Читаем ХВ. Дело № 2 (СИ) полностью

По рядам фамиларов пробежал лёгкий шорох. Иного ответа, впрочем, и не требовалось.

— Отлично! — капюшон качнулся в кивке. Кисти рук, жёлтые, сухие, словно обтянутые тонким старым пергаментом, выпростались из рукавов хламиды и простёрлись к неофитам, переставшим, кажется, дышать от осознания пафоса момента. Собаки, безошибочно уловившие жест хозяина, одновременно издали короткий горловой рык. -Тогда — начнём!

[1] Своего рода народные кружки, распространившиеся в Австрии (позже в Германии) с конца 19 века. Ф. занимались исследованием и ритуализацией событий и символов немецкой истории, литературы и мифологии, практиковали занятия хоровым пением, гимнастикой, спортом.

Лето как-то незаметно подошло к концу. В один августовский день Антоныч объявил на общем построении, что коммуна переходит на «обычный порядок проживания». А значит — сворачиваем лагерь, сдаём на склад палатки и койки, занимаем привычные спальни, от которых успели немного отвыкнуть. А ещё начинаются занятия в школе, для которых нам, спецкурсантам, придётся как-то выкраивать время в своём и без того безумно плотном учебном графике.

Проверка знаний, обещанная мне заведующим школой ещё в самый первый день моего пребывания в коммуне, подтвердила принятое тогда же решение: меня записали в седьмую группу. Это означало пусть кратковременное, но всё же расставание с Марком и Татьяной, которых ожидала старшая, десятая группа, и я пожалел, что не рискнул продемонстрировать «избыточные» знания, чтобы оставаться вместе с друзьями. Особой беды в этом, впрочем, не было: в нашей программе осталось всего несколько «общих» предметов. Литература и русский язык, география, зоология, алгебра с геометрией — вот, пожалуй, и всё. Предполагалось, что недостающие знания мы с лихвой восполним в «особом корпусе».

Тем не менее, сесть за парты вместе с обычными коммунарами, имея возможность хоть ненадолго отвлечься от возложенной на нас «особой миссии» — это был любопытный опыт. Я, пожалуй, был бы даже рад этому, если бы не хроническая нехватка времени, из-за которой по утрам мы с трудом отрывали головы от подушек. Выспаться хотя бы часиков семь подряд — эта мысль маниакально владела каждым из спецкурсантов…

В последних числах сентября предметов у нас прибавилось. Начальство решило выполнить обещание, данное в начале обучения. Во время очередного общего собрания зам Гоппиуса (тот всё ещё торчал в Москве) объявил, что начинаются занятия по вождению автомобиля, и проходить они будут прямо здесь, в коммуне, а так же на окрестных просёлочных дорогах. Для этой цели из Харькова пригнали потрёпанный грузовичок АМО — от нашего ветерана он отличался открытой кабиной без дверок с откидным брезентовым верхом. На бортах кузова красовалась выполненная большими белыми буквами надпись «Осоавиахим». Все спецкурсанты получили осоавиахимовские удостоверения и красивые эмалевые значки (вписанная в шестерёнку пятиконечной звезда, на фоне которой перекрещивались винтовка, пропеллер и газовый баллон), каковые немедленно и нацепили на свои юнгштурмовки. Первое занятие назначили на ближайший понедельник, а пока мы развешивали по стенам специально выделенного в «особом корпусе» класса осоавахимовские агитплакаты и стенды со схемами двигателей, коробок передач, аэропланов в разрезе и противогазов. Руководил процессом инструктор, присланный вместе со всем этим богатством — от него мы и узнали, что кроме занятий по автоделу и химзащите (предполагалось и такое), спецкурсанты должны пройти и парашютную подготовку на базе харьковского аэроклуба. Надо ли говорить, какой восторг вызвало это известие у моих однокашников? По рукам заходили брошюрки с картинками, посвящённые «парашютизму» (ещё одно забытое словечко!), появились знатоки «Ирвингов» и РК-1, свободно рассуждающих о недостатках и преимуществах тех или иных систем.

Меня эти ожидания возбуждали не так сильно, как других спецкурсантов. В прошлой жизни мне довелось совершить несколько прыжков, а так же приобщиться к банджи-джа́мпингу (прыжки с большой высоты с прицепленным к ногам эластичным тяжем), и я не с таким трепетом, как остальные, ожидал поездки в Харьков, где в городском парке отдыха уже год, как действовала парашютная вышка.

Собака издала горловое рычание. Верхняя губа при этом вздёрнулась, обнажая здоровенные жёлтые клыки, уши прижались к голове, зрачки, превратились в чёрные точки-колодцы на жёлтом фоне радужки. Тёмно-рыжая шерсть на холке поднялась дыбом, предупреждая: «ещё шаг — и брошусь, вцеплюсь, запущу зубы в тёплое, живое, пульсирующее…»

Человек предупреждениям не внял — как словно и не заметил взгляда зверя, немигающе, прямо уставленного ему в глаза. Он словно и не видел ничего — смотрел и сквозь собаку, и сквозь стену позади неё. Шаг, ещё шаг, ещё полшага… Правая рука вытянута вперёд, пальцы чуть согнуты и дрожат, но не от страха, а от сумасшедшего внутреннего напряжения.