Читаем Книга о зрелищах полностью

Итак, не предписывается смотреть на не позволенное; а в не позволенное изменено хитростью диавола святое. Пусть их научит стыд, если не может научить священное Писание. Писание при научении дает подразумевать кое-что более; щадя стыдливость, оно потому особенно и запрещает что-либо, что совсем умалчивает о нем. Если бы истина снизошла наконец до выяснения всего, то она имела бы весьма худое мнение о верных своих. В заповедях, для большей пользы необходимо умалчивать о некоторых предметах; а то ведь часто увлекаются тем, что запрещается. Потому-то, когда что излагается в Писании, то умалчивается об ином, и о том, о чем умолчано, говорит, вместо заповедей, и разум и строгий взгляд на дело. Пусть только каждый поразмыслит сам с собой, пусть поговорит с единоверным своим; и – он никогда не сделает ничего неприличнаго, потому что собственное мнение будет иметь тогда более веса. Что запрещено в Писании? Запрещено смотреть на то, что запрещается делать. Говорю, Писание осудило все роды зрелищ, когда отвергло мать всех игрищ – идолослужение, от которого произошли все эти чудовища суеты и легкомыслия. Ибо какое зрелище без идола? Какое игрище без жертвоприношения? Какое состязание не посвящено кому либо из умерших? Что же делает истинный христианин присутствуя на них? Если он убегает идолопоклонства; то зачем – будучи святым, находит удовольствие в вещах запрещенных? Зачем, в противность Богу, одобряет суеверия, которые любит, когда смотрит на них? Пусть он знает, что все это изобретение демонское, а не Божие.

Тот безрассудно заклинает в церкви демонов, кто увеселения их хвалит на зрелищах; кто, отрекаясь раз на всегда от диавола и загладив все в крещении, идет от Христа на зрелище диавола, тот отвергает Христа, как отвергал диавола. Идолослужение, как я сказал уже, есть мать всех игрищ; чтобы привлечь к себе христиан, оно обольщает их наслаждениями зрения и слуха. Ромул первый, когда вознамерился похитить Сабинянок, посвятил игры Конзу – как бы богу совета. Затем другие, когда настал в Риме голод, для возвращения туда народа, выдумали публичные игры, которые потом посвятили Церере, Бахусу и прочим идолам, а также и умершим. Состязания греков в пении, в игре на музыкальных инструментах, в красноречии, или в силе, имеют покровителей себе в различных демонах, – и если поискать начала и повода установления того, что или привлекает взоры или льстит слуху, то причиной окажется или идол, или демон, или умерший. Таким образом хитрец-диавол, знавши, что идолослужение само в себе может показаться отвратительным, соединил его с зрелищами, чтобы заставить полюбить его ради наслаждения.

Нужно ли продолжать еще более? Или – нужно ли еще описывать те ужасные роды жертвоприношений, на которых иногда, чрез обман жреца, и человек бывает жертвою, – на которых теплая, так сказать, кипящая кровь, принятая из горла в чашу и плеснутая идолу, как бы жаждущему, в лице, варварски подносится для питья, – на которых, наконец, в числе удовольствий зрителей предлагается смерть некоторых, чтобы посредством кровавого зрелища научаться жестокости, как будто мало у человека своего собственного неистовства, если не учиться тому публично? Для казни человека выкармливается дикий зверь, чтобы он как можно свирепее неистовствовал пред взорами зрителей: искусник учит зверя, который, может быть, был бы гораздо смирнее, если бы хозяин не учил его свирепствовать. Умолчу о других предметах, похваляемых идолослужением. Но сколько пустоты в самых состязаниях? Спорить из-за цветов, препираться в беге на колесницах, домогаться почестей, радоваться, что конь был быстр, сокрушаться – когда был очень ленив, считат лета скотины по временам консулов, изучать ее возрасты, обозначать поколение, припоминать самых дедов и прадедов, – какое во всем этом пустое занятие? или лучше – как, скажу, гнусно и бесчестно выслушивать перечисляющего на память все поколение лошадиной породы, и без ошибки с великою скоростию пересказывающего все это! Но спроси его сперва о предках Христовых: он их не знает, и знать было бы для него большим несчастием. Опять, если я спрошу его, каким путем он пришел на зрелище; то признается, что пришел чрез непотребный дом, чрез обнаженные тела блудниц, чрез публичное распутство, чрез публичное бесчестие, чрез низкую похоть, чрез всеобщее бесславие. Положим, что он так поступил случайно; но он видел, чего не нужно было делать, и все же обратил взоры свои на идольское зрелище в следствие похоти: он дерзнул, если бы это возможно было, принести с собою в непотребный дом все, что было в нем святаго; спеша на зрелище по выходе из церкви и, по обыкновению, неся еще с собою евхаристию, этот неверный принес в среду студных тел блудниц святое тело Христово, заслужив за путь, чрез который прошел, горшее осуждение, чем за наслаждение зрелищем.