвесным скалам к реке. Он был очарован силками для рыб, которые Мордион установил в заводи под водопадом. Мордион не был уверен, как так случилось, что он оказался в ответе за маленького ребенка, но знал, что Чел слишком мал, чтобы не беспокоиться о том, что он не упадет в реку и не утонет. Каждые несколько минут Мордион был вынужден скакать вниз вслед за Челом. Однажды он едва успел схватить Чела за пухлую ручку, когда тот медленно скатывался со скользкого камня на краю глубокой заводи.

- Поиграй с красивыми камушками, которые я нашел тебе, - предложил Мордион.

- Я и играл, - ответил Чел. – Они упали в воду.

Мордион оттащил Чела наверх к пещере под сосной. Там он пытался построить жилище. Кажется, он уже в сотый раз вытаскивал сюда Чела.

- Оставайся здесь, где безопасно, - велел он. – Вот. Держи деревяшки. Построй дом.

- Я построю лодку, - заявил Чел.

«И точно упадет в реку!» - подумал Мордион. Он попытался схитрить:

- Почему бы не построить повозку? Ты можешь сделать для нее дорогу здесь на земле и… и я вырежу тебе деревянную лошадку для нее, когда закончу это жилище.

Чел поразмыслил над его словами.

- Хорошо, - наконец, согласился он, оказывая Мордиону громадное одолжение.

На некоторое время воцарилось спокойствие, если не считать стука от попыток Чела выбить из куска дерева форму повозки. Мордион вернулся к строительству. Он установил ряд подпорок перед пещерой и вбил колышки в скалу над пещерой. Теперь он пытался связать их перекладинами, чтобы сделать крышу. Это была хорошая идея, но ее воплощение хромало. Из папоротника и травы не получались крепкие веревки.

Работая, Мордион раздумывал над чувством ответственности, которое он испытывал по отношению к Челу. Ребенок был настоящей обузой. Века стазиса не подготовили Мордиона к постоянной необходимости носиться за Челом, чтобы не позволить ему убиться. Он чувствовал себя измученным. Несколько раз он почти готов был сдаться и думал: «Да пусть тонет!»

Но это неправильно и плохо. Мордион был удивлен, насколько сильно он это ощущал. Он не мог допустить, чтобы маленький приблудный мальчик навредил себе. «О, какая разница почему?» - подумал он, сердито заново устанавливая крышу на подпорках. Его столбики демонстрировали упрямое желание клониться на бок. Они стали делать это чаще, когда Мордион попытался распределить наверху разбросанные еловые ветки, чтобы сделать крышу. Вся конструкция уже развалилась бы, если бы не длинные железные гвозди, которые почему-то постоянно обнаруживались среди охапки дров. Хотя он чувствовал, что это мошенничество, Мордион брал гвоздь и вбивал его в землю рядом с очередным столбиком, когда крыша наклонялась. К настоящему моменту каждая подпорка стояла в кольце гвоздей. А что, если обвязать столбы и гвозди папоротниковой веревкой…

- Смотри, - счастливо произнес Чел. – Я построил повозку.

Мордион обернулся. Чел лучезарно улыбался, протягивая кусок дерева с двумя гвоздями, пробитыми сквозь него. На обоих концах каждого гвоздя находились круглые кусочки, которые Мордион отрезал от своих столбиков, когда придавал им нужную длину. Мордион печально уставился на деревяшку. Она гораздо больше походила на повозку, чем его строение – на дом.

- Повозки ведь так выглядят? – с сомнением спросил Чел.

- О, да. Ты разве никогда не видел?

- Нет. Я придумал. Я сильно ошибся?

В этом случае, понял Мордион, Чел – гений. Он заново изобрел колесо. Несомненно, хорошая причина, чтобы заботиться о нем.

- Нет, это прекрасная повозка, - доброжелательно произнес Мордион.

Чел засиял так счастливо, что Мордион почувствовал себя почти таким же довольным, как он. Подарить столько удовольствия всего несколькими словами!

- Что заставило тебя подумать о гвоздях? – спросил он.

- Я просто попросил что-нибудь, чем скрепить круги дерева, - объяснил Чел.

- Попросил?

- Да. Можно попросить вещи. Они падают на землю прямо перед тобой.

Значит, Чел тоже обнаружил этот странный способ, с помощью которого можно мошенничать, подумал Мордион. Это объясняло гвозди в охапке дров. Возможно. И пока он размышлял об этом, Чел заявил:

- Моя повозка также и лодка, - и снова понесся к реке.

Мордион бросился следом и схватил его за костюм на спине как раз в тот момент, когда Чел приблизился к краю высокой скалы.

- Ты не можешь быть поосторожнее? – сказал он, пытаясь более-менее оттащить Чела от пропасти.

Они оба нависли над рекой.

Чел замахал руками как мельница, так что Мордион едва не разжал свою хватку на его костюме.

- Привет, Энн! – кричал он. – Энн, иди посмотри на мою повозку! Мордион построил дом!

Мордион с удивлением и радостью увидел, как внизу Энн перебирается через реку, осторожно прыгая с камня на камень. Она казалась такой же удивленной, как Мордион, но далеко не такой радостной. Это его огорчило. Энн что-то крикнула, но ее голос потерялся в шуме водопада.

- Я не слышу тебя, Энн! – завопил Чел.

Энн это поняла. Она совершила два последних прыжка через пенящуюся реку, на месте которой прежде тек узкий ручей, и начала взбираться на утес.

- Что происходит? – задыхаясь, спросила она обвиняющим тоном.

- Что ты имеешь в виду?

Мордион поставил Чела на безопасном расстоянии от обрыва. Энн заметила, что он отрастил маленькую кудрявую бороду цвета верблюжьей шерсти. От этого его лицо уже не так походило на череп. С бородой и в мантии он напоминал ей монаха или пилигрима. Но Чел! Чел был таким маленьким – не старше пяти лет!

Чел шумно требовал, чтобы Энн любовалась его повозкой, протягивая ее и махая ею перед лицом Энн. Она взяла ее и осмотрела.

