Читаем Изломы первой Чеченской (СИ) полностью

  Михайлов заметил подъехавшую "коробочку", из БТРа осторожно вытащили раненого со жгутом на ноге. "Накаркал", - подумал он и подошел к больному. Солдат, совсем мальчишка, физически явно не тянул на свои паспортные восемнадцать. Что-то было в его лице непосредственно детское: то ли худоба молодила его, то ли черты лица отставали в мужском развитии. Светлый пушок на его подбородке еще не братался с бритвой, а русые волосы и светлые глаза придавали лицу больше нежности, чем мужской воли. Нецелованый, наверное, еще любви не познавший, а уже фронтовик с боевым ранением... Война перемешивает всех - молодых и старых, калечит, ломая судьбы. Сидеть бы ему сейчас в аудитории вуза или техникума, грызть гранит науки, вечерами ходить на танцы, волноваться от слабого пола, а не валяться на госпитальной койке. Какая же это доблесть прославленной армии - пустить необученного солдата в бой? Не "Москва ж за нами"!..

  - Заносите, - скомандовал Михайлов и пошел мыть руки.

  Натирая их щетками, пытался отогнать привязавшиеся мысли, но вместо этого вспомнил лермонтовскую "Бэлу": "...Чеченцы, хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки..." Социальный нарыв лопнул на Кавказе, исторически славящемся необузданным нравом и военными конфликтами. И теперь гибнут здесь простые люди - чеченцы и русские, идет борьба вер, денег и властей, замешанная на невинной крови, которую пьют зажиревшие бонзы.

  "Фу, лезет в голову всякая дрянь", - сказал про себя Михайлов и пошел в операционную. Руки привычно делали свою работу, мозг сосредоточился на ревизии раны и возможных осложнениях. Закончив, обрадовался - не лезли больше в душу страшные мысли.

  Солдату особенно тяжело на войне, когда видит он, что является пушечным мясом, товаром в чьей-то игре. Михайлов снова вышел на свежий воздух, вдохнул полной грудью: "Эх, сейчас бы домой!" Пусть в Сибири еще нет таких теплых дней, лежит снег, но разве можно променять родной дом на южное тепло?.. Собраться бы с друзьями, отметить конец своих военных дней и никуда более не уезжать в добровольно-принудительном порядке!..

  Михайлов вытащил сигареты, предложил их подошедшей операционной сестре.

  - Что, Зина, погреться вышла?- спросил он. Та кивнула, прикуривая. - Вчера мне два блока "Бонда" привезли. Говорят, в Маздоке скидывают цены бородатым военным.

  - Боятся, наверное. Бородатые спецназовцы с поля боя - злые. Ездят-то в основном на "Тюльпан", - ответила Зина.

  Михайлов помолчал, перевел разговор на шутливый тон:

  - Хорошо-то как, Зина! Был бы свободный, женился б на тебе. А ты кого-нибудь присмотрела?

  - Кого тут присмотришь? - вздохнула она. - Желторотые салажата да женатые мужики... Снимут колечки и табунятся... А ППЖ - это не по мне.

  - Слово-то какое подобрала... Ничего, скоро война кончится, найдем тебе красавца.

  Зина вздохнула тоскливо, выбросив недокуренную сигарету, и ушла в госпиталь.

  "Э-э... - подумал Михайлов, - уже нашла кого-то. Женатый, видимо... И на войне природа берет свое..."

  Зина зашла в сестринскую и неожиданно расплакалась: "Пень толстокожий, хотя бы раз посмотрел..." К ней заглянул раненый с букетом искусно подобранных прошлогодних трав и веточек, и она сорвалась:

  - Уйдите все, кобели проклятые! - она обхватила голову руками, замолчала и уставилась в одну точку...

  Не женское дело - война. Не сладко мужчинам, а слабому полу вдвойне. Хрупкие женские плечи военной медсестры выдерживают немалый груз. Ее ласковые руки заживляют раны, отдавая сердцам раненых теплоту матери, сестры, любимой, но и у них накипает внутри. А изливается душевная боль слезами, освобождая место для чуткости, доброты и нежности...

  Зина глянула на часы, засуетилась, приводя в порядок лицо. Пора в перевязочную. "Не заметил бы", - подумала она, подпудривая припухшие веки. Когда он зашел - покраснела, готовая натянуть маску чуть ли не на глаза, и первый же инструмент подала невпопад. Михайлов посмотрел внимательно, не подавая вида, привычно обратился к раненому. Он любил поговорить на перевязках - это снимало стресс, отвлекало и уменьшало боль.

  - Давай, сынок, рассказывай: кто, откуда, где служил?

  - Пономаренко я, доктор, из Сибири. Неужели не помните?