Читаем Избранное полностью

Избранное

Не помню, что он говорил о других перспективах. Я уже не слушала его. Я с тревогой прислушивалась к своим ощущениям: его дела меня совершенно не интересовали, я была поглощена собственной тоской.

— Это ужасно, но я безнадежно скверная, — сказала я.

Взглянув на меня с удивлением, он сжал мою руку.

— Милая Эва, вздохни поглубже и перестань копаться в своих переживаниях, как в старых платьях.

— Ладно. Давай лучше сходим в кино.

Он кивнул головой, и мы пошли. Я взяла его под руку. Перед кассой толпилось много народа. Пишта стал в очередь. На прощанье я погладила его по руке. Обернувшись, он посмотрел на меня. Я пробралась сквозь толпу, вышла на улицу и побрела сама не знаю куда. Потом я села в автобус, через несколько остановок вышла и опять поплелась по улице, ничего не замечая вокруг.

По-видимому, я бродила довольно долго; ноги у меня точно свинцом налились, и тогда я поняла, что уже поздно. Я опять села в автобус, сошла где-то возле Сенной площади и там столкнулась с Тибором.

— Ну? Вы совсем пали духом. Теперь самое время обольстить вас, — со смехом изрек он.

— Не возражаю, — сказала я.

Я окинула беглым взглядом квартиру Тибора. В ней не было ничего особенного, обычная мастерская одинокого художника; там царил страшный беспорядок. Тибор болтал, но я его не слушала. Он налил в рюмку рома, купленного в валютном магазине, я выпила, хотя и не люблю ром, а затем молча начала раздеваться.

Спустя некоторое время, лежа ничком на диване, я свесила вниз голову и стала водить рукой по рисунку на ковре. Все было ничтожно, бесцельно и бессмысленно.

— Я гадкая, мерзкая трусиха, — твердила я, и мне нравилось, что Тибор встречал смехом каждый мой новый эпитет: он, видимо, радовался, что мне тошно, радовался, что все-таки заполучил меня, хотя и не испытал, очевидно, от этого большого удовольствия. — Теперь уже ничего не изменится, — сказала я, — Я буду просыпаться в одной постели, чтобы перелезть в другую. Тьфу… Но что делать? Жить в однокомнатной квартире и, приготовив ужин, поджидать по вечерам мужа? Который при этом даже не муж… Эх, тогда нужно было поселиться в Шомоде… И обсуждать с агрономшей, хорошо ли несутся ее куры… Как у тебя получаются, моя дорогая, такие замечательные соленые огурчики? Ты, наверное, кладешь в рассол хлебный мякиш? Вот как? Великолепно… И укроп? А кроме укропа, ничего не добавляешь?

— От малосольных огурцов у людей портятся зубы, — сказал Тибор.

Набросив халат, он занимался приготовлением кофе, а я со злорадством думала: вот человек, на которого мне наплевать, а я делюсь с ним своими переживаниями. Смешно.

— Нет, нет… — прошептала я и, выпив рому, который он мне дал, тупо уставилась перед собой. — Я способна только блистать… Я не боюсь враждебных стихий, трудных задач, животных, людей… Я как будто ничего не боюсь. Но я трусиха, мне внушает страх будничная, однообразная жизнь, раннее вставание, работа, езда в битком набитом трамвае, стояние в очередях за свининой по пятницам и вечернее мытье посуды. Нет.

— Все одно к одному, — сказал Тибор.

— Мне, в сущности, следовало бы покончить с жизнью.

— Ну, что ты! Ты самая великолепная женщина из всех, с кем я имел дело.

Я молчала.

Держа чашку кофе в руке, он подсел ко мне и стал снова ласкать меня. Я почти не обращала на него внимания. Разглядывая узоры на ковре, я думала, что теперь уже до самой моей смерти ничего не изменится.

1961

Перевод Н. Подземской.