- Это роликовые коньки каменного века, - сказала она. – Тебе надо сделать два. Если это только не очень маленький скейтборд.

- Он сам ее изобрел, - гордо сообщил Мордион.

- А Мордион изобрел дом! – столь же гордо заявил Чел.

Энн перевела взгляд с повозки на покосившиеся столбы дома. По ее мнению, особой разницы между ними не было, но она полагала, что и Челу, и Мордиону предстояло еще научиться.

- Вначале мы укрывались в пещере, - немного застенчиво объяснил Мордион, - но там очень холодно и довольно тесно. Так что я подумал, что дострою к ней помещение.

Когда он указал на маленькую промозглую дыру в скале за жилищем, Энн увидела темно-красный порез на его запястье – воспаленный и только начавший затягиваться. Это там, где он порезал себя, чтобы создать Чела, подумала она. Потом она подумала: «Эй, что происходит?» Этот порез зажил чуть меньше, чем ее рана на коленке. Энн чувствовала болезненность и натяжение лейкопластыря под джинсами, которые она благоразумно решила надеть после обеда. Но у Мордиона было время, чтобы отрастить бороду.

- Знаю, это придает совершенно новый смысл слову «навес», - извиняющимся тоном произнес Мордион.

Он был обижен и озадачен. Как и Чел, он считал Энн хорошим другом из принадлежавшей замку деревни. Однако вот она смотрит мрачно, недружелюбно и решительно саркастично.

- В чем дело? – спросил он. – Я обидел тебя?

- Ну… - ответила Энн. – Что ж, в последний раз, когда я видела Чела, он был в два раза больше, чем сейчас.

Мордион потянул себя за бороду, сражаясь с мучительным зудом воспоминаний, пока смотрел на Чела. Чел тянул Энн за рукав и говорил, как маленький мальчик, которым он являлся:

- Энн, пошли посмотришь на меч, который Мордион сделал мне, и на мое смешное полено. И на сети в воде, чтобы ловить рыбу.

- Тише, Чел, - велел ему Мордион. – Энн, он был такой величины, когда я нашел его бродящим по лесу.

- Но ты сказал, если я правильно помню, что не собираешься присматривать за ним. Что заставило тебя передумать?

- Я точно никогда бы такого не сказал… - начал Мордион.

Но зуд воспоминаний превратился во внезапный острый удар. Он знал, что говорил что-то такое, хотя теперь казалось, будто он говорил это в совершенно другом месте и времени. Удар воспоминаний принес с собой залитый солнцем весенний лес, цветущий багряник и лицо Энн – нечеткое и помертвевшее, уставившееся на него со страхом, ужасом и гневом. Откуда-то сверху.

- Прости меня, - сказал он. – Я не хотел пугать… Знаешь, что-то будто играет с моей памятью.

- Паратипичное поле, - Энн выжидающе уставилась на него.

- О! – произнес Мордион.

Она права. Оба поля были чрезвычайно сильны, а одно из них – невероятно тонкое – так ловко скрывало себя, что через несколько недель он полностью забыл о нем.

- Я попался в него, - признал он. – Что касается… что касается того, что я говорил о Челе. Что ж, мне никогда в жизни не приходилось ни о ком заботиться…

Он остановился, потому что теперь, когда Энн заставила его осознать неправильность своих воспоминаний, он понял, что это не совсем так. Когда-то где-то он заботился о ком-то – о нескольких ком-то; о детях, как Чел. Но этот удар воспоминаний причинял такую боль, что он не был готов думать об этом. Разве что ради того, чтобы быть честным с Энн.

- Это не совсем правда, - признал он. – Но я знал, как это будет. Он может быть настоящей мелкой чумой.

Чел как раз в этот момент бросил под ноги Энн кучку своих сокровищ, крича, чтобы она посмотрела на них. Энн засмеялась.

- Вижу, что ты имеешь в виду!

Она присела рядом с Челом и изучила деревянный меч и бревно, которое походило на крокодила (дракона, настаивал Чел), и потрогала пальцем камни с дырками. Когда она изучила куклу, которую Мордион одел в кусок, оторванный от его мантии, она поняла, что одобряет Мордиона гораздо больше, чем ожидала. Мама пыталась оставить ее дома отдохнуть, но Энн ушла, чтобы найти Чела и приглядывать за ним. Для нее стало потрясением обнаружить, что Мордион уже занимается этим. Однако она должна была признать, что Мордион действительно старается. Всё еще оставались странные – и пугающие – вещи, связанные с ним. Но отчасти дело было в его внешности, а остальное, возможно, являлось воздействием паратипического поля. Из-за этого поля всё становилось странным.

- Вот что я скажу тебе, Чел, - произнесла она. – Давай мы с тобой погуляем и дадим Мордиону выходной.

Будто она подарила Мордиону подарок. Улыбка осветила его лицо, когда она встала и повела Чела прочь. Чел кричал, что знает настоящее место, куда можно пойти.

- Мне не помешает выходной, - сказал он, заглушаемый криками.

Это было прочувствованно. Энн подумала, что не заслуживает такой благодарности, потому что знала: в качестве подарка это не намного лучше, чем бревно, похожее на крокодила.

Как только Энн увела Чела из поля зрения, Мордион вместо того, чтобы снова приступить к дому, сел на один из гладких коричневых камней под сосной. Он откинулся на шероховатый, клейкий ствол, чувствуя себя так, словно у него в течение многих лет не было выходных. Смешно! Столетия полужизни в стазисе – все равно, что длинный сон. Он был убежден, что ему снились сны – кошмарные сны. И в одном он был твердо уверен: он страстно желал каждым фибром своей души стать свободным. Но то, как он чувствовал себя сейчас – физически и морально уставшим – точно было результатом заботы о Челе.

Да, Энн права. Когда-то Чел был старше. Когда?

