Читаем И власти плен... полностью

«У вас много противников, — сказал заместитель. — Я не припомню столь сложного утверждения». — «Постараюсь оправдать, — отрапортовал я. — Надеюсь на помощь товарищей». — «Вам нужна своя команда. Этим займитесь в первую очередь. Окружите себя умными и преданными людьми. Преданными. — Слово «преданными» он повторил несколько раз. — Помните, я вас знакомил с Рябковым?» — «Да-а, у меня на даче. Он еще пел «Ямщик, не гони лошадей»…» Я помнил. Да и забыть трудно. Он выделялся и манерой одеваться, и манерой поведения: стареющий плейбой с внешностью безработного киноактера. Фамилию я, конечно, не запомнил. Я вообще грешу забывчивостью, когда дело касается фамилий, имен. «Рябков Алексей Емельянович. Запишите его телефон. Он мог бы стать одним из ваших заместителей». — «Но… — Скорей всего мне не следовало этого говорить, но я сказал: — Как я помню, там нет вакансий». Замминистра с силой вогнал карандаш в специальный карандашный ящик. «Вакансии генерального директора тоже не было, но она появилась. Осмотритесь, разберитесь. Я же не сказал: должен. Он  м о г  б ы  стать одним из ваших заместителей. Мы ценим личную инициативу. И самостоятельность ценим. Никаких напутствий говорить не стану. Месяца вам достаточно, чтобы оглядеться. Вы же не новичок в делах такого рода».

Я согласился на месяц. «И не тяните. — У заместителя была привычка провожать до дверей кабинета. — Все, что касается кадровых решений, реорганизации управленческого аппарата, вы должны осуществить в первые полтора года, а еще лучше — за год. Пока вы новичок, вам идут навстречу, выделяют средства, материалы. Умные и преданные вам люди. — Хозяин кабинета уже пожимал мне руку. — Преданные! Это главное».

Мне наплевать, кто чей родственник. Главное — дело. У Рябкова светлая голова, и слава богу. О родственных отношениях я узнал много позже. Конечно, пьяница, конечно, скандалист. Но не приглашать нельзя. Всего жене не объяснишь. Рябкова приглашаем.

— Как насчет Глушковых?

Я чувствую в голосе жены вызов. Скажи «нет» — и нарвешься на неприятность. Я пожимаю плечами. Глушковы — скорее друзья жены. Они вместе работают. «Видишь ли, — поясняет жена, — по крайней мере я всегда могу пораньше уйти с работы. Вполне возможно, он небольшой начальник, всего-навсегда заведующий кафедрой, но меня ценит». А как же не ценить, когда муж твоей сотрудницы достает тебе типовой финский дом? Всего жене не объяснишь. «От этого человека зависит моя заграница, — настаивает жена. — Так что не спорь, приглашаем!»

— Сударкины!

— Сударкины?! — переспрашиваю я. — При чем здесь Сударкины?

— Ты близорукий человек, Антон. Виктор Пантелеевич — народный художник СССР. Твой юбилей — это не просто встретились, разошлись. Это и признание твоего общественного авторитета. Пусть твои технари поймут наконец: Метельников — творческая, многогранная натура. Ему не чужды веяния духа. — Жена так и сказала, «веяния духа». — Ты видный мужик, Антон, пусть нарисует твой портрет. А на его должность мне наплевать. Подумаешь, ректор. Мы что, ректоров не видали? Ты знаешь мои правила. Наш сын будет поступать без всяких протекций. Я ему всегда говорила: посмотри на отца — он сделал себя сам. А Кира Константиновна, та вообще прелесть. Ты слышал, какие она чудеса вытворяет как уролог?

— Ну при чем здесь это? — пытаюсь я урезонить жену.

— К слову, Антон. Ни при чем, ты прав, но люди славные. Видеть их приятно. Это главное. Значит, договорились, Сударкиных приглашаем.

— А Левашовы зачем в списке? Ты же знаешь о наших отношениях. Они же не придут.

— Придут не придут — их дело. А приглашение послать надо. Ты выше кухонных дрязг. Ты протягиваешь ему руку примирения.

— Но почему я, а не он?

— Да потому что он в тебе нуждается во сто крат больше, чем ты в нем. Когда сильный протягивает руку слабому, это лишний раз подтверждает его силу.

Я засмеялся. Представил Левашова: бедняга потеряет сон, пытаясь разгадать причины моего поступка. Ну что ж, жене надо отдать должное — это тонкий ход. Мы еще долго спорим. Зачеркиваем, восстанавливаем, снова зачеркиваем. Наконец список готов. Еще раз прочесть его вслух, перепроверить, кого-то могли и забыть. Я верен себе, предлагаю не спешить, считать список черновым вариантом, вернуться к нему еще раз дней через десять. Жена повышает голос: и через десять дней вернемся, и через двадцать, о чем ты говоришь? Но предупредить нужно всех сейчас. Чем раньше люди будут приглашены, тем серьезнее они отнесутся к предстоящему событию, тем глубже прочувствуют его неординарность.

Итак, список готов. Жена с карандашом проштудировала его в последний раз. Я и сам был доволен: какая-то часть забот свалилась с плеч, и теперь уже никто не упрекнет меня в желании взвалить предстоящее событие на жену. По крайней мере этот список мы делали вместе. И хотя я был недостаточно тверд и в большинстве случаев мне пришлось уступить, чувство удовлетворения оказалось сильнее.