Читаем Искатель, 2017 №8 полностью

«Почти три месяца я здесь, — пронеслось у него в голове. — Три месяца! Здесь же и сдохну. Не сейчас, так зимой. Зимой-то мне точно конец».

Эту мысль он воспринял с необъяснимым спокойствием. Это его встревожило. Почему грозящая с наступлением холодов гибель не страшила его? Он уже намеревался докопаться до сути столь странной безразличности, но тут крик раздался в третий раз. Он был ужасным и призывным, словно выманивал Теда из его логова.

Тед слетел вниз по лестнице и выскочил под расцветающее неровной зарей небо. Лес вокруг поляны был бездвижен и нем. Неужели примерещилось? Конечно, примерещилось: кому тут было кричать? Тед даже успел вздохнуть с облегчением, но тут в ложбине, делящей мрачные заросли тсуги на две части, показалась фигурка задыхающегося от долгого бега мужчины. Он растерянно озирался, не зная, что ему следует предпринять.

Тед замер. Ему вспомнилось, что накануне его поразил странный звук, донесенный далеким эхом. Звук был громким и протяжным и напоминал рев корабельного тифона. А теперь этот человек… Он уже несколько месяцев никого не видел и успел уверить себя в том, что был единственным обитателем плато.

«Откуда он здесь взялся? С южной стороны? Так там вроде нет воды. Я, конечно, не все плато обследовал, но…»

Тед уже сделал несколько неуверенных шагов навстречу мечущейся фигурке, как вдруг вслед за беглецом с края ложбины ринулись две черные тени. Преследуемый закричал, протяжно и с отчаянием. Это был полувопль-полурык измотанного физическим усилием и сломленного неизбежным человека. Он бросился вверх по противоположному склону.

Тед призывно поднял руку и вскрикнул:

— Сюд…

Но голос предал его еще до того, как он осознал, что чуть было не навлек на себя беду. Его крик вышел слабым да тотчас и осекся.

«Дурак! — выругал он себя. — Хочешь, чтобы они пришли сюда за тобой? Надо было купить пистолет или ружье, пока магазины еще не были разграблены. А у меня ведь даже ножа нет…»

Спотыкаясь и беспрерывно оглядываясь, Тед кинулся обратно в свое убежище. Он взобрался через отверстие в потолке на второй этаж и втянул приставную лестницу внутрь. Люка, которым можно было бы закрыть отверстие и отгородиться от внешнего мира, не было.

Причитая и чуть не плача, Тед повалился на постель. Его бил озноб: он только что стал беспомощным свидетелем чужой насильственной смерти и сам чуть было не погиб.

Крики больше не долетали до него, хоть он исподволь и вслушивался в тишину за пределами своей конуры. Тед надеялся никогда не узнать ни того, что сталось с тем незнакомцем, ни что это были за тени — звери ли, люди ли, которых следовало опасаться не меньше, чем разъяренного гризли или голодной пумы. Очутившись на этом плато, он почувствовал было себя в относительной безопасности, но теперь ему стало ясно, что думать так не стоит.

Похоже, шансов выжить у него не было. О том, что творилось за пределами плато, можно было только гадать. Но оснований считать, что все разрешилось само собой и рухнувший мир вдруг возродился хотя бы в минимально стабильной и безопасной форме, не было.

Можно ли было избежать случившейся катастрофы?

«Нет, — отвечал себе Тед. — Мы сами к этому шли. Даже бежали навстречу беде, радостно вывалив по ветру язык и выкатив невидящие глазки. Я бежал — за себя ручаюсь. Хоть отец и предупреждал, что это плохо кончится. Хотел бы я, чтобы он хоть раз ошибся. Пусть один-единственный раз. Но именно в этот раз…»

Однако отец не ошибся, как не ошиблись и прочие провозвестники неизбежного апокалипсиса. Теперь Тед и сам понимал, что тот был неизбежен, раз все к нему так спешили. И еще он пришел к выводу, что спешащий к своей гибели человек — скорее правило, чем исключение.

«В нас заложен этот механизм самоуничтожения — испытывать судьбу на прочность, — думалось ему. — Но кем заложен? Наверное, природой. Разве природные механизмы не заставляют действовать схоже людей разных культур и поколений? И не просто схоже действовать, а иметь схожие желания и устремления! Самоубийственные желания и устремления».

Теда бил озноб. Он окончательно осознал свою трусость. Стыдно ему не было. Он был не из тех, кто стыдится своих поражений. Но его угнетала досада, что он способен лишь на жесты малодушия.

«Это ничего, — успокаивал он себя. — Человек не в состоянии полностью познать себя, пока не познает свою — нет, не силу — слабость. Я всего лишь познал себя. Вот и все».

Слава богу, хорохориться и строить из себя героя было не перед кем. Оставалось немногое: забыть о неприятном откровении; забыться сном, где тихоокеанский пляж согреет и приласкает; не помнить, чтобы не знать.

Знакомство Теда Миллера с огнестрельным оружием состоялось в возрасте лет девяти, когда отец заглянул с ним в одно из местных отделений банка «Кредитные Галеры».