Как? Задумался Мордион после этого. Более тонкое из двух паратипичных полей продолжало отталкивать и пытаться окутать его сознание расплывчатостью. Он должен вспомнить. Лес… Энн, выглядевшая перепуганной…

И он вспомнил. Сначала была кровь, разбрызганная на мху и капающая с его руки. Потом – желоб в земле, раскрывающийся, чтобы появилось белое тело и путаница волос. Мордион обдумал это. Что он натворил? Да, поле подталкивало его, но он знал, что должен был сопротивляться. Видимо, он был слегка не в себе, выбравшись из этого гроба и обнаружив себя похожим на скелет, но это его не оправдывало. И у него имелась серьезная причина злиться на Властителей, но это тоже его не оправдывало. Неправильно создавать человеческое существо, чтобы оно вместо тебя сделало грязную работу. Он был безумен, играя в Бога.

Мордион посмотрел на порез на своем запястье. Он содрогнулся и хотел уже залечить его нетерпеливым усилием мысли, но остановил себя. Лучше пусть останется, чтобы напоминать ему о долге перед Челом. Он должен вырастить Чела нормальной личностью. И даже когда Чел повзрослеет, он никогда, никогда не должен узнать, что Мордион сделал его словно куклу. И, подумал Мордион, он найдет способ справиться с Властителями самостоятельно. Должен быть способ.

-3-

Энн увела Чела, надеясь, что странность этого места заставит Чела стать старше, как только Мордион скроется из вида. Как бы это ни сбивало с толку, она знала, что предпочла бы такой вариант. Маленький Чел не переставал спрашивать, и спрашивать, и спрашивать. Если она не отвечала, он дергал ее за руку и спрашивал громче. Энн не была уверена, что должна отвечать на некоторые его вопросы. Хотела бы она больше знать о маленьких детях. Хотя у нее был брат на два года младше, она совсем не помнила, каким Мартин был в этом возрасте. Наверняка из Мартина никогда не сыпался такой непрерывный поток вопросов.

Хрустя сухим папоротником, они поднимались по склону холма, усыпанного мелким терновником со спутанными ветвями. И прежде чем они успели приблизиться к вершине, Энн обнаружила, что в деталях рассказала Челу, откуда берутся дети.

- И я так появился? – спросил Чел.

Это был один из тех случаев, когда он дергал Энн за руку и не переставая кричал вопрос.

- Нет, - наконец, ответила Энн, поскольку он начал ее раздражать. – Нет. Ты был создан заклинанием, которое Мордион сотворил из своей и моей крови.

Тогда Чел дергал ее за руку и опять кричал, пока она не описала ему, как это произошло.

- И ты встал и убежал, не заметив нас, - закончила она, когда они подошли к вершине холма.

К этому времени она смирилась с тем, что паратипичное поле оставит Чела таким, какой он есть.

Пока они возвращались в лес, Чел обдумывал то, что услышал.

- Значит, я не настоящий человек? – мрачно спросил он.

Ну вот, она повредила психику Чела! Энн снова начала желать, чтобы поле сделало Чела старше.

- Конечно, настоящий! – ответила она с тем большей искренностью, что чувствовала себя виноватой. – Ты просто совершенно особенный, вот и все, - поскольку Чел всё еще выглядел сомневающимся и готовым заплакать, Энн поспешно добавила: - Ты очень нужен Мордиону, чтобы, когда подрастешь, убить ужасных людей, называемых Властителями. Понимаешь, он не может убить их сам, потому что они наложили на него проклятие, не позволяющее это сделать. Но ты можешь.

Чел заинтересовался и повеселел.

- Они драконы?

- Нет, - сказала Энн – Чел просто помешан на драконах. – Люди.

- Тогда я разобью их головы о камень, как Мордион делает с рыбой.

После этого он отпустил руку Энн и побежал вперед между деревьев, крича:

- Вот то место! Быстрее, Энн! Оно потрясающее!

Когда Энн догнала его, Чел пробирался сквозь гигантские заросли тех упругих кустов, которые летом плодоносят мягкими белыми шариками. Энн всегда называла их снежковыми кустами. Сейчас они стояли почти голые, за исключением нескольких зеленых верхушек. Позади них она ясно видела камни старой стены. «А это что такое? - заинтересовалась она. – Поле превратило замок в руины?»

- Ну, давай! – завизжал Чел из кустов. – Я не могу открыть!

- Иду!

Энн продралась сквозь заросли, наклоняясь и проталкиваясь, пока не добралась до стены. Чел нетерпеливо подпрыгивал перед старой-старой деревянной дверью.

- Открой! – приказал он.

Энн взялась за старую ржавую ручку, повернула ее, потянула, с грохотом стукнула, и уже готова была решить, что дверь заперта, когда обнаружила, что она открывает внутрь. Энн уперлась плечом в покореженную панель и толкнула. Чел мешался, пытаясь помочь. Дверь застонала, заскрипела и, наконец, открылась наполовину – достаточно, чтобы позволить им обоим проскользнуть внутрь. Чел с возбужденными воплями рванул вперед. Энн более осмотрительно зашла следом.

Она остановилась в изумлении. Перед ней предстал старинный фермерский дом, стоявший в огороженном стеной саду, заросшем сорняками по грудь. Дом был заброшенным. Часть крыши обвалилась, и мертвое дерево упало на пустые стропила. Печная труба с того конца, который видела Энн, заросла плющом, который отодвинул ее от стены. Когда ее взгляд спустился вниз по трубе, она обнаружила бочку для воды, высохшую и развалившуюся, словно безумный деревянный цветок. Царила влажная жаркая тишина, нарушаемая лишь слабым писком птиц.

Энн знала форму крыши и печной трубы под плющом. Она каждый день смотрела на то и другое большую часть своей жизни. За исключением того, что тогда крыша не была разрушена и рядом не было деревьев, которые могли бы упасть на нее. «Эй! – подумала она. – Что здесь делает ферма Колдолесье? Она должна быть с другой стороны ручья… реки… чем бы оно ни было. И почему она в таком состоянии?»

Чел тем временем ворвался в высокие сорняки, крича:

- Это настоящее место!

