Читаем Иннокентий Смоктуновский. Без грима полностью

Мои первые впечатления о работе папы в театре относятся к тому времени, когда мы уже переехали в Москву в 1972 году. В столицу артист Смоктуновский был приглашен Михаилом Ивановичем Царевым и режиссером Борисом Ивановичем Равенских для работы в Малом театре, на роль царя Федора в пьесе Алексея Толстого «Царь Федор Иоаннович».

Иногда отец брал меня на репетиции, а потом и на спектакли. Когда я видела его в роли царя Федора Иоанновича, то воспринимала как главного человека на сцене – ведь он играл царя, а я уже знала, что царь – главный человек в государстве. Весь папин облик, его поведение полностью соответствовало моим представлениям о главном человеке.

Однажды во время гастролей с этим спектаклем в Киеве, где зрители очень тепло приветствовали ведущий Московский театр, во время поклонов, папа вывел на сцену и меня. Я стояла между царем и царицей, и это было очень торжественно. Но потом за такой экспромт папе сделали замечание, а он любил экспромты.

Позже, на спектакле «Иванов», я смотрела представление из-за кулис. Декорация являла собой стену с окнами. Чтобы ближе видеть участников спектакля, я сидела за кулисами у окна по ту сторону стены. По ходу действия папа оказывался совсем близко к этому окну, и я могла уловить его взгляд. Мне казалось, что отец может как-то подать мне знак, что тоже видит меня. Но он не видел меня, он был полностью поглощен событиями, происходившими на сцене. Иногда даже, придя домой после спектакля, папа не сразу освобождался от образа, все еще продолжая в нем жить, а потом постепенно приходил в себя, в свое привычное состояние.

В 1992 году я участвовала с отцом в одном спектакле. Его мы готовили с режиссером Виталием Ланским по пьесе «Из жизни дождевых червей» Пера Улова Энквиста о сказочнике Гансе Христиане Андерсене.

Папа играл Андерсена. В этом спектакле, кроме него, были заняты известные актеры театра им. Маяковского Надежда Бутырцева – она играла возлюбленную Андерсена, актрису Ханне Хейберг, Александр Лазарев, который играл Хейберга, а я играла старую мать Ханне, и еще в начале каждого действия у меня был танец-воспоминание Ханне о ее детстве, когда она училась в балетной школе. Отец был очень требователен к нам, но в первую очередь – к себе. Он замечательно играл Андерсена, пытаясь донести до зрителя духовную сущность замечательного сказочника. Андерсен в папином исполнении был добрым, влюбленным и веселым человеком – таким, каким и должен быть самый настоящий сказочник. В спектакле звучала музыка Альфреда Шнитке. С этой постановкой мы с большим успехом гастролировали по разным городам Америки.

Не менее удивительным, на мой взгляд, был спектакль «Господа Головлевы», поставленный выдающимся режиссером Львом Додиным. И снова отец играл не просто плохого человека. Как он сам говорил, эти плохие и даже отвратительные черты в той или иной степени свойственны большинству людей. Он создавал такой причудливый, но живой и узнаваемый образ. Это было настолько увлекательное зрелище, в котором сошлось буквально все: фантасмагорический спектакль, потрясающая постановка Льва Додина и великолепная игра Иннокентия Смоктуновского.

Великая роль отца – общепризнанная вершина его театрального творчества – образ князя Мышкина в спектакле «Идиот» в БДТ. На эту роль его пригласил легендарный Георгий Александрович Товстогонов. Увидев Смоктуновского в роли Фарбера в фильме «Солдаты», Георгий Александрович был потрясен его глазами, он увидел «мышкинские глаза». Сначала репетиции шли очень тяжело, несколько месяцев ничего не получалось. Но однажды в коридоре «Ленфильма» папа увидел человека, который, не смотря на спешащих людей, стоял отрешенно и был углублен в чтение какой-то книги. И весь его облик дал отцу новый импульс, что-то новое открылось для него в образе героя Достоевского.

Главной в папиной жизни стала именно эта роль. Работая над ней, он узнал, что надо, оказывается, не играть, а стараться БЫТЬ, жить в образе. Пытаться открыть внутренний мир героя, попытаться познать себя.

Образ князя Мышкина был решен на таком высоком уровне, что стал откровением не только в папиной творческой биографии, но и во всей театральной жизни страны. Отец часто говорил о Мышкине: «Я ничего не играл. На глазах жил, на глазах умирал». Из прекрасного человека, подобного ангелу, к концу спектакля уходил ум, рушилась человеческая гармония, и на сцене сидел идиот. Можно сказать, что на этом спектакле зрителей посещал гений Достоевского. Они приобщались к миру удивительного героя – Льва Николаевича Мышкина. Шел конец 1957 года. Когда наше общество очень нуждалось в доброте, очень нуждалось в человеке, совпали – и драматургия Достоевского, и момент времени.