Читаем Я, арестант (и другие штуки со Скаро) (ЛП) полностью

Вся дрожа, я разворачиваюсь и направляюсь к выходу. Мне ужасно не нравится эта штука! Она меня пугает. Словно странный артефакт, у которого есть какое-то важное, возможно, смертельное предназначение, до которого я не могу додуматься, хотя, по идее, должна. Наверное, точно так же я бы чувствовала себя, глядя на какого-нибудь хищника.

Сверхъестественного.

Когда мне и правда было мало лет, поздними вечерами я часто устраивалась на качелях, стоявших на заднем дворе, и смотрела на звезды. И мне было интересно, насколько они далеко от нас, и есть ли там что-то живое.

Потом я шла и спрашивала маму, что она об этом думает.

— Звезды — это всего лишь огонь, — отвечала мама. — И они только для того, чтобы светить над Землей. Ничего там не живет, Элиза. Только свет.

Никогда не любила это объяснение. Оно все делало напрасным. Кроме того, на физике нам рассказывали, что звезды сделаны из горящих газов, так же, как и солнце. Когда я рассказывала об этом маме, она смеялась и говорила, что прежде всего Бог разжег газ. Так мило — объяснить все Божьей волей, но мама не думала о вещах с научной точки зрения.

Тогда я шла и спрашивала папу.

— Ну что ж, расскажи, что ты об этом думаешь, Элиза? — спрашивал он меня, сидя за кухонным столом, сжимая в пальцах сигарету и проверяя сочинения. Такой вопрос нравился мне больше, так что я отвечала папе, что, по-моему, в космосе обязательно должна быть другая жизнь, потому что он очень велик, и невозможно, чтобы там было пусто. О, чудесные старые деньки. Роскошь, когда можешь позволить себе не бояться. Папа кивал, серьезно сжимая губы.

— Звучит неплохо, — говорил он мне.

Иногда во время подобных бесед один из нас поднимал голову или поворачивался, и видел маму, стоявшую с грозным видом в дверях. Почему-то ей не нравилось, когда я разговаривала о таких вещах. И, уходя играть, я иногда слышала, как она ругается с папой.

— Не поощряй ее, Теодор, думать о всякой чепухе!

— Брось, пусть пробует! У нее есть право думать, о чем хочется!

К тому моменту я уже снова сидела на качелях и думала, что же я сделала не так. Последнее время мама с папой ругались все чаще и чаще. Пользуясь случаем, Малькольм подкрадывался ко мне с мячом под мышкой. В этих ссорах он винил меня. Не говорил прямо, но по его лицу это было понятно. «Просто держи рот на замке, Элиза». Ага, может, это бы помогло нам всем держаться вместе.

И да, в детстве у меня было полным-полно проблем. Мелких, но все-таки проблем.

Одной из них были мама с папой. До сих пор не понимаю, с чего это меня так удивило их решение о разводе, когда я отправилась работать в полицию.

Еще одной — Сюзанна Уоткинс в балетной группе.

Другой — взрослые парни в школе.

Позже появился Горшок.

О да.

И тот черный танк, который ошивался в Челси.

Он был из тех штук, которые порой видишь, но на самом деле никогда о них не вспоминаешь. Не слишком часто. Он скользил по улицам только рано утром, как мусороуборочная машина. Порой я возвращалась из школы, едва успев попрощаться с Мелани, и он был там, исчезал в глубине переулка. Заглядывал на чай к мусорнику. Однажды, клянусь, я видела его на крыше; он торчал там, словно камера наблюдения. И пугал меня до чертиков. Даже не знаю, почему. Я даже спрашивала о нем у родных. Сначала у Малкольма.

— Думаю, это какая-то машина для уборки, — пожимал он плечами, выстраивая на полке фигурки любимых персонажей. Очевидно, он тоже видел эту штуку, раз уж понимал, о чем я говорю. — Наверное, пробивает туалеты или что-то типа того, потому что на ней прицеплен вантуз.

Естественно, меня это бесило.

— Оно ведь светится синим, — сообщала я Малкольму. — Из телескопа, который прицеплен к его голове.

Малкольм снова пожимал плечами. Он часто так делал. И ворчал тоже. Родители постоянно говорили, какой Малкольм умный, потому что получает хорошие оценки, но ум в нем я видела нечасто.

— Наверное, там камера, чтобы он мог видеть, что делает.

Хихикая, я хватала пластиковую модель Оптимуса Прайма, вертела в руке.

— Может, на самом деле он робот-убийца и пришел всех нас убить!

— О, да, конечно! Помогите!!! — Малкольм внезапно разворачивался и хватал меня за лицо чумазой рукой, а я кричала и пихалась. У него были вши. — Злой робовантуз, повелитель грязных унитазов, пришел положить нам конец! Рррры!

Потом Малкольм начинал гоняться за мной по комнате, натянув на голову корзинку для мусора, и я едва не умирала одновременно от смеха и от попыток не наступить на барахло, старательно разложенное на полу опасными кучами.

— Мы все умрем! Оно присосется к лицу и никогда не отвалится!

Потом мы ржали до коликов в боку, потом шли обедать, хотя это и не было настолько весело.

Задним числом этот разговор казался слегка издевательским.

Правда, эта мысль слегка меня поддерживала. Механизм, напоминавший что-то из фантастики. Типа «Звездных войн». О да! Я б не назвала себя ботаном, но как вообще можно не любить такие фильмы? Даже если в них всего один женский персонаж.