Вскоре он позвал Энн подойти и посмотреть, что он нашел. Энн вздрогнула. Наверняка, опять паратипичное поле. Она подошла посмотреть на ржавый чайник, который нашел Чел. В нем устроили гнездо малиновки. После этого она смотрела на старый сапог, который он нашел, потом – на группу синих ирисов, потом – на окно, которое было достаточно низким, чтобы Чел мог заглянуть через него внутрь дома. Эта находка была интереснее. Энн задержалась, уставившись сквозь треснувшие пыльные стекла, скользнув взглядом от гнилых остатков занавесок в красно-белую клетку, мимо бутылки моющего средства, обмотанной паутиной, к пустынной старой кухне. Там находились пустые полки и стол, на котором лежало нечто, выглядевшее как бренные останки батона, если только это был не грибок.

«Ферма на самом деле так выглядит? – подумала она. – Или новее?»

Чел снова закричал:

- Иди посмотри, что я нашел!

Энн вздохнула. На этот раз Чел застрял в высокой мешанине зеленого шиповника возле главных ворот. Когда Энн пришла туда, он стоял на цыпочках, повиснув на двух ветках с шипами размером с когти тигра.

- Ты поцарапаешься, - предупредила она.

- Здесь тоже есть окно! – заявил Чел, возбужденно оттягивая шиповник.

Энн не поверила ему. Чтобы доказать, что он ошибается, она натянула свитер на кулак и развела в стороны ряд зеленых веток с шипами. Внутри, к ее большому удивлению, находились ржавые остатки белого капота автомобиля и тускло блестевшее высокое ветровое стекло. Слишком высокое для автомобиля. Скорее для фургона. Подождите-ка! Она пробралась дальше сквозь заросли и использовала оба кулака, завернутые в рукава свитера, чтобы отодвинуть в сторону больше зеленых веток.

- Что это? – пожелал узнать Чел.

- Э… вид повозки, думаю, - ответила Энн, расчищая пространство.

- Глупая. У повозок не бывает окон, - презрительно сказал Чел и ушел разочарованный в ней.

Энн уставилась на бок когда-то белого фургона. Он был покрыт разбегающимися струйками коричневой ржавчины. Чуть дальше рыжая ржавчина прорывалась сквозь краску, словно нарывы. Но голубой логотип сохранился. Весы с двумя круглыми чашами – одна выше другой.

«Это символ равновесия», - сказала она своим четырем вымышленным друзьям.

Никакого ответа. Спустя мгновение обиды, гнева и чувства брошенности Энн вспомнила, что они потеряли ее этим утром, когда она вошла в лес. «Смешно! – подумала она. – Вести себя так, будто они настоящие! Но я могу рассказать им позже, когда выйду. Итак…»

Используя вместе с кулаками предплечья и локти, она распихивала шиповник, пока не смогла притоптать его ногами. В поле зрения появились слова – маленькие, голубые и изящные: «МЕЖДУНАРОДНОЕ ВЛАДЕНИЕ КОЛДОЛЕСЬЕ» и еще мельче: «ГРУППА ТЕХОБСЛУЖИВАНИЯ (ЕВРОПА)».

- Ну, это мне ничего не дает! – сказала Энн.

Однако по какой-то причине от вида этого названия ей стало холодно. Она чувствовала себя замерзшей, маленькой и испуганной.

- Ладно, как он дошел до такого состояния всего за две недели? – спросила она.

- Энн! Энн! – закричал Чел откуда-то около дома.

Что-то случилось! Энн прыгнула прочь от фургона и шиповника и бросилась к Челу. Он подпрыгивал в углу, образованном стеной, позади водяной бочки. Энн была так уверена, что что-то случилось, что схватила Чела за плечи и начала его вертеть туда-сюда, ища кровь или ушиб, или, может быть, укус змеи.

- Где ты поранился? Что случилось?

Чел пребывал в таком возбуждении, что едва мог говорить. Он показал в угол.

- Там… смотри! – выдохнул он со смесью радости и страдания, которые окончательно озадачили Энн.

В углу лежала куча мусора. Она была там так давно, что бузина проросла сквозь нее, создав еще одни заросли.

- Всего лишь мусор, – успокаивающе произнесла Энн.

- Нет – там! Внизу!

Энн посмотрела и увидела пару металлических ступней с пористыми подошвами, торчащих из-под горы мусора. Внутри у нее все перевернулось. Теперь еще труп!

- Кто-то выбросил старые доспехи, - сказала она, пытаясь мягко увести Чела.

А вдруг это только ноги трупа? Ей стало дурно.

Чел не пошевелился.

- Они двигались, - настаивал он. – Я видел.

Не может быть. Кучу мусора не трогали много лет, иначе бузина не проросла бы сквозь нее. От ужаса у Энн исказилось лицо и заболела спина. Она не могла отвести глаз от тупоносых металлических ступней. Энн видела, как одна из них дернулась. Левая.

- О, Боже, - произнесла она.

- Мы должны его вытащить.

Инстинкт велел Энн бежать за помощью, но она решила, что лучше сначала выяснить самое худшее. Они с Челом пробрались сквозь бузину и начали работать, поднимая и отбрасывая земляное месиво. Они оттаскивали в сторону железные стержни, велосипедные колеса, листы металла, полена, которые рассыпались в их руках в белую влажную кашицу, а потом отволокли вниз остатки большого матраса. Всё воняло. Однако сильный сочный запах бузины казался Энн самой худшей вонью. Точно подмышки, подумала она. Или еще хуже – мертвец. Чел раздражал ее, возбужденно повторяя снова и снова:

- Я знаю, чем это окажется!

Будто они разворачивали подарок. Энн огрызнулась бы на него, чтобы замолчал, вот только у нее тоже под ужасом скрывалось чувство, что она знает, что они найдут.

Из-под матраса показались металлические ноги, прикрепленные к ступням, а следом – проблески доспехов. Энн почувствовала себя лучше. Она снова запрыгнула с Челом на кучу и начала иступленно копать. Одна бузина упала.

- Сожалею! – выдохнула Энн.

