Читаем Ход слона полностью

Промежуточные звенья событий исчезали для Ноленца в черном провале. Он не помнил, как вышел из парикмахерской и свернул за угол, быстро удаляясь в сторону глухих окраин. Вид незнакомой местности, наконец, привел его в себя.

Сморщенная старушонка собирала в лукошко рассыпанный крыжовник.

- Бабушка, какая это улица? - спросил ученый.

- Пятисобачий переулок, касатик, Пятисобачий...

Блеснула река... Лужайка... По склону - курные избы, деревня. Пестрота двускатных крыш, шатры, гребни, золоченые маковки. А подальше - город, каменный, глухой.

Тонкая девичья фигурка появилась на лужайке.

Два всадника ехали по росе.

Под одним - конь сер, правое ухо порото. Парчовый чепрак в каменьях. Властный всадник бьет бровью, косит. Второй спешился, схватил девушку за плечи.- "Вот ты где, голубушка!" - Рванулась. Белая сафьянная рукавица ударила в зубы.

- Что вы делаете?! - пронзительно закричал Ноленц и потерял сознание. В мозгу его раскрылся ослепительный радужный подсолнух... Поплыло над ним сизое гудящее пятно..................

1

...Шумел круг Москвы бор от ворот Боровицких. Бежали по гребням крыш орлы, единороги, грифы да сиринптица. Скрипели качелки, вертящиеся колеса; выкликались непристойности. Толпился на уличках празднишный народ, гудел.

Неладно говорили про новую царицу: "зело она на злые дела падущая".Иван Васильевич взял жену из Черкасской земли - Марью Темрюковну. Третий день в Кремле пировали. Сыпали все колокола трезвон.

Стояли на белокаменных подклетах деревянных хоромы великого князя. Слитно брянкали цимбалы, домры и накры. Перед Красным крыльцом собрались песельники, накрачеи. Веселые люди, охорашиваясь, шуточки пошучивая, поддражнивали их.

В Столовой полате за двумя столами сидело двести человек гостей и бояр. Своды полатные были подписаны: изображалось на них звездотечное движение,- беги небесные и смиренномудрые назидания царю.

От царя к боярам, вразвалку, шли через стол чаши.

Сидел Иоанн за столом вольяшного золота. По правую и левую руку одетые в белый бархат рынды. На нем- опашень, оксамиченный золотом, и шапка на пупках собольих; на серебряной цепи - рака с багряницей Спасовой и зуб Антипия великого от зубной боли. Царь сидел прям, сухощав и высок, сопел тонким выгнутым носом, обводил желтым глазом полату, бил бровью, косил.

У смотрительного окна, что в тайнике, летник - в дорогах желтых гилянских, подложен крашениной лазоревой, по белой земле рыт мох червчат.

Секли смуглый царицын лоб темные брови. Держала в ручке опахалыю атласное: о середке - зеркальцо; белы перья, черно дерево индейское; часто гляделась в него. Подле нее на столике, крытом раковиной виницейскою,подарок заморского гостя - кипарисный шкатун: полон разных фарфурных сткляниц с пахучими для рук и лица водками, а на нем бил красными перьями царской попугай "Абдул".

Снова меж столов стольники, кравчие и боярыни. Высоко над гостями плыли на славу доспетые кушанья: щучьи головы с чесноком, рыбьи похлебки с шафраном, жареные лебеди и павлины, заячьи почки на молоке и с инбирем.

Ели руками человек по пять с одного блюда, складывали на тарелках кости, стопами опоражнивали мед.

Разносили вина: рейнский "Петерсемен", бургундскую романею, мальвазию и аликанте; пряные зелья: кур с лимоном, дули в сахаре, левашники, смокву да инбирь. Громко ели, тяжело наливались хмелем гости.

Всех перепил обритый голо брат царицы - Кострюк.

Один намедни лишь из Колывани воротившийся боярин склонился к соседу, кивая на невеликого ростом че-ловека с сизыми сросшимися бровями, в черном платье на немецкий манер.

- В милости он у царя, а особливо у царицы,- молвил тихо боярин.Се-лютой волхв, нарицаемый Елисей.

Ныне на Москве - волшба да гульба, да правеж - казнь лютая. Не можно сыскать, кто бы горазд грамоте был,учиться-то негде. А допреж сего училища бывали, и многие писати и пети умели. Но писцы, и певцы, и чтецы славны живы по русской земле и доднесь...

Сидел подле царского места царевич Иоанн, он меж гостей "мудрым смыслом сиял", вел с ним беседу магик Бомелий, Елисей.

Мрачен, не в себе был царской любимец молодой Шкурлатов.- Навек упали в душу горючие, синесветые глаза, тугая рассыпчатая коса. Лишь приметил за тыном - на другой день приехал к боярину челом бить.

Позвал старик в горницу дочь, да не ту, а порченую, должно, сестру ее меньшую. В грязи подол; схожа лицом, а корежит всю и разумеет худо. Спросил Шкурлатов: - Полно! Твоя ли это дочь, боярин?

- Верно говорю: моя. Кого хочешь, спроси,- не лгу.

- Добром прошу, не морочь! - Отдай девку!

Встал боярин, перекрестился на образа, замолчал и бороду - как по ветру пустил.

Так ни с чем и уехал.

Было то в середу, а в канун пяточного дня прибежал к Шкурлатову дьяк Таврило Щенок с известною речью: - Блудлив-де царь. Опасаются его да охальных людей бояре. И смотрел-де ты дворовую девку, а боярская дочь, Арина, в светелке сидит. Солживил дьяк, оговорил боярина, во хмелю на него зло удумал.

- Аринушка то была, да прикинулась о ту пору падная немочь, дурная, ничем непособная болесть...