Она знала, что надо быть вежливой с бузиной. Упав, дерево вызвало оползень разбитых чашек, банок и старых обоев, оставив впадину, где лежали доспехи с красными глазами под чем-то, похожим на железнодорожные шпалы.

- Ям! – закричал Чел, соскальзывая сверху кучи мусора. – Ям, ты в порядке?

- Спасибо. Я все еще функционален, - ответили доспехи глубоким монотонным голосом. – Отойдите, теперь я смогу освободиться сам.

Энн поспешно отступила. «Робот! – подумала она. – Поверить не могу!» Вот только на самом деле она почему-то верила. Чел спрыгнул вниз к ней, дрожа от возбуждения. Они наблюдали, как робот упирается серебряными руками в шпалы и толкает. Брус качнулся в сторону, и вся куча мусора изменила форму. Робот сел среди бузины. Очень медленно, скрипя и издавая резкие звуки, он подтянул под себя серебряные ноги и встал, пошатываясь.

- Спасибо, что освободили меня, - сказал он. – Я лишь слегка поврежден.

- Они выкинули тебя! – возмутился Чел.

Он бросился к роботу и взял его за серебряную руку.

- Я им больше не был нужен, - нараспев произнес Ям. – Это случилось, когда они ушли – в сорок втором году. Я к тому времени исполнил задачу, для которой предназначался, - он сделал несколько неуверенных шагов вперед, скрипя и вибрируя. – Я пострадал от запущенности и бездействия.

- Пойдем с нами, - сказал Чел. – Мордион может починить тебя.

Он пошел вперед, нежно ведя сверкающего робота к двери, через которую они вошли. Энн неохотно последовала за ними, мучимая недоверием. «Какой еще сорок второй год? – подумала она. - Не может быть, чтобы этого века. И я отказываюсь верить, что мы перенеслись на сотни лет в будущее. И Чел знаком с роботом! Как?»

Что ж, она знала, что сейчас 1992 год, и, конечно, настоящих роботов в это время не существовало. Сложно было избавиться от чувства, будто внутри зыбкой серебряной оболочки Яма находится человек. Опять паратипичное поле. Только оно могло быть в ответе за бузину, выросшую над Ямом, и за то, в какие руины превратилась ферма Колдолесье.

Со смутной мыслью, что она может увидеть, как фермерский дом возвращается к своему нормальному состоянию, Энн оглянулась через плечо. Так случилось, что именно в этот момент обветшавшая парадная дверь открылась, и оттуда вышел настоящий мужчина в доспехах, потягиваясь и зевая, как кто-то, закончивший дежурство. Никаких сомнений, что он был человеком. Энн видела его голые волосатые ноги под железными наколенниками, привязанными к ним. На нем была кольчуга и круглый железный шлем с наносником на очень даже человеческом лице. От этого он выглядел ужасно неприятно.

Он повернулся и увидел их.

- Чел, беги! – велела Энн.

Человек в доспехах выхватил меч и прыгнул к ним через сорняки.

- Разбойники! – закричал он. – Мерзкие крестьяне!

Чел бросил быстрый взгляд и понесся к наполовину открытой двери, таща за собой шатающегося, кренящегося Яма. Энн помчалась вдогонку. Когда они добрались до двери в стене, из фермерского дома выбежали еще несколько людей в доспехах. По меньшей мере у двоих из них было что-то вроде арбалетов, и эти двое встали, нацеливая оружие на Энн и Чела. Ям вытянул большие серебряные руки с такой скоростью, что Энн даже не успела заметить, схватил ими Энн и Чела и практически швырнул их одного за другим за дверь в заросли снежковых кустов. Когда Энн приземлилась, отбиваясь от голых ветвей, она услышала два резких звонких удара от болтов арбалета, попавших в Яма. Затем раздался звук двери, которую тянут и захлопывают. Энн начала карабкаться к открытому пространству так быстро, как могла.

- Ты в порядке, Чел? – позвала она, как только добралась.

Чел выполз из кустов к ее ногам, выглядя перепуганным. Позади него раздавались крики и треск дерева, когда люди в доспехах попытались снова открыть дверь. Ям возник перед ними из зарослей, качаясь и шатаясь. Ветки шлепали по его металлической коже, словно град по жестяной крыше.

- Ты сломан! – воскликнул Чел.

Энн слышала, как дверь начала со скрежетом открываться. Она схватила одной рукой запястье Чела, другой – холодную, слегка вибрирующую руку Яма, и потащила обоих прочь.

- Просто беги, - велела она Челу.

-4-

Мордион поспешно вскочил со своего камня, когда появилась запыхавшаяся Энн, тащившая за собой Чела и шатающегося, поврежденного робота. Он никак не мог разобраться в их сумбурном рассказе.

- Вы ходили в замок? Они всё еще преследуют вас? У меня нет оружия!

- Не совсем, - пропыхтела Энн. – Это была ферма Колдолесье в будущем. Только солдаты будто сошли с гобелена Байе[3].

- Я говорил им, - продребезжал Ям – похоже, его голосовой ящик был сильно поврежден. – За деревья. Солдаты. За мной. Боятся сэра Артегала. Знаменитый разбойник.

- Почини его, почини его, Мордион! – умолял Чел.

- Так они не преследуют? – обеспокоенно спросил Мордион.

- Думаю, нет, - ответила Энн на фоне дребезжания Яма:

- Внутрь. За мной. Знаменитый рыцарь. Трусы.

Чел дергал Мордиона за рукав и кричал:

- Он сломан! Пожалуйста, почини его. Пожалуйста!

Мордион видел, что Чел испуган и огорчен. Он ласково объяснил:

- Не думаю, что я могу, Чел. Для починки робота необходим целый набор специальных инструментов.

- Попроси их – как гвозди.

- Да, почему бы нет? – неожиданно поддержала Чела Энн. – Попроси пара-какое-там поле, как ты сделал с самолетной едой, Мордион. Ям принял на себя два болта из арбалетов и спас Челу жизнь.

- Он был храбрым, - согласился Чел.

- Нет, - завибрировал Ям, звуча как дешевый будильник. – Природа робота. Рад. Исправлен. Неудобство. Как есть.

Мордион с сомнением потянул себя за бороду. Если он воспользуется полем так, как предлагали Энн и Чел, он чувствовал, что позволит себе многие вещи, которые лучше не позволять. Это словно повернуть на запрещенную дорогу, которая ведет в некое ужасное место, чтобы столкнуться с чем-то, с чем он не мог столкнуться.

- Нет, - ответил он. – Просить вещи – это мошенничество.

- Тогда смошенничай, - сказала Энн. – Если эти солдаты вернутся за подкреплением и пойдут за нами, тебе понадобится помощь Яма. Или стань снова чародеем, если не хочешь мошенничать.

- Я не чародей!

- О, чтоб тебя и твое дурацкое поле! Ты просто сдаешься ему и позволяешь сделать себя слабым! - она обнаружила, что плачет от злости и разочарования, и отвернулась, чтобы Мордион не заметил. – Пошли, Чел. Может, мой папа сумеет починить Яма. Ям, как думаешь: ты сможешь перейти здесь реку?

- Ты знаешь, что Челу нельзя выходить из леса, - заметил Мордион. – Пожалуйста, Энн…

- Я… разочарована в тебе! – всхлипнула Энн.

Горько разочарована, подумала она. Казалось, Мордион отрицает всё, чем, как она знала, он являлся.

Последовало беспомощное молчание. Внизу бурлила река. Ям стоял, качаясь и позвякивая. По лицу Чела, так же как и по лицу Энн, текли слезы. Мордион посмотрел на них, испытывая боль от их страдания и еще больше – от презрения Энн. Последнее было хуже, потому что он знал, не будучи способен сам себе объяснять почему: он заслужил ее презрение. Он не думал, что может решить, что делать. Он не думал, что решил что бы то ни было, пока большой металлический рулон не лязгнул на земле у его ног.

- Ты попросил это? – спросил Мордион Чела.

Чел покачал головой, разбрызгивая слезы. Энн хихикнула:

- Я знала, что ты это сделаешь!

Мордион вздохнул и опустился на колени, чтобы развернуть рулон. Он растянул его на земле под сосной, обнаружив внутри все виды инструментов для роботехники, засунутые рядами в карманы: крошечный блестящий пинцет, проводники энергии, миниатюрные механизированные ключи, увеличительные очки, запасные ячейки, каналы проводов, прибор для тестирования цепи, нивелир, клеи, куски серебряной оболочки, резаки…

Розовые глаза Яма с нетерпением обратились к развернутому рулону. К восхищению Мордиона, сплошное литье рта Яма изогнулось, сморщиваясь. «Эта штука улыбается! - подумал он. – Что за чудная антикварная модель!»

- Старая Ямаха, - пропел Ям. – Адаптированная. Реконструированная. Доверие. Правильные инструменты?

- Мне редко приходилось видеть более полный набор, - заверил его Мордион.

- Ты раньше говорил мне, что ты старая модель Ямахи, - сказал Чел.

- Не, - продребезжал Ям. – Вернулся назад. Когда ты впервые нашел меня. Думаю, всё. Сказал впервые. Тише. Мордион работает.

Чел послушно уселся на гладкий коричневый камень, Энн устроилась рядом на земле. Они наблюдали, как Мордион закатывает рукава своей верблюжьей мантии и отвинчивает широкую панель на спине Яма, куда он нырнул одним из длинных инструментов и практически сразу сделал что-то, чтобы Ям перестал шататься. Затем он переместился вокруг к переду Яма и разобрал голосовой ящик наверху его шеи.

- Скажи что-нибудь, - попросил Мордион несколько мгновений спустя.

- ТАК ГОРАЗДО… - прогудел обычный ровный голос Яма. Мордион торопливо повертел проводник энергии. - …лучше, чем, - сказал Ям и продолжил шепотом: - было раньше, - и вернулся к нормальной громкости, чтобы добавить: - Я рад, что он не сломан.

- Я тоже, - сказал Мордион. – Теперь ты можешь поправить меня, если я буду делать что-то не так. Ты гораздо старше, чем всё, к чему я привык.

Он вернулся к дыре в спине Яма. Ям повернул и склонил голову – гораздо сильнее, чем мог бы человек, – чтобы видеть, что происходит.

- Эти топливные ячейки сдвинулись, - сказал он Мордиону.

- Да, зажимы износились, - согласился Мордион. – Если так? И если я сделаю виток на нашейном резисторе, чувствуется хуже или лучше?

- Лучше. Нет, стой. Эти красные провода в начало торсора. Думаю, нижний маслосборник неисправен.

- Проколот, - Мордион наклонился к набору инструментов. – Больше жидкости. Где маленькие заплатки? А, вот. Знаешь еще о каких-нибудь утечках, пока я занялся этим?

- Ниже на левой ноге.

Энн была заворожена. Мордион, работающий с Ямом, был совершенно другим человеком – непохожим ни на кажущегося безумным чародея, который создал Чела, ни на измотанного монаха, пытавшегося одновременно строить дом и присматривать за Челом. Он был хладнокровным, спокойным и умелым – смесь доктора и механика, возможно, с вкраплением дантиста и скульптора. Странным образом, Мордион казался более непринужденным с Ямом, чем с ней или Челом.

Чел серьезно сидел, положив руки на колени, наклонившись вперед, чтобы видеть всё, что делает Мордион. Он не мог поверить, что Мордион не причиняет Яму боли, и не переставая шептал:

- Всё хорошо, Ям. Всё хорошо.

Мордион повернулся, чтобы взять увеличивающие очки, прежде чем заняться крошечными деталями левой ноги Яма, и заметил состояние Чела. Он мог сказать, что Ям ничего не чувствует. Однако Чел не поверил бы ему и продолжил бы беспокоиться, но при этом стал бы стыдиться своего беспокойства. Лучше пусть Ям сам покажет Челу, что у него всё отлично. Пусть Ям поговорит о чем-то еще, кроме антикварных работ.

- Ям, - позвал Мордион, отвинчивая оболочку левой ноги, - из того, что ты раньше сказал Челу, вытекает, что ты находишься внутри этого паратипичного поля некоторое время. Оно влияет и на тебя?

- Не так сильно, как на людей, но я, несомненно, восприимчив.

- Удивительно. Я думал, машина должна быть невосприимчива.

- Это из-за природы поля, - объяснил Ям.

- О? – произнес Мордион, изучая сотни крошечных механизмов ноги.

- Поле индуцировано машиной. Устройством, известным как Баннус. В течение многих лет он бездействовал, но не был выведен из строя. Думаю, он как я: его никогда нельзя полностью отключить. Что-то случилось недавно, что включило его на полную мощность. И в отличие от меня, Баннус может, когда он полностью функционален, извлекать энергию из любого пригодного источника. В этом времени в этом мире много пригодной энергии.

- Это объясняет силу поля, - пробормотал Мордион.

- Но что такое Баннус? – спросила Энн.

- Я могу лишь сказать, что я заключил из собственного опыта, - ответил Ям, повернувшись, чтобы посмотреть на Энн – Мордион терпеливо последовал за ним по кругу. – По-видимому, Баннус берет любую ситуацию и людей, данных ему, вводит их в поле тэта-пространства, а затем с почти полным реализмом разыгрывает сценарии, основанные на этих людях и этой ситуации. Он делает это снова и снова, изображая, что случится, если люди в ситуации примут то или иное решение. Я сделал вывод, что он создан, чтобы помогать людям принимать решения.

- Значит, он играет со временем, - сказала Энн.

- Не совсем. Но не думаю, что его заботит, в каком порядке разыгрываются сценарии.

- Ты говорил это и раньше, - заметил Чел – он заинтересовался и почти забыл о беспокойстве за Яма. – И я и тогда ничего не понял.

- Я говорил это много раз. Баннус не может подделать мою память. Я знаю, что мы четверо обсуждали Баннус – здесь и в других местах – уже двадцать раз. Он может продолжать заставлять нас это делать, пока мы не придем к наилучшему выводу.

- Я не верю! – воскликнула Энн.

Но проблема состояла в том, что она верила.

Мордион откатился от ноги Яма и поднял очки на голову. Как и у Энн, вопреки нежеланию верить Яму, у него возникло сильное чувство, будто он уже делал это раньше. Ощущение крошечного инструмента в руке, резкий запах сосны над головой и жесткий шорох ее иголок, накладывающийся на звук реки внизу, были неприятно и навязчиво знакомы.

- Как думаешь, к какому выводу машина хочет нас подвести?

- Понятия не имею, - ответил Ям. – Может, что мы не те, кто решает. Мы лишь актеры в чьей-то пьесе.

- Не я, - сказал Энн. – Я важна. Я – это я.

- Я очень важен, - объявил Чел.

- Кроме того, - продолжила Энн, похлопав Чела, чтобы показать: она знает, что он тоже важен. – Я не желаю, чтобы мной помыкала машина. Если ты прав, она заставляет меня делать кучу всего, чего я не хочу.

- Нет, - возразил Ям. – Ничто не может заставить человека или машину делать что-то, что противоречит их природе.

Мордион вернулся к работе над ногой Яма. Он знал, что он нисколько не важен. Каким-то образом то, что Ям считал, будто они лишь актеры в чьей-то пьесе, сняло груз с его души. Но когда Ям сказал, что никто не может действовать против своей природы, он обнаружил, что так дрожит от чувства вины и тревоги, что ему пришлось прервать работу из страха повредить Яма.

Энн тоже размышляла над этим:

- Но машины могут быть изменены. Ты был изменен, Ям. А у людей полно самых странных скрытых свойств, с которыми Баннус может работать.

Поэтому он чувствовал вину, с облегчением понял Мордион. Он вернулся к кропотливой, микроскопической регулировке ноги Яма. Эта машина, Баннус, использовала некоторые очень странные и отталкивающие уголки его натуры, чтобы заставить его создать Чела. А причиной чувства вины было понимание: когда Баннус решит, что верный вывод достигнут, он закроет поле. И тогда Чел перестанет существовать. Вот так просто. Что он натворил! Мордион вернулся к работе, похолодев от ужаса.

Тем временем Энн смотрела на свои часы и твердо говорила себе, что ей пора идти. С нее хватит этого Баннуса. Когда она встала и начала спускаться по отвесным скалам, Мордион оставил Яма с торчащим из ноги проводником и поспешил за ней.

- Энн!

- Да? – Энн остановилась и посмотрела вверх на него.

Она всё еще испытывала к Мордиону не слишком дружеские чувства – особенно сейчас, когда обнаружила, что ее запихивали в один за другим сценарии с ним.

- Продолжай приходить сюда, - попросил Мордион. – По своей собственной свободной воле, если возможно. Ты приносишь пользу мне и Челу. Ты всегда указываешь на истину.

- Теперь это может делать Ям, - холодно ответила Энн.

- Нет, - попытался объяснить Мордион, прежде чем она спустится к реке, где не сможет его слышать. – Ям знает факты. Ты способна проникать в суть.

- Правда? – Энн была достаточно польщена, чтобы задержаться на полпути к реке.

Мордион не сдержал улыбки.

- Да, главным образом, когда злишься.

-5-

Если бы только Мордион не улыбался! Энн была уверена: именно эта улыбка заворожила ее, заставив вернуться после обеда. Она никогда не встречала подобной улыбки.

- Он думает, я забавная, - фыркнула она, когда шла домой. – Он думает, я ем у него с рук, когда он улыбается. Это унизительно!

Из-за этого она пришла домой бледная и дрожащая. Или, может, из-за того, что за ней гнались люди в доспехах. По крайней мере, они не преследовали их вниз по реке. Или Баннус не дал им преследовать. Или, может, всё вместе!

Папа поднял на нее взгляд из кресла, в котором отдыхал, слушая новости.

- Ты переусердствовала, девочка моя. Ты выглядишь истощенной.

- Я не истощенная. Я злюсь! – возразила Энн. Потом, поняв, что никогда не сможет заставить такого прямолинейно мыслящего человека, как папа, поверить в Баннуса, тэта-пространство, не говоря уже о мальчике, созданном из крови, она вынуждена была добавить: - Злюсь на то, что устала, я имела в виду.

- Вот-вот. Ты встала с кровати только этим утром, и уже уходишь – пропадаешь на целый день, – не задумываясь! Так ты снова сляжешь завтра с вирусом. Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы появиться в школе в этом семестре? Или нет?

- В понедельник, - сказала мама. – Мы хотим, чтобы ты была здорова и вернулась в школу в понедельник.

- Учиться осталось всего два дня, - вставил Мартин из угла, где он раскрашивал карту, подписанную: «Пещеры будущего». - Нет смысла возвращаться на два дня.

Энн бросила на него благодарный взгляд.

- Нет, есть, - возразила мама. – Если бы я только была внимательнее, когда училась!

- О, не надо про эту скукотищу! – пробормотал Мартин.

- Что ты сказал? – спросила мама.

Но папа прервал ее:

- Ну, если осталось всего два дня, зачем заставлять ее идти? С таким же успехом она может остаться дома и окончательно поправиться.

Энн оставила их спорить на эту тему. Мама, похоже, побеждала, но Энн не слишком возражала. Два дня ее не убьют. И в эти два дня Баннус не сможет использовать ее как статиста для чьих-то чужих решений. Было хорошо – нет, было настоящим облегчением – вернуться домой, где обычным способом в споре принимали нормальные решения. Энн села на диван, глубоко вздохнув, расслабляясь.

Мартин посмотрел на нее:

- Сегодня на позднем сеансе идет «Чужой».

- О, хорошо!

Энн вытянула руки за головой и тут же решила, что больше никогда не приблизится к лесу Баннерс.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

-1-

На следующее утро Энн держалась своего решения. Теперь Ям присматривает за Челом, сказала она себе. Очевидно, он и был тем ненастоящим человеком, которого она попросила поле дать Челу, когда Мордион этим заниматься не собирался. Но Баннус сотворил немало причудливых фокусов, чтобы заставить Энн поверить, будто она оказалась в две тысячи каком-то году, и еще более причудливо поработал над мужчинами в доспехах. Похоже, он наслаждался, пугая людей и заставляя их чувствовать себя неуютно.

- Хватит с меня этой машины! – заявила Энн своему зеркалу.

Тот факт, что она всё еще видела в нем над своим левым плечом серую машину, припаркованную в тупике, только укрепил ее решение.

В любом случае, была суббота, а у них с Мартином по субботам имелись определенные обязанности. Мартин ездил с папой в фургоне – сначала к поставщикам, а потом доставить фрукты и овощи в мотель. Энн ходила по магазинам. Чувствуя себя очень добродетельной и решительной, Энн отрыла в кухонном шкафу старую коричневую сумку для покупок и зашла в магазин, чтобы получить от мамы деньги и список. Мама выдала ей обычную вереницу инструкций, отвлекаясь на заходящих покупателей. Это всегда занимало много времени. Пока Энн стояла у прилавка, ожидая следующего маминого изречения, Мартин как молния промчался мимо навстречу Джиму миссис Прайс.

- Отметь мелом неделю, когда мне не придется заниматься этим вместо тебя, - сказал он, просвистев мимо.

Бедный Мартин, подумала Энн. Последние несколько суббот, должно быть, были тяжелыми для него. Она не задумывалась об этом, когда лежала в постели.

- И не забудь газеты, - заключила мама. – Вот еще десять фунтов оплатить счет, хотя и не думаю, что столько понадобится, даже учитывая новый комикс, который Мартин получил за то, что ходил по магазинам вместо тебя. Я хочу увидеть сдачу, Энн.

«Вот и верь Мартину! – подумала Энн. – Мой брат берет взятку за всё». Что будет, когда Мартин вырастет и станет командовать округой? Выходя из магазина, она улыбалась. Всё было восхитительно нормально, безопасно банально, вплоть до брызг мелкого дождика. Улица была благополучно серой. Остальные люди, ходившие за покупками, выглядели раздражительными, что вызвало у Энн еще большее чувство безопасности, потому что именно этого следовало ожидать. Она даже смогла терпеливо выслушать болтовню миссис Прайс, пока покупала газеты. Миссис Прайс тоже вела себя совершенно обычно.

Довольная, Энн подняла наполненную сумку и направилась обратно к дому.

И снова опустила сумку на мокрый тротуар, уставившись на человека с мешком, идущего ей навстречу.

Сначала Энн подумала, что это монах. Но коричневая мантия была недостаточно длинной, а под ней виднелись узкие брюки. И высокая фигура казалась кривобокой из-за свернутого плаща на одном плече. У него была чудная прогуливающаяся походка. И Энн знала эту походку.

Мордион улыбался сам себе на ходу. Энн видела, как остальные покупатели реагировали на его улыбку. Некоторые были встревожены, некоторые смотрели подозрительно, но большинство улыбалось в ответ, будто не могли устоять. При виде Мордиона здесь, на Лесной улице, субботним утром Энн испытала причудливое потрясение, пробежавшее по ее коже болезненной дрожью.

- Что ты здесь делаешь? – обвиняюще спросила она, встав у него на пути.

Улыбка Мордиона стала шире и теперь предназначалась исключительно ей.

- Привет, - ответил он. – Мне было интересно, встречу ли я тебя.

- Но что ты здесь делаешь? – повторила Энн.

- Хожу за покупками. Этой зимой нам сильно не хватало еды – пока мне не пришло в голову, что я могу купить еды здесь.

«Этой зимой?» - подумала Энн. Она бросила быстрый взгляд на левое запястье Мордиона. Порез зажил не больше, чем ее колено. Баннус снова играл со временем.

- Но чем ты платишь?

- Не проблема. У меня, похоже, много денег.

Видимо, на лице Энн отразилось недоверие, поскольку Мордион добавил:

- Смотри. Я покажу тебе.